Воспоминания юнги Захара Загадкина - Михаил Ильин

— В какой балке? — переспросил Капитан.

— Я же сказал: у дальних озёр, километров пятнадцать от­сюда будет... Пойдете к этим озерам, за березовой рощей свер­ните с дороги влево, а потом низом по балке до самого род­ничка...

— И много там таких цветов?

— Порядочно. В балке и маки растут, но я их не трогал.

— А маки какие?

— Обыкновенные, разве что с сизоватым отливом...

— Тебе известно, как называются цветы в букете?

— Нет, я ведь не ботаник, а географ-любитель...

— Жаль, одностороннее у тебя образование... Ну, да все рав­но, спасибо за адрес, Захар. В воскресенье отправимся к роднич­ку, проверим твои слова... Может быть, пойдешь с нами?..

Но пойти не удалось: в воскресенье я должен был уезжать.

А недавно получил от Капитана письмо:

«Привет, Захар! Случайно услышал тебя по радио; рад, что ты жив и здоров. Помнишь свои букеты? Они оказали нам доб­рую услугу, помогли отыскать ценное рудное месторождение. Советую нас поздравить: за находку мне и моим товарищам выдали премию. Твоё усердие я не забыл и посылаю в подарок медную пластинку; она выплавлена из руды, которую начали добывать в местах, где мы работали и с тобой познакомились».

О моей тётке и её карасях 

Есть у меня тётка-старушка. Тётка как тётка, старушка как старушка. Не стоило бы рассказы­вать о ней, не живи она одно время в местности очень уж любопытной: поверите ли, на дне мор­ском! Избушка у неё там стояла, с виду некази­стая, а внутри уютная, чистенькая.

Не подумайте, что тетка моя русалка или сирена морская. Пи русалок, ни сирен, как известно, в природе нет, я первый могу в этом вас заверить. Несколько лет жила тетка на дне моря и на судьбу не жаловалась, от теткиных соседей по дну таких жалоб тоже никто не слышал. Да на что бы им жало­ваться? Правда, заливало их иногда, особенно по веснам, зато рыбы достаточно, а для рыбной ловли у них сети были. Выра­щивали и подходящие к той местности растения. Словом, жили неплохо. Многие до того привыкли ко дну морскому, что порой забывали о необычном своем положении. Дети дошкольного возраста и не знали о нем. Ну, я-то, конечно, хорошо знал — с малолетства интересуюсь географическими странностями.

Помню, ещё до поступления на флот как-то навестил ста­рушку. Обрадовалась она моему приезду, угостила замечательно вкусными карасями в сметане.

— А караси откуда, тётушка? — спрашиваю, а в душе по­смеиваюсь: карась ведь рыба не морская...

— А у нас тут особый ставок есть, пруд — по-вашему, по-городскому. Как раз позади моей избушки, в нем и разводим карасей. Мне же за ними присматривать поручено.

Надолго запомнились тёткины караси, так вкусны были.

Уехал я. Плаваю по всем морям-океанам, нет-нет и подумаю о тетке: как-то живется старушке на дне морском?

Прошло года три. Подоспел очередной отпуск, поезд везет меня в родные края. По пути решаю к тетке заглянуть. Ши­роко разлилось ее море, ой как широко! Волны по нему ходят, белые барашки накатываются на берега, чайки над водой ле­тают... А там, где теткина избушка стояла, корабль плывет, покачивается на волнах.

Всё же удалось разыскать тётку. Оказывается, переселилась старушка на морской берег. Построили ей новый дом, хороший, со старым не сравнишь. Встретился с теткой, рассказывает она, как переезжала со дна моря. Потом вынимает из печи сковороду. Опять у тётки караси в сметане!

— А эти караси откуда?

— Оттуда же, Захарушка, из ставка. Когда переселялись со дна, карасей с собой прихватили. Тут, за мыском, для них новый ставок вырыли. Я за ними по-прежнему и присматри­ваю... Даже медаль за карасей получила...

Вот какая у меня тетка! Даром что старушка, а такие пе­реезды совершает, да ещё медали зарабатывает. Жаль только, что теперь на берегу живет, — нет у меня больше тетки на дне морском, не могу этим похвалиться...

Река, текущая туда и сюда 

В тот раз, когда ездил к тетке, что медаль за разведение карасей получила, на обратном пути навестил ее племянника, а моего двоюродного братца и ровесника. Он жил со своей семьей неподалеку от теткиного моря, у берега одной впадавшей туда речки.

