Плачущий осел - А Кобринский

-Нет, - перебил я Жлобделя, - такое питание, к вашему сведению, обычного много дороже обходится.

Скис главный редактор и отказался брать у меня интервью. Оно и понятно ему или сенсацию об НЛО подавай, или сказочку для представителей 2-й группы населения, что одного ореха в день вполне достаточно для полнокровной и здоровой жизни. Интервьюер, прежде всего, как это ни странно, интервьюирует самого себя, ибо задает вопросы, по ходу обсуждаемой темы, исходя не из стремления подать ее в истинном свете, а из иных мотивов подсвечивающих, искажающих - приводящих к аберрации. Здесь, например, существенную роль играет идеологическое направление печатного органа, в котором интервьюер работает. Здесь и общественное положение дающего интервью и степень его известности - является ли он знаменитостью и какой величины. И многое-многое другое. Короче, я знал заранее, что интервью, которое желает взять у меня Тереза Маршайн, не принесет мне внутреннего удовлетворения. Не потому ли вчера в полночь меня потянуло в апельсиновый сад? На тропинке, освещаемой лунным светом, я увидел призрачную фигуру в хитоне. Через каждые два-три шага, описывая концом посоха впереди себя полукруг, слепая, она приблизилась ко мне и, медленно шевеля сухими губами, спросила: -Давно ли ты знаком с Евстратом Лойфнаным? -Тридцать три года. Мы из одного города... -Ты всегда считал его стукачом? -Почти всегда. -Что значит почти? -Когда Лойфман подал заявление на выезд, я попался на эту удочку... Поверил. А вдруг не стукач? Была у него не работа, а синекура. Выгнали. И, действительно - землекопом начал вкалывать. И не на покойничках, а по-настоящему - на дорожных работах. Правда, мог бы найти и полегче и, когда кто-нибудь из его знакомых предлагал ему другой вариант, он отказывался. ?Пусть они видят, -говорил он, делая ударение на ?они? - что меня никакие трудности не испугают, что я твердо намерен уехать из этой страны?. В эти незабываемые дни появилась антисемитская статья обо мне и моей семье. Я был назван негодяем, отщепенцем, предателем... На все сто процентов керосином запахло. Напугали меня здорово. До активности довели. Кинулся я в Москву. С корреспондентам английской газеты ?Financial times? встретился. Разъяснил ситуацию. Днепропетровск - город закрытый. Упрячут, раздавят и растопчут - жаловаться некому. Выслушал меня Давид Сеттер. Спросил, как я отношусь к Брежневу. При этом показал пальцем сначала на свои уши, потом на стены, затем на потолок - мол, прослушивается. Я кивнул - молча поблагодарил его за дружеское предупреждение. Спрашиваю: -Вас интересует мнение на уровне анекдотов, или основанное на личных контактах? -На личных, - говорит. -Таких у пеня с генсеком не было. -Вы хотите выехать на Запад или в Израиль? -К себе! - говорю. -Нас еврейский вопрос не интересует, - и, помолчав, добавил, -если вы не обманываете пеня, что хотите попасть именно в Израиль, - вытащил записную книжечку, раскрыл, - вот вам телефон и домашний адрес. Этот человек поможет вам во всех ваших затруднениях. В том числе и финансовых.

Последнее было произнесено с ироническим ударением. Я подумал: ?А вдруг он не английский, а советский?? В надежде, что он все же ?английский?, оставил я ему книгу, мой самиздатовский экземпляр.

Встретился я и с указанным человекам - им оказалась Сахина. Зовут Аната. Первый вопрос: ?Как вы узнали мой адрес?? Рассказал. Отнеслась с явным недоверием. Позвонила куда-то. По-видимому, в корпункт. Назвала имя, отчество и фамилии мою - выяснила - убедилась, что я - это я. Был у меня в чемоданчике еще один экземпляр книги. Показал. Перелистала небрежна: ?Легче вам не станет от того, что вы реноме приобретете. Они никого и ничего не боятся. Если захотят сгноить - сгноят! Но, тем не менее, моя помощь вам может пригодиться. Вы теперь не только у них на заметке, - она улыбнулась, - и у нас тоже. Если с вами что-нибудь случится, у них это шито-крыто не пройдет?, - она говорила со мной, то и дело посматривая на часы. Чувствовалось, что она старается побыстрее меня выпроводить. На прощание она дала мне телефон некоего Геннадия Борисовича. Сказала, что он известный в Москве юрист. Борется за права человека. Бесплатно консультирует отказников. ?Покажите ему книгу. Иногда он помогает таким людям как вы реализовать творческую продукцию?. В же день мне удалось встретиться с Геннадием Борисовичем. Он дал понять, что к литературе никакого отношения не имеет, но у него есть круг компетентных знакомых. Он покажет книгу и, если они найдут ее полезной и нужной, он передаст ее на Запад. Мы расстались и поздним вечером я попытался уехать с Ярославского железнодорожного вокзала в Днепропетровск. У входа в здание вокзала по обе стороны двустворчатых дверей стояли милиционеры. Один из них, капитан, отвел меня в сторону. Потребовал паспорт. Записал данные. Вел себя вежливо. Возвращая паспорт, извинился и, почему-то, молодцевато прищелкнув каблуком, отдал честь. Я тут же подумал: ?Неспроста все это. Вычислили, гады. Начиная с корпункта следили. Теперь отыграются?. Я представил себе, что меня может ожидать - под ложечкой засосало.

