Новые приключения Грязнули Фреда - Енё Рэйтё

Чувствительность Джимми невероятно задевал капитан Вильсон – не только щегольскими белыми брюками и синим мундиром, но и холодной, высокомерной улыбкой.

– Если этот субчик считается здесь капитаном, то я должен быть по меньшей мере лейтенантом.

– Парень дело говорит, – поддержал его Васич. – Если уж любой сухопутный придурок может заделаться капитаном, – к вам это не относится, мистер Тео, потому как вы человек цивильный целиком и полностью, – короче говоря, если любой проходимец берется командовать и распоряжаться, тут уж и Джимми должно кое-что обломиться. Пусть будет, к примеру, капитаном второго, а то и первого ранга! Ох, черт побери, да что же это стены у вас в доме так больно толкаются?!

Мистер Тео против производства Джимми в капитаны обоих рангов не возражал, и бывший правитель в тот же день позаботился об экипировке: справил себе бриджи, кожаные краги и фланелевую домашнюю куртку с золотой застежкой. На шее у него болтался неизменный монокль, а на голове красовалась фуражка с круто задранным верхом – белая, с черным лаковым козырьком и дивной красоты эмалевой кокардой с изображением эдельвейса между двух гаечных ключей на фоне четырех красных дымящихся труб. Кокарда, по мнению владельца лавки, призвана была напоминать окружающим, что от несчастных случаев никто не застрахован. Конечно, подобная эмблема больше всего подошла бы работникам «скорой помощи», но устоять против красоты было трудно.

Новоиспеченный капитан двух рангов сколотил команду из трех десятков бравых матросов, сплошь давних приятелей, которые не могли нарадоваться своему везению. Мистер Тео отказывался постичь принцип отбора, когда первый офицер выбраковал крепких, плечистых парней, отдав предпочтение какому-то хлюпику-оборванцу. Например, долго уговаривал тощего, бледного, похожего на подростка Колючку Ванека, сулил ему златые горы, пока тот наконец не согласился великодушно.

– Я бы такого и задаром не взял, – высказал свое мнение мистер Тео.

– Это оттого, что вы в кулачных боях не мастак, – парировал Джимми, утирая покрытый испариной лоб; несмотря на солнечную, жаркую погоду, он не расставался с недавно приобретенной роскошной курткой-ветровкой. – Такие парни, как Колючка Ванек, на вес золота. Спортсмен, каких поискать. Однажды в Шанхае накануне боксерского матча он подрался на улице, и в результате матч пришлось отменить, потому как два европейских чемпиона угодили в больницу. В Лиме Ванек оставил далеко позади чемпиона по бегу из спортклуба полицейских, а ведь тот трижды палил ему вслед. Не-ет, что бы вы ни говорили, а в экспедиции без него как без рук.

Мистер Тео не стал спорить, хотя счел странными представления Джимми о ценных качествах членов научной экспедиции.

– Главное, чтобы у всех документы были в порядке, – на всякий случай заметил он. – Команда без документов – все равно что корабль без якоря.

Два дня спустя Джимми От-Уха-До-Уха с достоинством предъявил портовой полиции документы экипажа – все бумаги были в полном ажуре. Мистер Тео дожидался результатов проверки на улице у входа. Капитан двух рангов вышел из участка несколько озабоченным.

– Ну и нравы здесь у вас, в Сан-Франциско!

– Что случилось? Чьи-то документы не в порядке?

– В самом наилучшем порядке. Но что за свинство требовать документы еще и с меня?! Или я первый офицер, или тропический попугай!

– У вас нет документов?

– Я бы попросил без намеков! Во всех гаванях мира меня знают в лицо. На борту главное, чтобы ты кумекал в своем деле. Морю, ему твои бумаги без надобности!

Благодаря авторитету и капиталам мистера Тео, Джимми получил свои документы на испытательный срок, что несколько примирило чувствительного моряка с оскорблением.

В конце концов все более-менее утряслось, и за день до отплытия к мистеру Тео пожаловал сэр Максвелл.

До сей поры деятельность престарелого ученого ограничивалась чтением лекций и посещением банкетов. Сейчас, беседуя с мистером Тео, он расположился возле шкафа, где томился в неволе Густав Барр.

– Главное, чтобы на борту был врач. И понадобится место, где бы я мог хранить свои лекарства. У меня с полсотни всяких снадобий. Ох, что-то я себя неважно чувствую! Неужто температура подскочила? – Ученый принялся считать пульс. Ипохондрик он был, каких мало.

– Как вы оцениваете версию о Самби-Сумби?

– Чушь! Барр с его слабой научной подготовкой не рискнул бы сунуться в северные широты.

Мистер Тео ужаснулся: эдак и до беды недалеко. В шкафу послышался шорох.

– И все-таки, – нарочито громко произнес он, – жаль человека.

– О да! – согласно кивнул Максвелл. – В конечном счете необязательно в каждом видеть ученого.

Шкаф возмущенно скрипнул.

– Что-то мебель здесь скрипит – очевидно, от перепадов температуры.

Мистер Тео в испуге подпер шкаф спиной.

– Я слышал, – торопливо заговорил он, – что Густав Барр был прекрасным человеком.

