Лайм. Судьбе назло (СИ) - Генрих Эдуардович Маринычев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зак хмурился и деловито жевал губы, делая вид, что занят размышлениями. Но я прекрасно знал, каким будет его ответ. За свое спасение сиятельная Вортексская могла бы заплатить очень даже неплохие деньги, особенно если угрозе подвергалась ее дочь. Намного больше, чем я задолжал "кулакам". И Зак мог их заполучить, абсолютно ничем не рискуя (я, конечно же, не в счет). А если кто что случаем и прознает, то все можно будет списать на меня, которого, опять же, совершенно не жалко.
Босс делал вид, что сомневается, а я стоял перед ним и сходил с ума совсем по-настоящему. Ведь от его согласия зависела моя судьба.
Но я был уверен в его ответе. Что ни говори, а уличный вор просто обязан уметь разбираться в дебрях человеческих душ. И мелкая душонка Арни мне была видна как на ладони. Моя идея была ему понятна, была проста и осуществима. Все обнажено и открыто. Вот навар, вот цена. Все, как на весах. Деньги — риск. Риск — деньги. Какая чаша перевесит? Выгода есть, риска никакого. Кто ж не купится? Польстится любой. А он, Арник Зак, разве исключение?
— Итак, если я соглашусь на эту авантюру, то, что тебе нужно будет от меня? — уже по-деловому спросил "барон".
Я вздохнул с некоторым облегчением. Было видно, что он заглотнул мою наживку. Можно было несколько расслабиться и перевести дух. Но особо увлекаться этим не стоило. До конца было еще ой как далеко!
Итак, что мы имеем? Я гонец, Арник самолично дал на это добро.
Процесс пошел.
— Мне нужна "отлучка", — как можно более твердо сказал я и добавил: — Скаковая.
"Отлучка" была одним из изобретений нашего мира. Суть его сводилось вот к чему. Если какой-нибудь важной шишке, сидящей в тюрьме, нужно было передать некую весточку-указание во внешний мир, и сделать это вне бдительного надзора стражи и охраны, то происходило это примерно так.
Авторитет передавал сообщение одному из своих подопечных. Затем, за определенную плату (опять же денежную), старший надзиратель отпускал этого заключенного на волю. На час, на два. Гонец прибывал на заранее оговоренное место, где его уже ждали нужные люди. Там он отдавал переданные ему распоряжения, и получал важные сведения для своего босса. Таким образом, даже находясь в тюрьме, патрон мог не только быть в курсе всех происходящих дел, но и контролировать их. Потом гонец возвращался в тюрьму, соблюдая договоренные сроки.
Такова была идея. Поговаривали, что "отлучку" использовали не только для того, чтобы передать волю плененного авторитета на местных сходках, но и для более серьезных дел. Но об этом лучше было не говорить. Главное, — все оставались довольными. И "корона" и надзиратели. Одни решали свои архиважные вопросы, другие за пару часов прилично обогащались.
И не думайте даже помыслить себе о том, что во время таких вот "отлучек" заключенный-гонец мог себе позволить бесследно раствориться в утреннем тумане. "Отлучка" бралась под слово авторитета, и если гонец оказывался слабовольным, и не возвращался в положенный срок, то "корона" объявляла общий экстренный аврал. И по всем дорогам стремительно разносилась весть — найти и привести к воротам тюрьмы такого-то и такого-то. Ведь иначе страдал престиж, и ни о каких дальнейших "отлучках" не могло бы быть и речи. И то и другое было недопустимо. И сотни, тысячи хмурых субъектов, оторвавшись от своих темных делишек, пускались в неусыпные поиски. И это давало гарантированный результат. Всегда, стопроцентно.
Гонца доставляли к вратам тюрьмы максимум на вторые сутки после бегства. Живого или мертвого, это уже было не столь важно. Слово авторитета оказывалось нерушимо (ведь гонец таки вернулся), а охрана тюрьмы получала подотчетное тело, смерть которого всегда можно было списать на несчастный случай или попытку к бегству.
Конечно, по этому "отлучку" давали не везде и не всем. На такого рода предложения соглашались надзиратели лишь тех тюрем, что были далеки от любых портов или от непролазного леса. Претендующая на "отлучку" персона должна была быть действительно важной. Да и гонцов выбирали не из кого попало, а из самых сознательных и проверенных заключенных.
Я знал об этом не понаслышке, ведь сам несколько раз был таким гонцом.
— Ты получишь что просил, малыш, — твердо заверил меня Зак. — Три часа тебе должно хватить. Час туда, столько же обратно, и час на разговоры.
Я кивнул в ответ. Замечательно. Просто чудесненько!
— Мало того, — добавил Зак. — Я договорюсь, чтобы тебе дали разрешили помыться, потому как высокородные особы на дух не переносят дурно пахнущих личностей. И, вдобавок, достану тебе хорошую рубаху. А то ходишь полунагим, как босяк. Заодно и штаны свои постирай. А когда вернешься из помывочной, я предоставлю тебе тебя всю информацию о Вортексских, какую смогу найти в нашей каталажке. Понял?
Когда Зак вышел, я позволил себе вытянуть ноги, и на мгновение прикрыв глаза, откинуться на пыльную стену в полном блаженстве.
О боги! Неужели у меня всё получится?
<p>
Часть вторая</p>
Через час я, умытый, причесанный и в новой рубахе из небеленого полотна, стоял перед старшим надзирателем в полной готовности. Мрачный седой коротышка отдал приказ, и узкие деревянные двери отворились, дав нам возможность выйти наружу через такой же узкий и темный коридорчик.
Свобода! Взгляд, не останавливаемый преградами, дух, не стесняемый оковами. И повсюду — зелень, зелень, зелень. Сочная, мягкая, ласкающая взор.
К реалиям меня вернула опустившаяся на плечо крепкая и мозолистая рука.
— Итак, шрамолицый, у тебя есть всего три часа. Три, и не мгновением больше, — холодно сказал старший надзиратель. — Вот тебе оргаликс в полной сбруе. Если что случится с животным или с упряжью… ну, ты понял.
Я кивнул. Чего уж не понять? Со скакуном и с тюремным имуществом мне полагается быть предельно бережным.
— Если не вернешься к сроку… Впрочем, ты все знаешь, — злорадно просипел коротышка. — Брысь! — и, крикнув
