Синева - Борис Алмазов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тимоша вздохнул и опустил голову.
Дождь прекратился. Редкие капли падали в лужи, и по гладкой поверхности раскатывались широкие круги.
Тимоша подвинулся к огню поближе. Его знобило. Не то от сырости, не то от мысли, что он больше никогда не полетит.
— Дедушка, а откуда берутся крылья?
— Крылья-то? — хитро прищурился солдат. — Я так понимаю: крылья — штука особая. Потому их мало кто и видит. На обыкновенный-то взгляд их вроде и нет, они себя в деле являют… Вот и смекай: откуда они?
— Откуда? — не понял Тимоша.
— Не догадался?
Солдат положил широкую ладонь на Тимошину макушку, и рука эта оказалась такой тёплой и ласковой, что от неё по всему телу мальчика разлился ровный жар. Тимоша перестал дрожать.
— Не догадался, — сознался мальчик.
— Ну, например, работают два плотника. Дом строят. Один топориком тяп-ляп да всё на часы поглядывает, скоро ли ему на обед идти. А другой брёвна кладёт, как песню ведёт. Ему и обед не во вкус: всё назад к топору бежать норовит. Он и ночью на самой мягкой перине ворочается: о работе размышляет. Как бы посноровистей да получше сделать… Так что ему спать не даёт?
— Крылья?
— Они! Нет от них покоя. Но есть счастье. Потому как крылья эти — талант!
— Какой талант? — не понял Тимоша.
— У каждого свой. Кто песни петь мастер, кто сады сажать, кто лечить, кто учить. У каждого свои крылья.
Голова у Тимоши клонилась всё ниже.
— Дедушка, — прошептал он совсем тихо, — а я сегодня потерял свои крылья. Утром ещё были. Никто мне только не поверил. А были! Но теперь я уже и сам не верю, что смогу летать.
— Вот это беда так беда, — загоревал солдат. — Последнее дело, когда человек себе верить перестаёт. Это беда нешуточная.
— Что же… — спросил Тимоша, сдерживая слёзы, потому что это и был самый главный вопрос. — Как же я теперь жить буду?
— Да жить-то живут! И я на своём веку повидал, и ты ещё увидишь, как люди своих крыльев пугаются, — задумчиво сказал солдат. — Бескрылым-то жить — оно даже спокойнее. Но только смотришь, вроде у них всё есть: и удача, и покой. А они томятся, хлопочут, места себе не найдут. Потому как счастья нет! Несчастные они, те, что от полёта отказались. Бескрылые-то.
— И я? Я тоже буду несчастным? — прошептал Тимоша.
— Да что ты! Да лучше мне сто раз в том бою погибать, чем о таком думать, — вздохнул солдат, обнимая Тимошу за плечи. — Не можешь ты быть несчастным! Не должен!
— Да как же, если крыльев-то больше не будет! — заплакал Тимоша.
— Не реви! — сказал солдат. — Я-то у тебя на что? Давай вместе думать, как беде помочь.
— Может, упражнения есть какие? — подсказал мальчик. — Чтобы снова они выросли. Гимнастика лечебная?
Солдат засмеялся.
— Гимнастика, говоришь? Лечебная?
Тёплой ладонью он вытер слёзы с Тимошиных щёк.
— Вот что я тебе скажу: те, что бескрылыми становились, сами этого хотели! Им крылья были в тягость. А ты без крыльев томишься. Тебе без них жизнь не мила. Да и пропали-то они, можно сказать, не по твоей воле. Стало быть, надежда есть… Наш старшина, бывало, уж в какие переделки мы ни попадали, а всё приговаривал: «Не горюй, ребята. Живы, — значит, всё впереди!» Вот так, милый…
— Что же мне делать?
— Думать, — сказал солдат твёрдо. — Думать. С этого всякое дело начинается.
— А как?
— Что «как»?
— Думать-то?
— Это верно. Думать, брат, тоже надо уметь. А чтобы уметь, надо сперва научиться. Давай мы с тобой сначала вдвоём думать будем.
Солдат опустился на плиту и прикрыл Тимошу полою своего старого ватника.
— Упражнений, конечно, чтобы крылья выросли, нет, это тебе не мускулатура, а вот средство, чтобы они опять явились, должно быть!
— Какое средство? Лекарство, что ли? — не понял Тимоша.
— Да вроде того… Чудо.
— А… — разочарованно протянул мальчик. — Чудес не бывает…
— Как «не бывает»! — укоризненно сказал солдат. — Ты же сам летал, а такое говоришь.
— Это другое дело…
— Да вовсе не другое! И подвиг — чудо, и талант — чудо… Открытие любое — чудо! А ты говоришь — не бывает. Мы о другом давай будем думать: как оно, чудо это, получается? Вот у тебя, к примеру, когда крылья появились? — спросил солдат.
