За волшебной дверью - Артур Конан Дойл

Вот одна из теневых сторон современной жизни. Мы слишком часто жалуемся. В прежние времена было иначе. Это считалось подобающим женщине. Джентльмен всегда должен быть стоиком, с душой слишком возвышенной, чтобы ее трогали мелочи жизни. „Вы замерзли?“ — сочувственно спрашивает англичанин французского эмигранта. Потерпевший жизненный крах дворянин в поношенном пальто, гордо выпрямившись, отвечает: „Сэр, джентльмен никогда не мерзнет“.

Исследование Арктики — это замечательная традиция не только англичан, но и американцев. Об этом и говорится в следующей книге на полке. Она называется „Спасательная служба в Арктике“. Ее автор Адольфус Грили. Она составляет достойную компанию книге Скотта. В ней есть незабываемые эпизоды. Например, как двадцать человек на страшной отвесной скале умирают от голода, холода и цинги. Перед этим меркнут все наши маленькие романтические трагедии. А доблестный руководитель экспедиции, пытаясь отвлечь умирающих от их страданий, читает им лекции об абстрактной науке. Какая это картина! Ужасно страдать от голода и холода, ужасно жить в темноте. Но люди должны все это выносить в течение полугода, а тот, кто останется жить, чтобы рассказать обо всем этом, поистине удивительный человек. Какой же мир чувств заключен в словах молодого бедняги-лейтенанта: „Да, это ужасно!“, после которых он повернулся лицом к стене.

Англосаксонская раса всегда тяготела к индивидуализму. И все же нет никого, кто был бы способен выпестовать в себе более высокий идеал дисциплины. Ничего подобного нет ни в римских, ни в греческих анналах, ни даже в погребенном под пеплом страже из Помпеи, который являет нам более суровый и прекрасный предметный урок исполнения долга, нежели молодые новобранцы британской армии, ряды которых были смяты в сражении у Беркенхеда. Экспедиция, описанная Грили, заставляет вспомнить еще об одном случае, который кажется мне едва ли менее замечательным. Вы, очевидно, помните, если читали книгу, что даже когда из всего количества людей на корабле осталось всего восемь несчастных, почти не способных двигаться от голода и слабости, то семь из них вытащили на лед того, кто нарушил дисциплину, и застрелили его. Вся эта тягостная процедура происходила с таким соблюдением правил и подписанием соответствующих документов, как будто они находились вблизи Капитолия в Вашингтоне. Насколько я помню, преступление этого человека состояло в том, что он украл и съел ремень, связывающий две части саней, такой же аппетитный, как и шнурок от ботинок. Однако признание, что это была лишь одна из серии мелких краж и что ремень для крепления саней был вещью жизненно необходимой для всех участников похода, служит лишь к чести его руководителя.

Лично я должен признаться, что все, имеющее отношение к Арктике, вызывает во мне глубочайший интерес. Тот, кто хоть однажды побывал в этом полном тайн крае, который, возможно, не только самое притягательное, но и самое отпугивающее место на земле, навсегда сохранит в памяти что-то от его очарования. На рубежах неисследованных географических широт я стрелял в уток, летящих на юг, а в их желудках находил камешки, проглоченные на берегах, куда не ступала нога человека. Память обо всей этой непередаваемой атмосфере, об огромных, опоясанных льдом темно-голубых озерах, о безоблачном небе бледно-зеленого цвета, где-то на горизонте переходящем в желтоватый, о шумных стаях птиц, не боящихся человека, о громадных, с лоснящимися спинами морских животных, об увальнях-тюленях, резко выделяющихся на фоне ослепительной белизны, — все это когда-нибудь возвратится к человеку в его воспоминаниях в чуть более преувеличенном свете, чем какое-либо фантастическое зрелище, настолько все это далеко от главных забот в его жизни. И еще вспомнится погоня за рыбой весом в сотню тонн и ценой в две тысячи фунтов. Но какое, скажите на милость, имеет это отношение к моему книжному шкафу?

