Полное собрание стихотворений - Игорь Северянин

А кисть дразнила дерзновенное…

Он тихо таял, – он золотистей

Пылал душою вдохновенною…

Цветов побольше на крышку гроба:

В гробу – венчанье!.. Отныне оба -

Мечта и кисть – в немой гармонии,

Как лейтмотив больной симфонии…

1910. Апрель

ДЕМОН

Княжне Ар. Шахназаровой

Кавказ! Я никогда не видел

Твоих ущелий, рек и скал

И на арабце, чуя гибель,

В ущельях скользких не скакал.

Но страстная волна Дарьяла

В моей душе рождает гул;

Мне сердце часто повторяло,

Что порывается в аул.

Там где-нибудь в грузинской сакле,

Под стон унывной каманчи,

Еще легенды не иссякли -

Грез неистечные ключи,

Мне верится, твои Тамары,

О магнетический Кавказ,

Еще волшбят в чинарах чары,

Еще не кончили свой сказ…

Еще не высохла Арагва;

Еще не вымер Синодал,

Но Демон пламенно и нагло

Уж не возникнет между скал:

Теперь, когда проник в Эдем он,

Воссев на покоренный трон,

Томится пресыщенный Демон,

И ни о чем не грезит он…

1911. Ноябрь

НА СМЕРТЬ ФОФАНОВА

Поэзия есть зверь, пугающий людей.

Пока поэт был жив, его вы поносили,

Покинули его, бежали, как чумы…

Пред мудрым опьяненьем – от бессилья

Дрожали трезвые умы!

Постигнете ли вы, “прозаики-злодеи”,

Почтенные отцы, достойные мужи,

Что пьяным гением зажженные идеи -

Прекрасней вашей трезвой лжи?!

Постигнете ли вы, приличные мерзавцы,

Шары бездарные в шикарных котелках,

Что сердце, видя вас, боялось разорваться,

Что вы ему внушали страх?!

Не вам его винить: весь мир любить готовый

И видя только зло, – в отчаяньи, светло

Он жаждал опьянеть, дабы венец терновый,

Как лавр, овил его чело!..

Я узнаю во всем вас, дети злого века!

Паденье славного – бесславных торжество!

Позорно презирать за слабость человека,

Отнявши силы у него.

Дылицы

1911. Август

НАД ГРОБОМ ФОФАНОВА

ИНТУИТТА

Милый Вы мой и добрый! Ведь Вы так измучились

От вечного одиночества, от одиночного холода…

По своей принцессе лазоревой – по Мечте своей

соскучились:

Сердце-то было весело! сердце-то было молодо!

Застенчивый всегда и ласковый, вечно Вы

тревожились,

Пели почти безразумно, – до самозабвения…

С каждою новою песнею Ваши страданья множились,

И Вы – о, я понимаю Вас! – страдали от

вдохновения…

Вижу Вашу улыбку, сквозь гроб меня озаряющую,

Слышу, как божьи ангелы говорят Вам: “Добро

пожаловать!”

Господи! прими его душу, так невыносимо

страдающую!

Царство Тебе небесное, дорогой Константин

Михайлович!

1911. Май

ЛЮБОВЬ И СЛАВА

Я полюбил двух юных королев,

Равно влекущих строго и лукаво.

Кого мне предпочесть из этих дев?

Их имена: Любовь и Слава.

Прекрасные и гордые! владеть

Хочу двумя, чарующими, вами.

В ответ надменно блещете очами,

И я читаю в них: “Не сметь!”

Влекусь к Любви, – заносит ржавый нож,

Грозя гангреной, мстительная Слава.

К ней поверну, молю ее, – “Направо!-

Кричит Любовь: – А я-то что ж?”

“Вы обе дороги”,– стенаю. “Нет!”-

Ответствуют мне разом девы:

“Одну из нас, – кому свои напевы

И жизнь свою вручишь, поэт!”

Я выбрать не могу. Прочь, Смерть! – Рабов

Удел – самоубийство! выход найден:

Дай, Слава, мне питья из виноградин,

Tы отрави его, Любовь!

1912

ГЕРОИЗА

Мне улыбалась Красота,

Как фавориту-аполлонцу,

И я решил подняться к Солнцу,

Чтоб целовать его уста!

Вознес меня аэроплан

В моря расплавленного злата;

Но там ждала меня расплата:

Голубоперый мой палан

Испепелен, как деревянный

Машинно-крылый истукан,

А я за дерзновенный план,

Под гром и грохот барабанный,

Был возвращен земле жеманной -

Живым и смелым. Ураган

Взревел над миром, я же, странный,

Весь от позора бездыханный,

Вином наполнил свой стакан,

Ища в нем черного безгрезья

От вдохновения и грез…

И что же? – в соке сжатых гроздий

Сверкал мне тот же Гелиос!

И в белом бешенстве ледяном,

Я заменял стакан стаканом,

Глотая Солнце каждый раз!..

А Солнце, в пламенном бесстрастьи,

Как неба вдохновенный глаз,

Лучи бросало, точно снасти,

И презирало мой экстаз!..