Очередей у касс не было. Билет я взял без затруднений. Забрался на верхний полку. Заставил себя расслабиться. Растворился в ритмичных перестуках. К утру был дома. Вечером встретился с Евстратом. ?Книгу передал на 3aпад, - воскликнул он патетически, - держись! - теперь тебе в диссидентах до самой смерти числиться. Не выпустят тебя из Союза, а, впрочем, может и наоборот. Как ни крути, а в герои выскочил. До предателей Родины возвысился. И с корреспондентом встретился. И на нужных людей вышел. Завидую тебе. У меня никак такое не получается. Сижу в болоте и пузыри пускаю. А ведь я на Западе человек известный. Меня сам Кузьминский, тот что Штатах живет, включил в антологию русской поэзии. В свое время была у меня по работе халтурная возможность в Ленинград наведываться. Довелось мне там с литературным авангардом познакомиться. В том числе и с Кузьминским. Суди сам, большой я поэт или так себе, если он мои стихи выделил и запомнил?. ?Засунь свою поэзию, Евстрат, себе в задницу, - сказала Пусик, - у нас жрать нечего. Учись жить у человека, - кивнула она в мою сторону, - быстро нащупал золотую жилу. На московских отказников-активистов сходу вышел. Теперь по две посылки получать будет?. ?Дал бы нам пару адресов и телефончиков?, - сказал Евстрат и глаза у него загорелись...

Через некоторое время я решил навестить столицу еще раз. Корреспондент почему-то отнесся ко мне очень холодно. Сказал, что книга не содержит сенсационного материала и поэтому вряд ли заинтересует западного читателя. Признался, что оценить достоинства и недостатки моего творчества он не может по причине недостаточного владения русским языком и что он опирается на мнение одного из литераторов-диссидентов. Я попросил назвать этого человека, познакомить меня с ним. Корреспондент замялся и тут я почувствовал, что он мне не доверяет. Я попрощался с ним, стараясь придать натянутой своей улыбке подобие естественной. Позвонил Сахиной - сюрприз похлеще. Трубку подняла Пусик: ?В этом огороде тебе делать нечего, сказала она, мгновенно узнав меня по голосу, и многозначительно добавила, - мы уже здесь!? ?Вульгарная сука!? - эта фраза вспыхнула в мозгу и застряла в глотке, как застревает дыхание после нокаута. Удар был произведен подло, внезапно и ниже пояса. Лойфманы, выклянчив у меня московские телефоны и адреса, быстрехонько повторили мой путь, по ходу черня и поливая меня грязью. Я понял, что теперь и Сахина, и корреспондент, и Геннадий Борисович и отказники, с которыми эта тройка общается, будут считать меня с уст Евстрата и Пусик подсадной гебистской уткой - будут избегать общения со мной. Мое подозрение тут же подтвердилось. Немедля позвонил я Геннадии Борисовичу по поводу моей книги. Он сказал, что это не телефонный разговор. ?Дома принять не ногу?, - предупредил он без объяснений. Мы договорились встретиться у входа в метро, но ожидал я напрасно. Позвонил снова. ?У меня неожиданно заболел младший. Не могу оставить. Позвони вечером, когда жена придет?... И снова звонок, и снова условленное место встречи - результат тот же. Уехал я в Днепропетровск, словно оплеванный и хуже того. Преследуемый комитетчиками и отверженный своими, я ощутил себя в абсолютно безвыходном положении.

А. Кобринский, "ПЛАЧУЩИЙ ОСЕЛ", роман-дневник

продолжение V

-Как после этого сложились твои отношения с Лойфманани?

-Косвенное общение продолжалось. Они, то ли по указанию КГБ, то ли исходя из собственных садистских побуждений, распустили среди моих знакомых слухи, что меня опубликовали в Израиле, надеясь, что я кинусь выяснять так это, или не так. И я, по простате душевной, клюнул. Еще бы! - двадцать лет писал в стол и вдруг первая публикация. С трудом насобирал я сто рублей на поездку в столицу. Сторожен работал, а не министром. Приехал. Позвонил Сахиной. ?Евстрат, - говорю, - распускает слухи, что меня опубликовали в ?Двенадцати коленах?. Соответствует ли это действительности?? Известная отказница ответила: ?Какое вам дело до того опубликовали вас или нет?? Здесь довела она меня до крайности. Говорю: ?Вам сообщили, что ваша дочь попала в аварию и что находится она сейчас в больнице. Разве не спросили бы вы в какой? И если бы вам ответили, что не знают, разве не предприняли бы вы настойчивые поиски?? ?При чем тут моя дочь?!? - воскликнула заносчиво Аната Сахина. ?При том, что творчество писателя - это его ребенок!? ответил я со злостью и повесил трубку.