Легенды старого Киева - Вадим Николаевич Бурлак

И всполошились разбойники

Появилась нечисть так внезапно, что атаман и его хлопцы рты разинули, а ничего вымолвить не могли.

— Хотел со мной сыграть? Тогда нечего тратить время попусту! — нагло заявил черт и уселся за стол.

Поспешно перекрестились разбойники и молитвы стали нашептывать, а нечистая сила и глазом не моргнула — будто это его не касалось.

— Слышал я, что больно ты удачливый, атаман, когда играешь на всякие сверкающие цацки и прочую дребедень, — ухмыльнулся черт и ехидно поинтересовался: — А не побоишься со мной сыграть кое на что посерьезней?

Опомнился наконец Хапкий Луп и гордо заявил:

— Мне ли бояться! Хоть тысячу своих окаянных собратьев вызывай на подмогу — не дрогнет моя рука, и слово останется неизменным. Заявляю, и мои хлопцы тому порука: готов играть с тобой на все, что пожелаешь. Только на крест нательный, на коня и саблю мои не зарься.

— Больно они нужны мне! — черт засмеялся и презрительно сплюнул на пол.

И тут же его плевок превратился в золотую монету.

— Видал, верховода голов забубенных, что для меня значит золото? Я его вмиг сотворю — и на самого резвого коня, и на богатейшей отделки саблю. Ну, а от крестов я всегда подальше держусь… Даешь, атаман, слово при свидетелях, что не испугаешься играть со мной?

Тут уж Хапкий Луп разъярился. С досады сорвал с себя шапку и что есть мочи на пол швырнул:

— Принимаю любое условие, нечисть окаянная!..

— Играем два раза. Двойка — наше любимое число, — деловито заявил черт.

— Согласен, — кивнул Хапкий Луп.

— Может получиться так, что один раз ты проиграешь, другой раз — я, — продолжил черт. — И тогда каждому из нас придется нести свое тяжкое бремя.

Не на шутку всполошились разбойники, стали нашептывать атаману:

— Откажись, батько…

— Не погуби себя и нас…

— Задумал куцехвостый какую-то пакость, из которой не вывернуться…

— Отринь его лукавство…

Грохнул по столу кулаком Хапкий Луп и рявкнул в ответ шептунам:

— Молчать! Забыли, джигуны, олухи, что я всегда слово свое держу и отдаю карточные долги?!

Взглянул атаман прямо черту в глаза и приказал:

— Объявляй условие!

Тот, улыбаясь, оскалил клыки и заявил:

— Если я проиграю, то меняю свою масть — становлюсь рудым чертом.

— Как это понять? — поинтересовался Хапкий Луп.

— Делаюсь изгоем, чужим среди своих, вором и разбойником, — охотно пояснил черт и после паузы добавил: — Ну а твой удел, атаман, в случае проигрыша — идти в ярыги…

Всякое слыхали на своем веку разбойники. Но такого!..

Одни тут же выхватили ножи и кистени, другие бухнулись на колени и стали креститься, третьи принялись ругаться:

— Чтобы наш батько-атаман в сыщики подался?!

— Чтобы он, как паскудный ярыга, на братьев своих доносил и замыкал их в острогах?!

— Да по нашенским поняткам, мы такого перевертыша — ярыгу на ножах должны поднять, а потом — порвать на куски!..

Заскрипел зубами Хапкий Луп и едва слышно процедил:

— Поздно отказываться… Играем…

Поняли разбойники: их ропот добром не кончится. Смолкли, сникли удалые хлопцы. Лишь понурыми взглядами ловили каждое движение карт в руках игроков, да воровато косились на золотую монету, что по-прежнему на полу валялась.

Чертова ничья

Не отнять у нечистой силы ни прозорливости, ни упрямства. Если втемяшилось что-то в бесову башку, обязательно исполнит, даже себе во вред.

В первой игре победил атаман, а во второй — посланник сатаны.

В общем — „чертова ничья“…

Неловко поднялся из-за стола побледневший Хапкий Луп и, не глядя в глаза товарищам, заявил:

— Лучше удавлюсь или — в Днепр с кручи… Ну а с ярыгами-перевертнями сами, братцы, знаете, как поступать, — махнул атаман обреченно рукой и, не прощаясь, ушел.

Куда? О том оставалось лишь строить догадки.

Следом за Хапким Лупом поднялся и черт. Один глаз его смотрел на людей дерзко и насмешливо, другой — тоскливо.

— Прощайте, забубенные головы. Поднимите с пола мой золотой да залейте печаль свою. Не забывайте меня. Может, на ночных дорожках или в темных закоулках когда-нибудь свидимся… — Сказал — и будто растаял в воздухе.

Еще долго потом спорили и судачили разбойники, пропивая увесистый чертов золотой. А что дальше делать — искать ли по городу своего атамана или убираться из Киева, — так и не решили.

Кара отступникам

Вскоре по Киеву прокатилась волна убийств. С перерезанным горлом находили и богатых купцов, и нищих попрошаек, чиновников и ремесленников, солдат и аристократов.

Кто совершал эти злодейства, досужие горожане поняли сразу: „Рудой черт куролесит!..“ Догадаться-то догадались, а вот противостоять этой вражьей силе не смогли. Шли по Киеву обыски и аресты — но разве просто справиться с нечистью?

Поговаривали также обыватели, что появился в городе новый ярыга, который знает всех разбойников и воров, их схроны и тайные притоны. Многих упрятал в острог тот сыщик, а сам остается неуловимым для преступников и ловко избегает их мести.

Неизвестно, как долго продолжались бесчинства „рудого убийцы“ и неукротимого ярыги. Видимо, они обозлили киевских ведьм. Посовещались чародейки и громогласно объявили: „Конец чертовой ничьей!..“

Мало кто понял значение этих слов. Все стало ясно, когда Киев облетела весть: неуловимого для разбойников, удачливого ярыгу нашли повешенным на осине. То ли сам удавился, то ли бывшие дружки постарались. Такая же участь вскоре постигла и рудого черта.

В городе прекратились загадочные убийства. Но еще долго киевляне многозначительно повторяли одни и те же фразы: „Конец чертовой ничьей“, „Настигла кара и бывшего разбойника Хапкого Лупа и рудого черта“, „И лихие злодеи, и нечистая сила не любят отступников…“

Все были убеждены: рудого черта за то, что занялся не своим делом, казнили его бывшие собратья. Подвесили отступника в глухом лесу, но, в отличие от Хапкого Лупа, — не за шею, а за ноги. Да еще отсекли голову. Может, в те времена так было принято у нечистой силы расправляться с отступниками?

Киевские ведьмы оказались весьма хозяйственными особами. Явились они туда, где казнили рудого черта, и собрали его кровь. А потом использовали ее в своих зловещих обрядах, в колдовстве, в изготовлении ядов.

Исчезновение Яремы

Ошарашенный новым поворотом в своей жизни, Лукьян кое-как добрался до шинка, где его поджидал Ярема.

— Гэй, каламар-кадук, ты чего такой понурый? — весело крикнул ему атаман. — Неужто старая ведьма на порог не пустила? Где ж ты тогда пропадал?

— И в дом впустила, и работу дала, — поспешно ответил студент, не глядя на Ярему. — Она завтра к вечеру ждет меня.

— Ну, так не журись, писарская душа. Прими чарку за наш фарт: пусть золото