У парадного подъезда - Александр Архангельский

Антонов воюет с «рыночниками»; дело нехитрое. Но одно — воевать с теми, кто рынок фетишизирует, полагая его идеалом не только экономическим, но и — «духовным», для кого сытость действительно является смыслом и целью человеческого существования. И совсем иное — с теми, кто, стоя на христианских позициях, признают рынок необходимым минимальным злом, ибо он — единственная форма «торгового взаимоустройства» людей, которая, не претендуя на создание «царствия божия на земле», ненасильственно позволяет каждому человеку выбрать свой путь — путь купца, продающего все, чтобы купить жемчужину Царства Небесного, или путь богача, утешающего себя тем, что закрома его полны, и не ведающего, что завтра умрет. Одно дело спорить с кадетами, и совсем другое — с октябристами; одно — с теми, кто считает, что «право сильного», право богатого и удачливого и есть Справедливость, и совсем другое дело — с теми, кто убежден, что справедливым может быть только Бог, а дело человека — быть праведным. Антонов воюет с последними. Антигероями его статьи (чисто экономической стороны не касаюсь, — не специалист) становятся Лариса Пияшева и Василий Селюнин, ибо цель их — «смазать в нашем сознании различие между социализмом и капитализмом, чтобы облегчить решение задачи насаждения[24] идеологии торгашества, которая имеет мало шансов на успех, пока основная масса населения нашей страны остается приверженной социалистическим ценностям, принципу социальной справедливости». Что в этом пассаже «националистического» и «великодержавного», не пойму; зато коммунистического в нем очень много. И прежде всего — иллюзия, будто все призваны в этот мир для получения равной доли счастья; что у руля власти могут и должны находиться не богатые, знатные и компетентные, а бедные, честные и справедливые; что цель общества — не помощь нуждающимся через систему налогов и фондов, и ограничение капитала лишь в той мере, в какой он подавляет сам себя через излишнюю монополизацию, — а полный отказ от имущественного и классового расслоения общества…

И разве не теми же самыми социалистическими идеалами воодушевлялся Аркадий Салуцкий в статье «Умозрения и реальности» (1988, № 6), когда противопоставлял фермера — крестьянину, как «капиталиста» — «социалисту», или когда в беседе с застарелым марксистом профессором Сергеевым (многие помнят его энергично-однообразные выступления на съезде РКП) защищал идею плана и распределения как идею опять же справедливую? И здесь я тоже не вижу ничего специфически русского; нужно хорошо забыть историю России, чтобы утверждать, будто «фермерское» начало не свойственно ей; нужно отречься от крестьянского опыта русского Севера; нужно отвергнуть с порога столыпинские проекты земельных реформ…

Единственное «национально-религиозное» обоснование, которое дает право публицистам «НС» называть свой социализм русским, — это последовательное отрицание идеи революционного насилия, кровопролития.[25] То есть — своего рода христианизация социалистической идеи. (О чем впрямую и пишет Антонов.) Но ведь христианские ценности не обращены к обществу и его устройству; они обращены исключительно к личности (а в идеале — к Собору личностей). Если кесарь требует подать — что же, дадим, но сами мы — Божьи; если есть возможность стать свободными — станем, а если призваны в мир рабами — останемся в том звании, в каком призваны; если хочет богач спастись, он услышит мольбу Лазаря о подаянии, а не хочет по смерти пребывать в лоне Авраамовом — дело его; мир же во зле лежит, и любая попытка не себя лично из этого зла вытащить (да хоть за волосы, как то делал один небезызвестный литературный герой), а зло изъять из состава мира, в том числе социального, без крови невозможна История — и европейская, и отечественная — демонстрировала то не раз, да все не впрок.

Если бы М. Антонов написал о Святой Руси как цели особого духовного строительства, несовместимого с идеей личного обогащения и с теми, кто «не в Бога богатеет», — это было бы дело другое; границы Святой Руси не совпадают с земными границами и как бы размыкают наше Отечество «здешнее» в Отечество Небесное. Это строительство Божественного Космоса, которое наши отцы свершали через соборный подвиг молитвы[26], покаяния, духовного делания и которое попросту внеположно «экономике» и «политике». Но М. Антонов пишет о Руси в «нормальных» земных границах, подчиняющейся «нормальным» земным законам. И его отсылка к христианскому опыту — не более чем отсылка; самого опыта здесь нет.

И хорошо, что нет. Иначе христианский идеал, подкрепляемый бесконечно цитируемым учением Маркса — Энгельса — Ленина, был бы оскорблен коммунистической хулою, а марксизм, реанимируемый с помощью религии, чувствовал бы себя неловко. Впрочем, ему-то на страницах «национально-справедливого» журнала до 1990-го ничто не угрожало. Причем — в отличие от «Огонька» — «современниковский» марксизм имел не конъюнктурный, а искренне мировоззренческий характер.

