Записки психопата - Венедикт Ерофеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
"Ну, уж если Ерофеев скажет что-нибудь такое - так вся абрамовская бригада за пупки хватается".
Геннадий С.
"Грамотный человек… О политике так умно рассуждает - его никак и не переспоришь. Не знаю, за что его выгнали из института… За пьянство, наверное".
Геннадий С.
"Да-а-а, что пьет, так это пье-о-от".
Иван А.
"Черт его знает, что у него на уме. Темный человек… непонятный. Уж из человеческой шкуры хочет вылезти… все у него поперек, все не так…" Анна С.
"Венька, признайся, что ты иностранный агент. Я же вижу".
Анна Б.
"А тюрьмы ему не миновать".
Владимир А.
20 марта
- Послушай, ну вот что тебе нужно, - ну тебе сейчас девятнадцатый год, предположим. Будет тебе девятнадцать - будешь увиваться за девками. В 26 лет женишься, отработаешь век свой на пользу государства, воспитаешь детей… Ну, и умрешь тихонечко без копейки в кармане.
- И неужели ты считаешь это образцовой жизнью?
- Ннуу… образцовой - не образцовой, по крайней мере, все так живут. И ты проживешь точно так же.
- Извиняюсь, сударыня, если бы я знал, что у меня в перспективах - обычная человеческая жизнь, я бы давно отравился или повесился.
- Давно надо бы.
- Да, конечно. Однако же я все-таки живу. Ну, а вот ты, Анечка, тебе девятнадцать лет - мне все-таки интересно знать, что у тебя сейчас в голове.
- Как это так? Ннну… вот сейчас, например, думаю, скоро ли пять часов, хочу вот себе платье купить, на танцы сегодня пойти.
- И все?
- Нет, почему… а вообще-то, для какого черта это тебе надо знать? Что это ты экзаменуешь меня, как английский шпион?
- О боже мой! Если бы я был английским шпионом, милая, меня бы совсем не интересовал образ мыслей рядовой пролетарской девки.
- Так а для чего же тебе это все надо?
- Ттак просто… противно мне что-то смотреть на вас, господа пролетарии… Пошло вы все живете…
- Э-э-эх… "противно ему смотреть"! да ты бы сначала на себя посмотрел, как ты живешь, ты же как первобытный человек живешь - одеваешься черт знает как, на танцах никогда не бываешь, в кино не ходишь… я бы давно подохла с тоски.
- Да, я тебе слишком сочувствую… Остаться тебе одной - значит действительно "подыхать с тоски". По крайней мере, известно, что человек мало-мальски умный, оставшись вне общества, бывает все-таки наедине со своими мыслями. Вам же, госпожа пролетарка, поневоле приходится тяготиться полным одиночеством.
- Я ннничего не понимаю, что ты за чепуху порешь…
- Ну и слава богу… Мне даже приятно сознавать, что человек со средним образованием не может понять самых простых вещей…
- А что ты мне тыкаешь образованием!? Я, может, больше тебя в жизни разбираюсь… И не "может", а точно…
- Охотно тебе верю, Аничка… Ты видела гораздо больше меня; можно дожить до семидесяти лет и увидеть еще больше - и в довершение всего вздохнуть: "мда, тяжелая эта жизнь". Да чоррт побери, это все равно что объехать целый свет, накопить громадное количество впечатлений, вернее - иметь возможность их накопить, - и по возвращении сказать только: "мда, а земля все-таки круглая", когда это давно всем известно!
- Ну вот, опять ты ерунду понес, ты же совершенно не знаешь ничего, и знать ничего не хочешь… книжками только интересуешься…
- Постойте, а чем же вы интересуетесь еще, кроме вот только что перечисленных вещей?
- Хотя бы своей жизнью интересуюсь… Сидишь вот без копейки - так поневоле будешь думать о своей жизни… и смеяться над такими вот дураками, которым все равно…
- Позвольте, позвольте, Бабенко, - вы жалуетесь на материальную необеспеченность, - и я вам вполне сочувствую - вам необходимо, предположим, заработать десять рублей в день. Чтобы заработать эти деньги, товарищ Бабенко, вам надо ежедневно нагрузить на машину, сгрузить и уложить в штабеля тринадцать тысяч штук кирпичей - это почти 25 тонн! Теперь представьте себе, Бабенко, что десяти рублей вам хватит только на хлеб и соевые бобы. Если вы не хотите разгуливать по столице голой и иметь к тому же катарр желудка, нагрузите 75 тонн…
- Э-э-эх…
- Постойте, постойте. Вы скажете, товарищ Бабенко, - я не лошадь! Вам ответят таким же тоном - ах! если вы не лошадь, - вкушайте соевые бобы и страдайте катарром желудка! Как видите - все в пределах законности!
- Ну, и к чему ты все это?
