Помни обо мне. Две любовные истории - Виорэль Михайлович Ломов

Лавр был ранен в плечо, но, слава Богу, не смертельно, кость не задета. Им с Софьей удалось убежать, но шкатулка похищена. Сам Георгий поведал о своем кратковременном заточении. О Залесском и его письме Георгий при всех решил не рассказывать, зато во всех подробностях рассказал о своих приключениях, слегка присочинив о побеге из сарая.

– Это Залесский! Его почерк! – то и дело восклицал Лавр, хотя тут же осаживал себя: – Эту бы весточку да вчера! Я бы его, мерзавца, тепленьким взял! Сейчас ищи его. Найду, непременно найду. Это дело чести. Это дело семейной чести, чести Суворовых! – глаза Лавра налились кровью.

Вахтанг, глядя на него, тоже засопел. Брови его стали в два раза гуще.

– Разве не Бахметьевых? – сняла накал Софья. Все рассмеялись.

После завтрака Лавр попросил оставить их с Георгием наедине и спросил:

– Я знаю, это он. Покажи мне то место.

Георгий начертил на бумаге путь от того места до дома Софьи.

– Если напрямик, вот так, это не так уж и далеко отсюда, – сказал Лавр. – Наверняка должны остаться следы. Мне показалось, Жорж, что ты очень уж подробно рассказал про свой побег. Что-то тут не так? Перебор, милый. Раскалывайся. Залесского видел?

– Видел, – сознался Георгий и протянул брату письмо.

Тот прочитал его, хохотнул и, сложив вчетверо, опустил в карман.

– Благодарю, Жорж. Вот это, поистине, неоценимый факт. Теперь я точно знаю: шкатулка у него. Ну а про перл я поговорю с ним особо, при встрече. Прощай, брат. Если найду шкатулку, свидимся. А нет, так нет.

– Я с тобой, Лавр.

– Брось, Георгий. Тебе не хватало мараться в нашем дерьме. Один управлюсь.

– Их там четверо. Даже пятеро. Один азиат – мысли читает.

– Анвар? Знаю. Он-то мне и поможет. Прощай.

– У меня твой пистолет, – Георгий достал маузер.

– Вот как? Где нашел? Ну да ладно, оружие негоже терять, это не дамские побрякушки.

Лавр обнял Георгия, поцеловал его и выскочил в окно. Георгий едва сдержал себя, чтобы тут же не выскочить следом. «Пойду через пять минут», – решил он. Спустя минуту он посмотрел в окно. Зашла Софья, быстро подошла к окну.

– Где Лавр? – спросила она. – Это он на повороте? Пошли!

– Я ему вернул пистолет.

– Ружье возьмем.

– А Вахтанга?

– Нет, брата нельзя, он за версту начнет реветь и палить.

Софья дала Георгию ружье, сама взяла кинжал, обернув его большим платком. Они вылезли в окно и направились к дому на окраине города.

– Какой он безрассудный! Весь горит, рана-то страшная! – досадовала Софья.

Георгий отмалчивался. Он соображал, как незаметнее подойти к дому.

Стало темнеть. Никто не встретился по дороге. Очень скоро они оказались на том самом месте: справа дом на возвышении, а слева, через дорогу, хозяйственные постройки, где удерживали Георгия. Как ни спешили, Лавра догнать не удалось. Провалился как сквозь землю. Оставив Софью под акацией, Георгий осторожно приблизился к дому. Ни звука. Поднялся на крыльцо, открыл дверь, зашел.

– Никого? ! – Георгия поразило отчаяние в голосе Софьи.

– Никого.

– А там? – указала Софья на постройки. – Пошли, посмотрим.

Дверь в пристройку была открыта, в самом помещении пусто. Георгий потоптался, решил взглянуть, нет ли кого в яме. Подцепил крышку и приподнял ее. Осторожно заглянув в яму, крикнул:

– Есть кто?

– Что-то шевелится, – сказала Софья, вцепившись Георгию в рукав. – Погоди.

Она нашла жердь, Георгий пошарил ею в яме. Из ямы донесся стон.

– Кто ты? Отвечай! – крикнул Георгий. – Буду стрелять!

– Георгий? – неожиданно прозвучало снизу. – Это Анвар.

– Это знакомый Лавра, – сказал Георгий. – Дай-ка кинжал.

Он спустился в яму, едва не наступив на связанного Анвара. Разрезал веревку.

– Кто это такой мастак вязать узлы?

– Кто же? – хмыкнул Анвар. – Капитан.

– Чего это он так с тобой?

– Не понравилось ему, когда я ему его же мысли сказал.

– Вы чего там, зимовать решили? – крикнула сверху Софья.

Она помогла им выбраться из ямы и ушла в дом в поисках еды. Анвар сел на скамейку возле сарая и стал разминать руки и ноги.

– Давно он ушел? – спросил Георгий.

– Вчера.

– А тебя что, вот так и оставил?

– Вот так и оставил. Мог бы и хуже оставить. Пожалел в последний момент. Подумал, если кто из моей родни найдет мой труп, ему несдобровать. Правильно подумал. Но сделал неправильно.

– Шкатулка у него?

– У него. Глупый человек. Чужое добро только укорачивает век. Благодарю тебя, ты мне теперь побратим. Лавр мне побратим. И ты побратим.

– С Лавром давно знакомы?

– С германской. Друг без друга нам не жить.

– А что ж ты не помог ему сейчас?

– Я капитану дал слово помочь ему в деле. Откуда я знал, что эта шкатулка Лавра? Я исправлю свою ошибку.

– Как? Ты знаешь, где Залесский?

– Конечно, знаю. Катит в Питер. Там у него дела. А потом за кордон.

Из дома вышла Софья и позвала мужчин ужинать. На столе их поджидало вино, овощи, полкружка сыра, хлеб.

– Капитан впопыхах забыл свой любимый сыр, – заметил Анвар. – Вы ведь Софья? О вас я знаю много хорошего.

– Надо же, в этой кутерьме даже не познакомились друг с другом! – засмеялась Софья и тут же помрачнела.

– Лавр тоже едет в Питер, – сказал Анвар.

– Георгий, ты будешь сопровождать меня? – решительно спросила Софья.

– Хоть на край земли! – вырвалось у Георгия.

– Я покажу, где край земли, – пообещал Анвар.

IX

Елена сидела перед окном и глядела во двор. Двор застыл осенним серым квадратом и напоминал старика. Тополя, потеряв листву, стали безжалостно одинокими. Серая и красная крыши двух домов напротив отпугивали самим цветом своим – на них не садились даже птицы. Елене так хотелось еще хоть раз увидеть Николая. Когда уколы перестали снимать ему боль, он стал жалеть, что не живописец.

– Я бы сейчас писал этот вид из окна во множестве вариаций, – говорил он. – Во все времена года и при любой погоде. Для этого достаточно вон тех деревьев да пары крыш, выше которых только небо…

Сегодня у нее выдался печальный вечер. Всё валилось из рук. Ничего не хотелось делать. Выпить хотелось. Елена выпила водки и залезла в кресло с ногами.

Вспомнились вдруг далекий, какой-то нереальный семейный вечер, когда ее отец с матерью впервые пришли в гости к сватам. Прикатили из пригорода. Как она тогда переживала за их простоту. Как волновалась, произведут ли они на Суворовых должное впечатление или не произведут. Ей было стыдно и неловко за их лица, за их безыскусную речь, за образ их жизни, манеры, за их одежду…За сам факт