— Я Рекса, то есть чижика, летать учил. Чижику помогал. Он, дедушка, представляешь, инкубаторский. Без родителей… Его ни петь, ни летать не учили… Какая ж без этого птица? Вот я и…
— Вот и выходит… — задумчиво протянул солдат. — А я раненых вытаскивал. Вот ведь какая штука получается… Смекаешь?
— Нет, — честно признался Тимоша.
— Неужто не ясно, — удивился солдат. — Ведь как просто. Любой талант является, когда он другим на пользу служит!
— Понял! — обрадовался Тимоша. — Понял! Крылья тогда вырастают, когда другому нужен, когда на помощь спешишь.
— Точно! — засмеялся солдат. — А ты говорил, что думать не умеешь. Вот и соображай: чтобы крылья вернулись, нужно, чтобы тебя позвали…
— Кто?
— Тот, кто в беде оказался.
— Да… — грустно сказал Тимоша. — Разве узнаешь, кому помощь нужна?
— Это ты верно говоришь…
Солдат помолчал, сдвинул на затылок старую ушанку со звёздочкой.
— Настоящее горе чужого глаза сторонится, настоящая беда от людей глубоко хоронится. А ты сердцем старайся услышать. Человек в беде-то, может, и молчит, но душа-то у него кричит! А доброе сердце на тот крик отзывается. Понял?
— Да, — сказал Тимоша.
— Ну вот и ладно.
Солдат поднялся, поправил шапку.
— Что бы ни стряслось, какое бы горе тебе ни встретилось, помни, милый: мир добром стоит, а добро людьми делается.
Он потуже застегнул потрёпанный брезентовый солдатский ремень.
— Ступай, родной, не теряй времени. Помощь, она всегда требуется.
— Спасибо. Спасибо тебе, дедушка, — сказал мальчик.
— За что, милый ты мой?
— За то, что ты мне помог.
— Так ведь я на то и есть, чтобы в трудную минуту ко мне, к нам, то есть к тем, кто раньше тебя жил, обращаться. Ты только помни… Помни, что я… Что все мы всегда с тобой… Согрелся? Ну, ступай. Ступай, родной…
Солдат отступил назад, махнул рукой и словно слился с огнём, гранитом, с золотыми буквами имён…
Огонь трепетал на ветру, как шёлковый…
Глава пятнадцатая
«Давайте, я вас спасу!»
«Вот помогу кому-нибудь, — может, крылья и появятся?» — повторял про себя Тимоша, и душа его наполнялась надеждой.
Но кому нужна помощь? Вот уже почти два часа кружил мальчишка по городу, и никто не просил его помочь.
Туча вылила на город весь дождь и уплыла в сторону моря. Но светлее не стало. Осеннее небо нависло так низко, что едва не касалось крыш. Всё вокруг было мокрым: асфальт, зонтики в руках прохожих, что возвращались в этот час с работы, блестели мокрыми боками автобусы. Казалось, сам воздух наполовину из воды.
Тимоша вышел к реке. Благодаря этой реке город был знаменит на весь мир. Реку сковывали гранитные набережные, широкие железные мосты выгибали над ней спины. Короткими летними ночами мосты словно взмахивали крыльями и под ними проплывали многотонные баржи и многопалубные теплоходы. Днём по реке скользили яхты, работяги буксиры волокли плоты. В праздники в её водах отражались военные корабли и огни салютов. В неё, как в тёмное зеркало, смотрелись старинные фонари и дворцы, что выстроились на набережных.
Все в городе любили реку. И Тимоша тоже. Весной он специально приезжал к ней, чтобы посмотреть, как плывут по синей воде белые льдины и катаются на них чайки да вороны. Летом не было для мальчика большей радости, чем проплыть на речном трамвайчике мимо садов и парков, мимо старинных чугунных оград.
Иногда река сердилась, надувалась и перехлёстывала пенистыми волнами через каменные парапеты! И тогда машины катили по залитым водою улицам и поднимали буруны, как настоящие морские катера. Вода выплёскивалась из люков, растекалась по садам и паркам, вламывалась в подвалы. А в старинной крепости на острове посреди реки начинала тревожно палить пушка! Так с давних времён в городе объявляли тревогу.
Тревогу объявляли и по радио, и по телевидению. Специальные отряды по борьбе с наводнениями готовились отразить нападение разбушевавшейся реки.
И хотя Тимоша жил в новом районе, далеко от реки, и никогда наводнения не видел, но он легко мог представить себя в оранжевом спасательном жилете, с длинным багром в руках, на носу быстроходного катера, спешащего среди растрёпанных тёмных волн спасать утопающих!
Нет, он не хотел наводнения! Он понимал, что это бедствие, что оказаться в такое время в воде — несчастье. Но ему так хотелось кого-нибудь спасти!
Мальчик облокотился о холодный гранит парапета. Прямо внизу широкая река медленно накатывала чёрные волны на длинный песчаный пляж. Здесь, укрытые от холодного ветра высокой набережной, чуть ли не круглый год обитали загорающие.