В чужом доме - Бернар Клавель

— Возьми тряпку, — сказал Морис.

Жюльен обмотал железную ручку тряпками, которыми пользовались для чистки противней. От жары таял приставший к тряпкам сахар. Тряпки прилипали к кочерге и к рукам.

— Это самая грязная работа, — сказал Морис. — Чистить бак и то лучше.

— Пожалуй, верно, — с трудом произнес Жюльен.

Он тяжело дышал. Пот заливал ему глаза.

— Сбрось куртку, жарко!

Жюльен разделся. Остался в одной сетке. Он был худой, но очень мускулистый, и его потная спина блестела в свете низко висящей лампы. Пламя от горящей в топке газеты освещало его напряженное лицо. Большие капли пота свисали с бровей, катились по носу и, застыв на минуту на кончике, падали в золу.

Морис наклонился и посмотрел.

— Так, хорошо, — сказал он. — А теперь возьми шуровку, чтобы сбить шлак с решетки.

Жюльен выпрямился и схватился рукой за бок. Поморщился. Морис улыбнулся.

— Ты уже дошел, — сказал он. — Ладно, я сам сделаю.

— Нет, нет, это потому, что я не привык к такой жаре. Что ты мне велел взять?

— Шуровку. Ту большую кочергу.

И он показал на длинный железный прут, у которого один конец был заострен, а другой загнут в форме ручки.

— Засунь-ка ее в шлак и сбивай нагар. Это надо делать каждый день, иначе скопится слишком много и можно сломать решетку, когда будешь ее очищать. Тогда крику не оберешься.

Жюльен очистил еще поддувало в виде длинного резервуара под топкой и влил в него два ведра воды.

— Лей побольше воды, — пояснил Морис, — от этого тяга становится лучше.

Спустившись во двор, чтобы наполнить ведра, Жюльен сунул под кран голову и руки. Ледяная вода вернула ему силы. Неся полные ведра, он с удовольствием чувствовал, как прохладные капли стекают у него по спине.

Мальчики вынесли золу в двух больших ящиках, оставив только небольшую кучу около печи.

— Эту золу мы смочим, — объяснил Морис, — и прикроем ею огонь, прежде чем идти спать.

Печь была растоплена, плита и очаг под мойкой вычищены. Теперь оставалось натаскать угля. Морис взял пустой мешок из-под сахара, надел его на голову наподобие капюшона, и они спустились в задний дворик по узкой лестнице, где было почти совсем темно.

— Зимой приходится этим заниматься между часом и двумя, потому что вечером ничего не видно, — сказал Морис.

— А что, ни во дворе, ни на лестнице нет света?

— Нет. Но, когда привыкнешь к лестнице, идешь спокойно.

Он поставил около кучи угля два больших деревянных ящика.

— Нагружай, — сказал он, — а я поднимусь наверх с одним ящиком, пока ты наполнишь следующий. Я схожу десять раз, и ты десять. Этого достаточно.

Морис быстро сделал свои десять рейсов. Жюльен дал ему лопату, натянул на голову мешок и взялся за ящик. Сравнительно легко ему удалось поставить его на плечо и подняться на несколько ступеней по лестнице. Он шел согнувшись, с опущенной головой, поддерживая ящик руками. Свет, струившийся из двери цеха, слабо освещал только верхнюю площадку. Жюльен нащупывал ногой неровные ступени. Он тыкался в стену локтем и несколько раз чуть не сорвался вниз под тяжестью ящика. Наверху пришлось наклониться, чтобы пройти в дверь. Дойдя до угольного ящика, мальчик приподнялся на цыпочках, вытянул вперед руки и высыпал уголь. Огонь ярко пылал. Здесь, в углу, было невыносимо жарко. Над водой в поддувале висел пар, словно над рекой Ду весенним утром. Временами пар скрывал отражение черной решетки и раскаленного докрасна угля.

После четвертого рейса Жюльен опустился на ящик, стоявший у дверей сарая.

— Что, брат, совсем сморило? — спросил Морис.

Жюльен затряс головой, как лошадь во время водопоя.

— Дай минутку передохнуть, — попросил он.

Морис забрал у него мешок-капюшон.

— Ладно, я отнесу. Тебе еще не хватает тренировки.

В тесном дворе становилось все темнее. Жюльен медленно поднялся, глядя на товарища. Слегка улыбнувшись, Морис взялся за ящик и быстрым движением поставил его на плечо.

— Не вешай нос! Привыкнешь! — крикнул он и скрылся в темноте.

Жюльен пристально смотрел ему вслед, в чернеющий лестничный пролет, из которого несло запахом плесени. Затем перевел взгляд на небо; оно было еще светлое, и по нему летали стрижи. Где-то из раскрытого окна лилась музыка; из порта или с канала доносился еле слышный гудок парохода. Далеким эхом он отдавался здесь, среди домов. Жюльен почувствовал, как по его мокрой спине пробежала дрожь. Он вздохнул и снова принялся нагружать ящик.