…Ищу чудесное кольцо,

Чтоб окрылиться аполлонцу,-

И позабывшемуся Солнцу

Надменно плюну я в лицо!

1911. Декабрь

РЯДОВЫЕ ЛЮДИ

Я презираю спокойно, грустно, светло и строго

Людей бездарных: отсталых, плоских, темно-упрямых.

Моя дорога – не их дорога.

Мои кумиры – не в людных храмах.

Я не желаю ни зла, ни горя всем этим людям,-

Я равнодушен; порой прощаю, порой жалею.

Моя дорога лежит безлюдьем.

Моя пустыня, – дворца светлее.

За что любить их, таких мне чуждых? за что убить их?!

Они так жалки, так примитивны и так бесцветны.

Идите мимо в своих событьях,-

Я безвопросен: вы безответны.

Не знаю скверных, не знаю подлых; все люди правы;

Не понимают они друг друга, – их доля злая.

Мои услады – для них отравы.

Я презираю, благословляя…

1911

МОИ ПОХОРОНЫ

Меня положат в гроб фарфоровый

На ткань снежинок яблоновых,

И похоронят (…как Суворова…)

Меня, новейшего из новых.

Не повезут поэта лошади,-

Век даст мотор для катафалка.

На гроб букеты вы положите:

Мимоза, лилия, фиалка.

Под искры музыки оркестровой,

Под вздох изнеженной малины -

Она, кого я так приветствовал,

Протрелит полонез Филины.

Всем будет весело и солнечно,

Осветит лица милосердье…

И светозарно-ореолочно

Согреет всех мое бессмертье!

1910

СЕКСТИНА

Я заклеймен, как некогда Бодлэр;

То – я скорблю, то – мне от смеха душно.

Читаю отзыв, точно ем “эклер”:

Так обо мне рецензия… воздушна.

О, критика – проспавший Шантеклер!-

“Ку-ка-ре-ку!”, ведь солнце не послушно.

Светило дня душе своей послушно.

Цветами зла увенчанный Бодлэр,

Сам – лилия… И критик-шантеклер

Сконфуженно бормочет: “Что-то душно”…

Пусть дирижабли выглядят воздушно,

А критики забудут – про “эклер”.

Прочувствовать талант – не съесть “эклер”;

Внимать душе восторженно, послушно -

Владеть душой; нельзя судить воздушно,-

Поглубже в глубь: бывает в ней Бодлэр.

И курский соловей поет бездушно,

Когда ему мешает шантеклер.

Иному, впрочем, ближе “шантеклер”.

Такой “иной” воздушен, как “эклер”,

И от такого вкуса – сердцу душно.

“Читатель средний“ робко и послушно

Подумает, что пакостен Бодлэр,

И примется браниться не воздушно…

И в воздухе бывает не воздушно,

Когда летать захочет шантеклер,

Иль авиатор, скушавший “эклер”,

Почувствует (одобришь ли, Бодлэр?),

Почувствует, что сладость непослушна,

Что тяжело под ложечкой и душно…

Близка гроза. Всегда предгрозье душно.

Но хлынет дождь живительный воздушно,-

Вздохнет земля свободно и послушно.

Близка гроза! В курятник, Шантеклер!

В моих очах de clair,[8] а не “эклер”!

Я отомщу собою, как – Бодлэр!

1910. Весна

IV. ЭГО-ФУТУРИЗМ

ПРОЛОГ

Вы идете обычной тропой, —

Он – к снегам недоступных вершин.

I

Прах Мирры Лохвицкой осклепен,

Крест изменен на мавзолей,-

Но до сих пор великолепен

Ее экстазный станс аллей.

Весной, когда, себя ломая,

Пел хрипло Фофанов больной,

К нему пришла принцесса Мая,

Его окутав пеленой…

Увы! – Пустынно на опушке

Олимпа грезовых лесов…

Для нас Державиным стал Пушкин,-

Нам надо новых голосов.

Теперь повсюду дирижабли

Летят, пропеллером ворча,

И ассонансы, точно сабли,

Рубнули рифму сгоряча!

Мы живы острым и мгновенным,-

Наш избалованный каприз:

Быть ледяным, но вдохновенным,

И что ни слово, – то сюрприз.

Не терпим мы дешевых копий,

Их примелькавшихся тонов,

И потрясающих утопий

Мы ждем, как розовых слонов…

Душа утонченно черствеет,

Гнила культура, как рокфор…

Но верю я: завеет веер!

Как струны, брызнет сок амфор!

Придет Поэт – он близок! близок!-

Он запоет, он воспарит!

Всех муз былого в одалисок,

В своих любовниц превратит.

И, опьянен своим гаремом,

Сойдет с бездушного ума…

И люди бросятся к триремам,

Русалки бросятся в дома!

О, век Безразумной Услады,

Безлистно-трепетной весны,

Модернизованной Эллады

И обветшалой новизны!..

1911. Лето

Дылицы

II