– Не будем обольщаться, – с горечью отмахнулся Максвелл. – Нам предстоит долгий путь, так что будем друг с другом откровенны. Густав Барр заделался ученым, совершив плагиат. Позаимствовал, знаете ли, один из моих трудов юношеской поры…

– Давайте перейдем в другую комнату! – поспешно предложил мистер Тео. – Здесь откуда-то дует.

– В одном он оказался прав, – задумчиво продолжал Максвелл. – И теперь это послужит нам на пользу. Нанося на карту остров Цуиджи, я ошибся на два градуса. Так что сейчас мне бы не отыскать Барра, не убедись я в своей ошибке.

– Да-да, конечно, вы же состояли в переписке…

– И этот человек победил – признаю. Основные параметры неопровержимо доказали, что Густав Барр наверняка случайно, однако же правильно установил местоположение острова Цуиджи. Может, по невнимательности, а может, и спьяну, – неуверенно предположил Максвелл.

– Кретин!

Сраженный неожиданной репликой из шкафа, профессор испуганно вскинул голову.

– Кто это здесь у вас говорит?

– Я ничего не слышал! – заверил его Тео. – А вы что-то побледнели… Вам нездоровится?

– Да-да… – нервно озираясь, профессор схватился за пульс. – Температура явно повышенная… и галлюцинации. Что взять с больного человека? Запомните, сударь! От направления, помеченного мной на карте, следует отклониться на два градуса. Эти сведения пригодятся вам в случае моей кончины. Ну а если выживу, сам разберусь, и ваши хлопоты не понадобятся.

Едва профессор ушел, из шкафа пулей выскочил бледный Густав Барр.

– Пропащий я человек… – задыхаясь, прошептал он.

– С чего бы это?

– Разве вы не поняли? Вам никогда меня не найти. Никогда! Он был прав с этими двумя градусами!

– Как так?

– А вот так! Признаюсь: прибыв на Цуиджи, я с сожалением удостоверился, что карту этот тип составил верно. В письмах-то я его убедил, но на самом деле… это я ошибся на два градуса, а не он! Пусть хворый, недомогающий, но координаты он установил точно!

– И что с того?

– Неужели вы не понимаете? Ведь он поведет экспедицию по моей карте – с отклонением на два градуса к востоку и обойдет Цуиджи стороной. Завезет нас прямиком в полярные льды!

– Значит, надо сообщить ему, что он ошибся! То есть что вы ошиблись. Вернее, что оба вы ошиблись. Тьфу ты, да тут сам черт не разберется!

– Никто, кроме меня, этого не знает! Когда меня найдут, я, конечно, сообщу об ошибке. Но ведь меня никогда не найдут! – Барр чуть не плакал.

– Будем надеяться, – проговорил наконец мистер Тео, – что по ходу дела Максвелл признает свою ошибку.

– Какую ошибку? Максвеллу точно так же известно верное направление, как и мне!

– Но ведь вы сами только что сказали, будто он должен отклониться на два градуса! Разве не так, черт побери?

– Он и отклонится, так как вовсе не желает отыскивать соперника! – с горечью воскликнул Густав Барр. – Максвелл скорее признает, что я прав, лишь бы не найти меня.

И наконец-то, наконец! С невероятной помпой, под звуки музыки и при свете факелов, при большом стечении публики, чьи восторги сдерживались с помощью резиновых дубинок, теплоход «Стенли отдыхает» медленно отчалил. Ревела сирена, заливался свисток футбольного судьи, звучали возгласы «ура!», взлетали в воздух шляпы и цилиндры… Свершилось! Экспедиция отправилась в путь.

Усиленный мегафонами, оглашал пространство репортаж с места события. Еще виден был сверкающий огнями корабль и различим силуэт палача, энергично машущего на прощанье. Голос диктора становился все тише, и пришлось зачитывать по бумажке следующее:

«Я стою, растроганный, и не нахожу слов… А между тем судно исчезает из вида»… Что за бред?! Слышны прощальные возгласы с палубы «Стенли». Ну да ничего не поделаешь!..

«И по мере того как последние огни поглощает стелющийся над океаном туман (какой идиотизм, ведь именно сегодня нет никакого тумана!), провожающие постепенно начинают расходиться, и на лицах у них читается: «Все за одного!» Наши герои устремились по пути великих свершений! Мы не сомневаемся, мы знаем – ничто не остановит их, они достигнут цели. Но даже если и не достигнут, от этого они не перестанут быть героями! Вот мэр города, сняв цилиндр, машет им на прощанье… Подобно птицам вспархивают носовые платки, и медленно-медленно (Господи, до чего же медленно!) рассасывается толпа. Вот окончательно скрылись из вида кормовые огни корабля. С опозданием в десять минут и сорок семь секунд. Повторяю: десять минут сорок семь секунд… А ровно в девять двадцать прозвучат новые музыкальные записи. Репортаж с места отправления теплохода «Стенли отдыхает» закончен. Нашедшего у здания биржи оброненный владельцем бумажник просим сдать за соответствующее – не менее ста долларов – вознаграждение в офис фирмы «Смеллоу энд компани». Там же можно приобрести первоклассные плащи-дождевики и теннисные ракетки»…