- Гм… минутку терпения! Теперь… у вас, конечно, возникает вопрос: кто же виноват в том, что мне приходится выполнять лошадиную работу - только чтобы обеспечить себя черным хлебом? Ведь, надеюсь, не Абрамов, который получает указания от Зеленова, не Зеленов, который полностью подчиняется Суворову… ну… и так далее… Одним словом, в розысках виновного, вы доберетесь до государственного аппарата. А разве вы имеете что-нибудь против Советской Власти? Вы ведь только сейчас осуждали мою антисоветскость и потому вы совершенно лояльны. Ттта-ак. Но, может быть, вы только внешне боитесь высказываться против Советской Власти, а внутренне вы готовы ее низвергнуть - в таком случае вы, товарищ Бабенко, выражаете идеологию буржуазного класса, ибо, как явствует из статьи Владимира Ильича Ленина "Партийная организация и партийная литература", - "тот, кто сегодня идет не с нами, тот против нас"! Вы доверяете Ленину, товарищ Бабенко?
- Слишком.
- Гм… Прекрасно. Но ведь вы, кажется, не питаете особой любви к буржуазному миру - 5 минут назад вы говорили: "Живешь вот, как в Америке!" Вероятно, ваше мнение об Америке совершенно искреннее. Лев Толстой сказал как-то: "Женщины всегда искренни своим телом"… Вы телом искренни, товарищ Бабенко?
- Угу.
- Чудненько. Отсюда следует, что вы ни внешне, ни внутренне ничего не имеете против Советской Власти - и все-таки выражаете недовольство своим существованием! Вы без ума от Никиты Хрущева - и тем не менее вам хочется кушать, видите ли!
- Шпион…
- Вот именно! Далее - вы, вероятно, полагаете, что государство внемлет вашим стенаниям и осыпет вас благодеяниями за ваш непосильный труд… Следует напомнить - руководство нашего треста обращалось с петицией к строительному министерству - однако министерство отказалось повысить расценки! Вам остается только одно - вдохновляться тем, что ваши потомки будут полностью удовлетворять свои потребности. Они возблагодарят вас, товарищ Бабенко!
- А мне - срать на потомство.
- Гм… Наконец-то слышу "глас пролетария"! Чудненько!.. Чудненько!.. Так - чоррт побери!! - Аничка, - неужели же блекнуть вашим дивным формам?! Плюньте на…
- Бро-ось!
- Плюньте на слезы и христианское смирение! К вашим услугам - Белорусский вокзал! Взбунтуйтесь против человеческой морали! Ведь убивают же, грабят, валяются в канавах люди! И умные люди!
А что же? Ведь и у вас нет другого выхода! Ложитесь в прохладу вокзального сквера, обнажайте свои пышные перси, зазывайте клиентов, чоррт побери!
- Перестань… Венька!
- "О, кто бы ты ни был, прохожий, пади на грудь мою! Отумань разум мой! Исцелуй меня всю! О, сжимай меня в страстных объятиях"! (Ведь не жрать же мне соевые бобы, в конце концов!) Раствори меня в себе, о прохожий! Я утопаю в… целуй меня! Еще! Еще! Один рубль! Два рубля! Три! Пачка маргарина! Полкило колбасы! Ах!
- Ха-ха-ха-ха! Нет, Венька, ты просто гений! Только я не понимаю, почему тебе все - смешно!
- То есть, как это - смешно? В материальной необеспеченности я просто не вижу никакой трагедии… Ну, а если для тебя это трагедия, так…
- Не понимаю, что ты за человек!
21 марта
Я прежде всего - психопат. И потому нагромождение нелепостей может считаться даже достоинством только что мною выпущенной "теории дней недели".
Гениальные мои гипотезы о магическом влиянии пятницы на судьбу мою никого еще не заставили мистифицировать "свой" день недели и цифирно узаконить мистификацию. Поэтому я беру на себя обязанности первооткрывателя.
Во-первых, самые мрачные дни моего существования: 1 июля 55 г., 4 мая 56 г. и 8 марта 57 г. приходились на пятницу. Все три дня ознаменованы "покушениями" на самоубийство.
Далее: пятницей обозначены все четыре кульминации моей половой чувствительности: 11 мая 56 г., 15 июня 56 г., 7 сентября 56 г. и 21 декабря 56 г.
В пятницу 15 июня 56 г. скончался мой отец.
В пятницу 5 октября 56 г. скончался мой брат.
В пятницу 15 февраля 57 г. - моя матушка.
Далее. Обстоятельства чисто прозаические:
В пятницу 24 июня торжественно был вручен мне золотой аттестат. День моего первого вселения в студенческое общежитие - 2 сентября 55 г. и день моего "последнего выселения" - 8 февраля 57 г. - неоспоримые пятницы.
Пятница - 15 июля 55 г. - день поступления в университет. Пятница 21 декабря 56 г. - день исключения из университета. И пр., и пр., и пр. до бесконечности.
В руках предстоящих дат - будущее моих гипотез.