О бесконечных статьях типа П. Мезенцева «Ленинский образ революции» (1987, № 4) или — Б. Гончарова «О Маяковском в борьбе с мещанством и бюрократизмом» (1988, № 2) помолчим; но о более серьезных работах скажем. «Социалистическое», «ленинское» публицисты «НС» отстаивали во всех областях; в литературной тоже. Николай Федь постоянно подчеркивал здесь, что «…революционной перестройке нужны смелые, убежденные в коммунистических идеалах и сильные духом люди» (1988, № 6), и «демократов» в лице Михаила Шатрова порицал за то, что «примеряются уже и к великому Ленину», а также «с дилетантской серьезностью» «муссируют» мнения, будто «нашему строю чужд дух социализма и вообще проблематична правильность нашего выбора» (1989, № 4). Тому же М. Шатрову доставалось от В. Бушина — нет, не за реанимацию революционной идеи, не за подновление ее с помощью «бухаринского резерва» — а за отступление от «ленинского» начала (1989, № 4). Сходные мысли высказывал О. Александрович; в статье «И падая стремглав, все отрицаю…» (1988, № 3) он берет под защиту начетническое литературоведение 60—70-х; кто имел несчастье получить советское филологическое образование, знает, чем были для нашей бедной науки труды А. И. Метченко и А. И. Овчаренко, С. М. Петрова и Л. Ф. Ершова: катком, с помощью которого давили любую живую мысль; а если и были у них оппоненты, то лишь еще более советские и социал-реалистические; их споры и ссоры не должны нас вводить в заблуждение: милые бранятся, только тешатся.

Но, быть может, самую откровенную статью на «эстетические» темы напечатал в эти годы на страницах «НС» Б. Гунько; многие обратили на нее внимание как на работу, восстающую против модели открытой культуры, но многие ли заметили, какие мотивы руководили «восставшим»? — отнюдь не «националистические», не «великодержавные». Именно «с широты взглядов, — писал Б. Гунько, — (…) медленно, неверно начиналось в ряде стран игнорирование марксизма, приводившее затем не только к тем или иным потерям, но и к кровавым антикоммунистическим вакханалиям. Аналогия (…) не из приятных, но только в этом направлении может вести отказ от принципов марксизма, от идеалов социализма» (1988, № 10). Как раз накануне спасительного для человечества развала «мирового лагеря социализма» и освобождения из этого «лагеря» миллионов восточноевропейцев «НС» устами своих постоянных авторов воздавал хвалу тем, кто расстреливал венгерское восстание 1956-го, «пражскую весну» 1968-го, кто помогал вводить в Польше декабря 1981-го военное положение… До казусов, аналогичных тому, что случился с «Молодой гвардией», напечатавшей восторженно-коммунистическое письмо из Румынии в самый разгар румынских событий, здесь не дошло; но главному редактору «Молодой гвардии», вечно-зовущему Анатолию Иванову слово предоставили (диалог с В. Свининниковым, 1988, № 5). Опять то же самое… Бухарин плох потому, что выступал против Ленина… в ГДР, Чехословакии, Польше «бывшие хозяева жизни использовали малейший шанс для того, чтобы расшатать скрепы нового строя»… их и следовало сажать, ибо разве «удержались бы они от соблазна при любой ошибке в беспрецедентно трудном строительстве, дающей возможность подогреть недовольство масс»?.. Обсуждать этой тогда было не очень интересно; а сейчас и вовсе скучно. Точно так же, как читать в статье Евг. Черныха «Наступление продолжается» (там же) оду всесильному сибирскому старцу Егору Кузьмичу, который в томский период своего партийного творчества «…сокращал время продажи спиртного, ограничивал число винно-водочных магазинов», создавая на морозе огромные очереди… Странно только, как могли «современниковцы» полагать свой журнал христианским, противопоставлять его земному, низменному «Огоньку», — и не помнить слов Апостола: «Если мертвые не воскресают… станем пить и веселиться, ибо завтра умрем» (Кор., 15, 32)? Что не в водке причина пьянства, а в неверии, в обессмысливании жизни?.. Впрочем, к религиозным канонам в «НС» всегда было своеобразное отношение; историк Аполлон Кузьмин даже решился упрекнуть… христианство за то, что оно «сохранило без осуждения и «Книгу Эсфирь» с празднованием Пурим… и далеко не христианские [по Аполлону Кузьмину] высказывания некоторых христианских пророков» (1989, № 3)[27]…