Провёл с братцем около недели. Целыми днями мы разные состязания устраивали. В лес пойдем — соревнуемся, кто боль­ше грибов или малины соберет, в поле направимся — тоже спо­рим, кто больше различных бабочек и жуков наловит. Откро­венно скажу, что в этих лесных и полевых промыслах он довольно легко выходил победителем. Обидно, но ничего не поделаешь: я — человек морской, он — сухопутный, все гриб­ные места и малинники наперечет помнит, знает, на каком иоле какие бабочки или жуки водятся. Предложил братцу бежать наперегонки — и тут победа ускользнула: голова в голову пришли к финишу. Пробовали тяжесть на спор поднимать — опять не удалось свое превосходство доказать: одинаковую тя­жесть подняли. Как ни пыжился, а большую силу выжать из себя не смог.

К счастью, в эти неприятные минуты я заметил, что к реч­ному берегу обыкновенная лодка причалена. Ну, думаю, сама судьба знак подает, и предлагаю в гребле соревноваться. Братец соглашается. Договорились так: сперва он поплывет к мыску на реке, что примерно в километре от лодки был, потом я. Кто это расстояние быстрее пройдет, тот и победителем будет.

Засекли время, вскочил братец в лодку и прилежно вес­лами заработал, Обращается с ними неплохо, но до меня, ко­нечно, ему далеко. Добрался братец до мыска, прыгнул на зем­лю, оттуда руками как одержимый машет. Опять засекаю время: двенадцать минут ему понадобилось. Лег на берег, спо­койно жду, пока братец с лодкой вернется и наконец-то насту­пит моё торжество, — в гребле юнгу Загадкина трудно пре­взойти.

Подошла моя очередь. Лезу в лодку, начинаю по всем пра­вилам веслами работать, жму что есть мочи. Минута бежит за минутой, гребу великолепно, сам на себя любуюсь. Вот и мысок!

Высадился, тоже замахал ру­ками, да что радости, если плыл не двенадцать, а пятнадцать ми­нут! С досады не стал и в лодку садиться, берегом обратно поплел­ся. Настроение, сами понимаете, прескверное: в водном соревнова­нии морской юнга перед сухопут­ным парнишкой опозорился.

А двоюродный братец навстре­чу идет, притворными словами утешает, Но чем утешишь в таком разочаровании? До того стало грустно, что решил эту злополуч­ную речку немедленно покинуть...

— Очень огорчился, Захар? — спрашивает братец. — Если очень, то напрасно. Я тебе один секрет открою. Ты о нем не по­дозревал, а я им воспользовался...

— На что мне твой секрет? Я человек мужественный, не­удачи умею переносить и в утешении не нуждаюсь.

— Моё утешение не простое. Когда к мыску плыл, ты про­тив течения грёб?

— Конечно, против. Разве сам не знаешь?

— То-то и оно, что знаю. А ведь я к мыску по течению плыл!

— Как — по течению?

— Очень просто. Наша речка и туда и сюда течёт, в разное время по-разному. А часто никуда не течёт, свою воду на месте держит. Я грёб, пока течение к мыску шло, а ты — когда оно вспять повернуло, потому тебя и обогнал. Не знал бы секрета, не стал бы с морским юнгой в гребле тягаться...

На другой день показал братец этот речной секрет. Мы даже наглядный научный опыт сделали. Нащепали лучинок, бросили их в воду. Они сначала к мыску поплыли, однако вскоре вернулись, немного покружились перед нами и опять к мыску двинулись. Ну и фокус! Если бы своими глазами не видел, ни за что не поверил бы, что есть речки, у которых вода то в одну, то в другую сторону течет, а в промежутках вовсе без движения стоит.

Остров Захара Загадкина

Кто из нас в детстве не мечтал или не мечтает открыть новый, не известный географам остров? Как заманчиво быть первым человеком, увидев­шим посреди океана неведомый клочок суши, первым высадиться на него, водрузить флаг своей Родины! Мечтал да, признаться, мечтаю о том и я.

Как ни печально, но в наше время такие мечты неосущест­вимы. Все острова уже открыты мореплавателями и давным-давно нанесены на карту.

А «Остров Захара Загадкина»?» — спросит читающий эти строки. Вот о нём-то и будет рассказ.

Поздним вечером мы снялись с якоря в Неаполе и вышли в Тирренское море, взяв курс на юго-восток, к Мессинскому проливу. В тот памятный вечер я вызвался на ночное дежур­ство, потому что хотел ещё раз посмотреть знаменитый вулкан Стромболи.

Ночь близилась к концу, когда справа по борту в предрас­светной синеве вырисовались контуры этого похожего на огромную каменную пирамиду острова-вулкана. Стромболи «работал», как всегда, неутомимо. Время от времени клубы серого пара, поднимавшегося из кратера, озарялись снизу огненно-красным пламенем. Затем зарево постепенно бледнело, чтобы снова ярко вспыхнуть спустя несколько минут. Казалось, в море действовала исполинская печь. Это было поистине заме­чательное зрелище.