Всему этому есть место в основном потоке моих рассуждений, поскольку непосредственно приводит меня к полке, где стоит много более совершенных описаний. Если бы мне пришлось составить библиотеку из „морских“ произведений, куда вошла бы лишь дюжина книг, то в число избранных я включил бы книгу Ричарда Даны „Два года на палубе“ и нашел бы место для двух романов Стивенсона — „Потерпевшие кораблекрушение“ и „Морской отлив“. Затем дополним наш выбор книгами Мелвилла о Таити, теперь совсем забытыми. Это „Тайпи“ или „Ому“. А в качестве совсем современных добавим романы „Мужественные капитаны“ Редьярда Киплинга, „Морской волк“ Джека Лондона, а также „Негр с „Нарцисса““ Джозефа Конрада. Тогда ваш кабинет может превратиться в каюту и шум морских волн коснется вашего слуха, если такое подвластно печатному слову. О, как порой жаждешь этого, когда жизнь становится слишком уж ненатуральной и кровь древних викингов начинает бродить в тебе! Несомненно, она должна бродить во всех нас, поскольку каждый островитянин обязательно имеет в числе своих предков либо моряка из Скандинавии, либо рыбака из Ирландии или Уэльса. Но еще сильнее эта закваска будоражит кровь американцев, если вспомнить, что на всем большом Американском континенте нет ни одного человека, чей предок не проделал бы путь в три тысячи миль через океан. И все же в Центральных штатах Северной Америки есть миллионы и миллионы их потомков, которые и в глаза не видели моря.

Позвольте мне на минуту вернуться к тому, с чего я начал, — к романтике путешествий и нередко встречаемому в современной жизни героизму. У меня есть две книги, посвященные теме научного исследования, где названные два момента представлены так впечатляюще, как ни в одном другом произведении из тех, что мне знакомы. Для чтения молодого человека я не мог бы выбрать двух лучших книг, если бы вы захотели воспитать в нем спокойную и благородную твердость ума, а кроме того, и великую любовь и интерес ко всему, что относится к Природе. Первая из них — это книга Чарлза Дарвина „Путешествие натуралиста вокруг света на корабле „Бигль““. Любой проницательный читатель еще задолго до появления „Происхождения видов“, основываясь просто на огромной убедительности, с какой написана эта книга путешествий, мог понять, что перед нами высокий ум, обладающий к тому же многими редкими качествами характера. Человека с более всеохватывающим интеллектом мы еще никогда не встречали. От его удивительной наблюдательности не укрывалось ничто слишком малое и ничто слишком большое. На одной странице этой книги рассматриваются некоторые особенности паутины, которую ткет маленький паучок, тогда как на другой приводятся доказательства в пользу опускания континента и вымирания несметного количества животных. Научный кругозор Дарвина поразительно широк: ботаника, геология, зоология — каждая из этих наук на страницах его „Путешествия“ подкрепляет другую. Как молодой человек в возрасте Дарвина — а ему было только 23 года, когда в 1831 году он отправился в кругосветное путешествие на исследовательском судне „Бигль“, — мог быть обладателем такой безмерной массы информации? Все это заставляет вас также безмерно удивляться и принадлежит к числу явлений, когда мальчик-музыкант интуитивно демонстрирует манеру мастера.

Другой чертой натуры Дарвина, менее ожидаемой от ученого, является его поразительное презрение к опасностям, завуалированное с такой скромностью, что, лишь читая между строк, мы узнаем об этом. Когда ученый находился в Аргентине, то там за пределами поселений бродило множество конных отрядов индейцев. Они не щадили ни одного белого. И все же Дарвин проехал верхом почти четыре сотни миль от Баии-Бланки до Буэнос-Айреса, хотя даже смелые гаучо отказывались сопровождать его. Опасность, угрожавшая ему лично, и ужасная смерть почти ничего не значили для него по сравнению с незнакомым видом жука или еще не описанным видом мухи.

Вторая книга, о которой я говорил, это „Малайский архипелаг“ Уоллеса. В духовном облике Уоллеса и Дарвина есть удивительное сходство — та же смелость, нравственная и физическая, та же спокойная настойчивость, те же всеобъемлющие познания и широчайший кругозор, та же страсть к наблюдениям над природой. Уоллес благодаря интуитивному прозрению понял и в письме к Дарвину описал причину происхождения видов в то самое время, когда Дарвин публиковал книгу, где нашел отражение его двадцатилетний труд и где доказывались те же самые мысли. Каковы же были чувства, охватившие Дарвина при чтении этого письма! И все же ему нечего было опасаться, потому что его книга не нашла более восторженного почитателя, чем человек, который в известном смысле предвосхитил ее. Из сказанного мной следует, что Наука имеет своих героев, и в не меньшей степени, чем религия.

Одной из целей пребывания Уоллеса на Папуа было изучение развития и видов семейства райских птиц. И за годы странствий по этим островам он полностью изучил их фауну. В примечаниях к книге Уоллеса говорится, что папуасы, обитающие в краю райских птичек, — убежденные каннибалы. Представьте себе жизнь в течение ряда лет с такими соседями или близко от них! Пусть молодой человек прочитает эти книги. Они лишь укрепят его ум и душу…