10

Наконец работа выполнена. Морис зажег во дворе фонарь, и мальчики помылись под краном. Хозяйка открыла дверь столовой и выставила на порог две пустые бутылки.

— Не забудьте принести вина, — сказала она.

— Хорошо, мадам, — ответил Морис.

И как только дверь за ней захлопнулась, он воскликнул:

— Неужто это никогда не кончится!

В погребе они нацедили из бочек вина и, поставив бутылки в столовой, вернулись в цех. Морис включил лампочку в углу над баком, чтобы подбросить угля в печь, и от этого освещения комната разом приняла странный вид. По стенам, по столам и балкам потолка тянулись длинные тени. В темных углах поблескивала медная посуда, напоминая мерцание звезд на ночном небе. Было жарко. Но запахи уже не чувствовались так сильно. На опилках, покрывавших пол, почти не было видно следов.

Опершись о стол, Жюльен смотрел, как Морис заправляет печь. Мало-помалу глаза его стали слипаться. Он с трудом боролся со сном.

— Минут пять, кажется, можно передохнуть, — сказал Морис. — Выйдем на улицу.

Пройдя по темному проходу, они встали в конце его по обе стороны двери, выходящей на тротуар.

— Как увидишь хозяйку, тут же смывайся!

— Почему? Разве здесь запрещено стоять?

— Нет, не то чтобы запрещено, но она этого терпеть не может. И если увидит, то тут же сыщет тебе работенку!

По тротуару шли люди, возвращаясь домой после трудового дня. Свет витрин освещал улицу. Мальчик в белой куртке, стоявший на другой стороне тоже у двери, сделал им знак рукою. Морис ответил ему и пояснил:

— Это ученик колбасника.

Прошли девушки, и Морис слегка присвистнул. Одна из них обернулась и, сделав недовольную гримасу, пожала плечами.

— Это школьницы, — сказал он. — Ужасные воображалы.

Вскоре господин Петьо вышел из кафе и перешел через улицу.

— Сейчас позовет ужинать, — объяснил Морис.

Проходя мимо них, хозяин улыбнулся.

— Ну, все сделали? — спросил он.

— Да.

— Ты ему показал, как топить печь?

— Показал.

— Прекрасно, идите есть.

Хозяин вошел в кондитерскую. А они пошли крытым проходом. Жюльен осторожно ощупывал рукой стену.

Поели они быстро. Хозяин включил радио, чтобы послушать новости, которые он время от времени комментировал.

Он вышел из столовой вместе с мальчиками и во дворе открыл мороженицу. Виктор, который вышел следом за ним, незаметно проскочил на улицу. Морис вытащил из чулана железный квадратный ящик с двойной перегородкой и ручкой.

— Это ящик для мороженого, — сказал он. — Смотри, как его нужно наполнять.

Он разбил куски льда в каменной ступе и положил их между перегородками, подсыпая туда бурой соли. Хозяин тем временем готовил порции мороженого в шоколаде. Все молчали. Жюльен чувствовал, как у него закрываются глаза. Казалось, сон выползал из темных углов двора, до которых не достигал свет фонаря. В столовой сновали женщины. Жюльен все это видел, как в тумане. Наполнив ящик, Морис взял его за ручки и направился к выходу. Жюльен по-прежнему стоял, прислонившись к дверям ледника. Морис обернулся.

— Идем, — сказал он.

Жюльен пошел за ним, толком не понимая, что делает. Он слышал, как за его спиной стукнула крышка мороженицы, которую захлопнул хозяин. Звук гулко, как в пещере, отдался под аркой ворот. Морис остановился, когда вышли на тротуар.

— Берись с другой стороны, — сказал он, — по дороге поменяемся.

— Куда мы идем? — спросил Жюльен.

— В кино. Ты же слышал.

Жюльен, не говоря ни слова, взялся за металлическую ручку.

Кинотеатр находился недалеко, на противоположной стороне площади Греви, в начале улицы Грэ. Сеанс как раз начался. Билетерша провела их за кассу, где они поставили свой ящик.

— Посидите немного? — спросила она.

Морис обернулся к Жюльену.

— Хочешь посмотреть журнал?

Жюльен отрицательно покачал головой. Билетерша казалась ему огромным черным пятном, а Морис — белым. Он смутно различал, как они двигаются, и, словно сквозь вату, до него доносились бессвязные слова: «Новенький… первый день… в другой раз». Он улыбнулся и поплелся за Морисом, который уже уходил.

Дорогой Жюльен немного пришел в себя. Мальчикам предстояло закрыть витрину большими деревянными ставнями.