Волчье племя - Константин Викторович Еланцев

всего, решили ребята, что вернулся он назад, не решившись идти дальше. Только в институте Андрей больше не появился, а потом и уголовное дело об исчезновении закрыли.

  Не знаю, поверила Настя ему или нет,  но так и не сложилась их любовь. После института уехала она куда-то по распределению и больше они  с Сергеем не виделись.

  Но только потом слухи пошли в этих местах, что стали видеть в  палаточных лагерях и возле одиноких палаток то ли человека, то ли призрака

в альпинистском снаряжении. Ходит он бесшумно, заглядывает в палатки, рассматривает лица спящих. А у самого лицо чернее ночи, глаза пустые, пальцы на руках скрюченные.

  Знать, того ищет, Сергея, друга своего. Может отомстить хочет за гибель свою, а может про Настю узнать ….

  Петрович неожиданно замолк. И такая тишина стояла в зимовье! Слышалось только сопение студентов, да похрапывание их руководителя. Тот так и не дослушал рассказ. Знать раньше его знал, подытожил Петрович.

– Ну что, братцы мои, пора и спать! – посоветовал Петрович, и положив голову на свой рюкзак, сразу же уснул. Студенты ещё долго что-то обсуждали между собой, но потом, прижавшись поближе друг к другу, тоже замолкли.

  А утром горные туристы  отправились дальше по маршруту, руководитель показал Петровичу большой палец, мол, молодец.

– Петрович, – немного погодя спросил я,–  Что это ты за сказку студентам рассказывал?

– Сказку?– Петрович чуть замялся, – А я его видел….

– Да? – удивился я, – расскажи!

 Петрович неспеша подошёл к печурке и налил из закопченного чайника   ещё не остывший чай.

– Будешь? – спросил он.

– Нет, спасибо! Петрович, не томи!

 Он улыбнулся и уселся рядом.

– Тут такое дело –  это на Хамар-Дабане было. Есть такой красивый хребет у Байкала.

– Я знаю.

– Мы тогда на молибден по маршруту ходили, – продолжал Петрович, – Так вот, когда возвращались, я коллектора и маршрутного рабочего в лагерь отправил, благо, уже недалеко было, а сам задержаться решил – обнажение интересное заметил.

– Ну, и…

– А дальше интересно. Отколол несколько образцов, голову поднимаю, а рядом, метрах в пятидесяти, человеческая фигура стоит и на меня смотрит. Только знаешь, какая-то странная фигура. Вроде бы и человек, а вроде бы и нет. Понимаю, что никого из наших тут быть не должно. А этот сгорбленный какой-то, худющий, как моя жизнь! На глазах то ли очки горные, то ли глаза почерневшие. Когда присмотрелся, ахнул: глаз вообще нет, провалы одни! Хоть и расстояние было порядочное, только я это определил. Не по себе стало, а всё-равно крикнул:

– Что, парень, помочь хочешь?!

– А он?

– А он постоял немного и пошёл по тропе. Я за ним, было, а догнать не могу. Понимаешь, как не старался, а расстояние никак не уменьшалось! Я почти бегом, а он неспешным шагом. Что за чертовщина, думаю! Ходу прибавляю, а результата никакого. Не знаю, сколько его преследовал, только не на метр не приблизились друг к другу.  Тропа на перевал вывела. Вот тут он оглянулся. Я остановился, едва переводя дыхание. И, знаешь, таким ужасом повеяло от его взгляда, что до сих пор от того чувства мурашки по коже! Глазницы пустые, а лицо маской закрыто. Такие на подъёмы надевают, чтобы лицо не обветрилось, да на солнце не обгорело. Смотрит на меня, а у меня ноги немеют. Вот и всё, думаю, конец!

 Петрович поставил на столик пустую кружку.

– А дальше? – не вытерпел я.

– Постоял он так некоторое время, посверлил меня своим пустым взглядом и шаг в сторону сделал. Только…  в том месте, куда он шагнул, отвесная стена была, пропасть. Я, как только в себя пришёл, сразу к тому месту рванул. Знаешь, метров семьдесят отвес, живым остаться шансы нулевые. Ни звука падающего тела, ни криков, каких я не слышал. Просто шаг в сторону и… тишина. Да и потом, сколько не всматривался вниз, ничего подозрительного не заметил.

– Дела…

– Вот-вот! – подтвердил Петрович, – только ещё и продолжение было….

Я удивлённо посмотрел на него.

– Когда в лагерь вернулся, кто-то спросил, чего это я на Северной гряде делал.

– Это он был? – высказал я свою догадку.

– Скорее всего. Сначала на лагерь сходил, а потом ко мне пошёл. Только до сих пор не пойму для чего. То ли сказать что-то хотел, то ли предупредить о чём-то…. А через месяц, когда уже лагерь сворачивали, заметил всё на той же Северной гряде человека. Я его узнал. Хотел, было, парням показать, да передумал: зачем? Пусть бродит в своём одиночестве, ведь зла-то никому он не сделал! По крайней мере, я об этом не слышал. Вот и историю про него вспомнил, ту, что студентам рассказал.

Во всяком случае, теперь знаю, что он есть и что из себя представляет! И самое странное знаешь что? Ещё раз увидеть его хочу! Такое вот непонятное желание…. Может потому, что недосказанность в его взгляде увидел, боль какую-то.

 Мы стали собирать рюкзаки. Я ловил себя на мысли, что тоже хочу увидеть это, наверное, самое загадочное привидение. Только тогда я ещё не знал, мне придётся столкнуться с Чёрным Альпинистом  при весьма странных обстоятельствах. Всё это будет потом, а пока мы готовились в путь, чтобы спуститься в долину, где нас в базовом лагере экспедиции ожидал вертолёт.

Летучий эскадрон

 По всей многострадальной русской земле полыхала гражданская война. Над соломенными крышами хат некогда шумных, наполненных коровьим мычанием и голосами подвыпивших мужиков деревень, уже вовсю полыхало зарево страшного и необратимого пожара. Брат на брата, сын на отца, красный на белого…. Рубили, кололи, жгли. И по всем дорогам витал неприятный, наполненный ужасом и беззащитностью, трупный запах. Гибли сотнями, тысячами. Гибли за идею, за деньги, за право властвовать и повелевать. Стаи воронья кружили над безлюдными степями, и разрывалось небо от выстрелов, наполняя кровью и без того нерадостную жизнь русского народа.

 Полк красного командира товарища Кучеренко попал в сложную ситуацию. По флангам и в тылу барражировали разъезды атамана Дутова. А где-то позади, в результате несогласованных действий, остался основной костяк армии командарма Блюхера. Кучеренко нужна была подмога, удар с тыла главных сил, чтобы вырваться из ненавистного окружения. Будучи не кадровым военным, Кучеренко плохо разбирался в стратегии. Но в его груди горело негасимым огнём отважное сердце, его руки, познавшие тяжёлый молот кузнеца, крепко держали шашку, и зычный голос громко разносился над полком во время бесстрашных, накатывающихся лавиной на противника, атак.

 Кучеренко вызвал ординарца.

– А позови-ка мне, Антоха, Барыкина!

 Барыкин – боец средних лет, казак из малоимущих. Особой отвагой не отличался, но и за обозы не прятался. Был надёжен, любил коней, а главное стрелял очень метко. Так, навскидку, на спор мог поразить любую мишень, отчего имел в полку определённый вес и уважение.Только Кучеренко знал, что звали его