Бал был бел - Лукин Евгений Юрьевич

«Метафора — намёк…»

Метафора — намёк на то, что всё похоже: и ветреный денёк, и рваная рогожа, и рожей за пенёк задевший друг Серёжа везде одно и то же, а нам и невдомёк. 2009

«Человек интересен, когда ему нечего делать…»

Человек интересен, когда ему нечего делать, а иначе он скучен и прост, как деталь агрегата: вычитает из ста восемнадцати семьдесят девять, отправляется спать поздновато, встаёт рановато, исправляет косилку, поскольку грядёт косовица[16], сочиняет статью о полезных сортах маринада. И кончается жизнь. И не то чтобы там удавиться, а подумать-то некогда: «На фиг мне всё это надо?» 2010

«Согласно индийским гультяям…»

Согласно индийским гультяям[17], любое деяние — зло. А я уродился лентяем — и, стало быть, мне повезло. И, стало быть, спрошенный небом, скажу, незапятнанно бел: «Не брал. Не участвовал. Не был. Нескладные песенки пел». 2003

Фон

Не давать им пряников! Отхлестать орешником! Из-за этих праведников я считаюсь грешником! Повстречаешь — тресни-ка в лоб зелейной скляницей! Из-за этих трезвенников я считаюсь пьяницей! Стих утоплен в вермутах. Стро́ки — нищета и сушь. Из-за этих лермонтовых я и не считаюсь уж! 1995

«Звуки пошли не те…»

Звуки пошли не те — глу́хи, невнятны, ту́пы. Яблоки в темноте падают — словно трупы. Вот и сижу в саду, внемля недобрым звукам. Скоро ведь упаду с тем же коротким стуком. 2003

Взбаламученный сонет

Н. Л.

Проспект — и ни единого мента, хотя обычно по менту на рыло. Остолбенел. Накрыла немота. Потом надежда робкая накрыла. Неужто впрямь? Неужто белокрыло взбурлило небо, и легла, крута, архангела разящая пята? Слабо́ легавым против Гавриила. Его пята — надгробная плита. А ты мне что намедни говорила? Мол, не молись, не выйдет ни черта… Ты погляди, какая лепота! И улица лежит, не пронята ни трелию, ни топотом мента. 1997

Складуха

Хуже злого костоеда[18] зарубежный Кастанеда, и мосол, как кастаньета, жалко щёлкает в коленке, и черновики нетленки между томом Короленки и записочкой от Ленки затаились в аккурате в том бумажном зиккурате, что воздвигся у кровати, угрожая покарати мощным оползнем культуры — житием Бонавентуры, редкой книжицей «Уйгуры» и запиской этой дуры: дескать, где мой Кастанеда?.. 1996

«Достаётся нынче правдам…»

Достаётся нынче правдам — травят как хотят! Я сижу любуюсь прайдом рыженьких котят. Что мне правды! Что мне травли! Помыслы просты, как мелькающие в травке рыжие хвосты. 2003

«Тает жизнь в осеннем шелесте…»

Тает жизнь в осеннем шелесте, усыхает, как лоза. У меня вставные челюсти и безумные глаза. Скальте, скальте зубы юные! Нет бы скальда поберечь за глаза его безумные и фарфоровую речь! 2001

«Заклубились беды вороньём…»

Заклубились беды вороньём. Да и ладно! Съеду я куда-нибудь в район Таиланда. Там, в густом тропическом саду, с загибона я, пожалуй, как-нибудь сойду за гиббона. 2003

«Век растрачен…»

Век растрачен. Родина украдена. В жёлтой прессе — перечень разборок. Общество — бессмысленная гадина — давит тех, кто мил тебе и дорог. Поселить бы их в отдельной рощице где-нибудь в районе Балашова… И возникнет маленькое общество — точное подобие большого. 2003

«Не поймёшь, что с тобою сталось?»

Не поймёшь, что с тобою сталось? Вынь аптечку. Прими фестал. Это старость, а не усталость — не настолько уж ты устал. Вот и принял. Теперь постой-ка, вновь живым себя ощути. Хорошо бы устать настолько, чтобы сам захотел уйти. 2009