Эвита. Женщина с хлыстом - Мэри Мейн

Знакомство обещало быть полезным. В январе 1944-го в северных провинциях Аргентины случилось землетрясение, разрушившее почти полностью старинный испанский колониальный городок Сан-Хуан. В трещины на улицах падали люди и животные, лопнувший водопровод заливал руины, крыша кафедрального собора, обвалившись, похоронила под собой участников свадебной церемонии – в общей сложности в городе погибло около 3500 человек и 10 000 получили увечья. Бедствие было из разряда тех, которые своим неистовым размахом и внезапностью повергают в шок целые народы и побуждают их к неожиданной щедрости: от поездов и самолетов с продовольствием и лекарствами, посылаемых правительством, до колымаг и двуколок, в которых соседи со всей округи приезжали, чтобы забрать детей, оставшихся сиротами без всяких средств к существованию. В угаре филантропии, который последовал за трагедией, Эва узрела шанс показать себя, посланный самим небом. Вполне возможно, что она хорошо понимала бездомных и обездоленных – поскольку сама долго была бездомной и обездоленной – и что ее чувства были поначалу в какой-то степени искренними; и все же она ни на минуту не упускала из виду свои интересы. Она убедила полковника Имберта – к тому времени это не составляло для нее большого труда – позволить ей оплакивать погибших по радио. В луна-парке, на стадионе, где обычно проходили боксерские матчи и рукопашные бои, был организован митинг по сбору средств в помощь пострадавшим Сан-Хуана. Эва включилась в эту кампанию со всей энергией, на которую только была способна, впервые продемонстрировав открыто тот настойчивый и неотразимый натиск, который сделал возможными все ее достижения.

Эва явилась на митинг в луна-парке с полковником Имбертом. Среди звезд кино и театра и военных в форме ее наметанный глаз быстро отметил высокого, добродушного на вид полковника, разговаривавшего с хорошенькой актрисой Либертад Ламарки. Вполне возможно, Эва видела его и раньше – они с полковником Имбертом были хорошо знакомы, – и конечно же по сравнению с низкорослым и плотным Имбертом он сильно выигрывал. Но Эва никогда не позволяла сбить себя с толку невинными взглядами. Она слышала об этом человеке, который в последнее время сблизился не только со своими товарищами-офицерами, но и с portenos, как об одном из сильнейших среди «серых кардиналов». Эва подошла поздороваться с Либертад Ламарки, которая в свою очередь представила ее полковнику Хуану Доминго Перону. Без всякого умысла, во что интриганка Эва никогда бы не поверила, Либертад Ламарки отошла, чтобы побеседовать с кем-то из знакомых. Эва мгновенно заняла освободившееся место рядом с полковником и не уходила до конца вечера.

Глава 3

И я сказала себе, и всякий раз повторяла все с большей и большей уверенностью: да, это – настоящий мужчина. Лидер моего народа. Никто не может сравниться с ним.

Когда Эва Дуарте впервые встретилась с Хуаном Доминго Пероном, его имя, достаточно известное среди товарищей-офицеров как имя человека, которого ожидает большое будущее не только в армии, но и в политике, только-только стало произноситься шепотком на улицах Буэнос-Айреса, неопределенным образом ассоциируясь со зловещей аббревиатурой ГОУ – объединением военной элиты, которое, по слухам, стояло за правительством.

Хуан Доминго Перон родился 8 октября 1895 года, на двадцать четыре года раньше Эвы Дуарте, в маленьком городишке Лобос в южной части провинции Буэнос-Айрес. Его отец, дон Марио, занимал скромную должность в местном суде, а мать – еще одна донья Хуана – была из тех, кого в этих местах называли chinita – маленькой деревенской девушкой с немалой долей индейской крови. Дон Марио славился веселым нравом, с удовольствием участвовал в местных праздниках и в деревенских скачках, и так же охотно плясал pasodoble, как и вытаскивал свою гитару, чтобы спеть песенку. Он не слишком заботился о судьбе своих сыновей – Хуана Доминго и его старшего брата Марио, которые провели детские годы в доме своего двоюродного деда со стороны отца, доктора Перона. Медицинским титулом его, вероятнее всего, награждали только из вежливости, но он пользовался известностью и значительным влиянием в округе.

Когда Хуану Доминго исполнилось пять лет, родители переехали с ним и с братом в Чубут, унылый район Патагонии, на юге Аргентины. Похоже, дон Марио поверил в обещания правительства, которое сулило арендаторам земли, и потому променял тучные пастбища родной провинции на эти негостеприимные края. Его новая родина была чуть получше пустыни, где день и ночь год за годом ветер нес тяжелые тучи песка, которые легко, со сводящей с ума монотонностью бились в гофрированные железные стены бараков. Даже открытие нефтяных месторождений не оживило этих мест, и практически единственными соседями переселенцев оказались одинокие шотландские пастухи-овцеводы, которые не столько эмигрировали в новые земли, сколько взяли с собой часть старой и перенесли ее на другой континент. Такая жизнь была не для общительного дона Марио, и в один прекрасный день он сбежал, оставив донью Хуану возиться с фермой и, как может, растить и кормить двух маленьких детей. Но донью Хуану не так легко было ввергнуть в отчаяние – а на этой холодной, каменистой, безводной земле выживали самые стойкие; она отправила сыновей в деревенскую школу-интернат и нашла человека, который помогал ей управляться с землей. Отец мальчиков так больше и не появился на горизонте, но старый доктор Перон не забыл о них или, во всяком случае, не забыл маленького Хуана Доминго, который, похоже, был его любимцем. Когда тому сровнялось десять, доктор Перон забрал его и привез в Буэнос-Айрес, где поселил с теткой, в ту пору школьной учительницей, которая вполне могла дать ребенку приличное образование.

Донья Хуана и ее старший сын так и продолжали тянуть лямку на юге; к тому времени земля перешла в их собственность. Позже, когда не в меру стыдливый губернатор этой провинции издал указ, требующий от всех пар, живущих вместе, пожениться, донья Хуана вышла замуж за человека, который помогал ей работать на земле, похоже так и не имея никаких известий о том, что стало с доном Марио. Как только Марио-младший достиг брачного возраста, он завел boliche, нечто вроде бедного придорожного кабака; место, которое он выбрал, было исключительно бесплодным и уединенным, но спустя какое-то время оно стало известно как «цветочное окно», поскольку, когда бы ни появилась на горизонте одинокая повозка, в окошке дома незамедлительно возникали взволнованные личики трех хорошеньких дочек хозяина.

Существуют противоречивые сведения о том, был ли Хуан Доминго и в самом деле первым учеником или же обычным троечником. Истина же состоит в том, что в первые ученики в Аргентине в те времена (да и сегодня не многое изменилось) выбивались те, кто способен, подобно попугаю, слово в слово повторить урок и переписать его красивым почерком, не наделав на странице клякс. Письма, написанные Пероном лет в четырнадцать, выдают руку умелого копииста, а содержание – наивность школярского ума; они демонстрируют ту простоту, с помощью которой он частенько укладывал своих врагов на обе лопатки. Разумеется, он оказался на месте в военной академии, куда поступил в шестнадцать лет, поскольку обладал всеми качествами, какие только могли пожелать офицеры «прусской школы»: был высок, хорош собой, атлетически сложен и добродушен, и имел ум, охотно воспринимавший готовые идеи и идеалы. Он вышел из академии в 1915 году красавчиком и младшим лейтенантом.