Китайская империя. От Сына Неба до Мао Цзэдуна - Алексей Дельнов

Девочка, которую назвали Бао Сы, выросла красавицей, и ее забрали во дворец. Там она вскоре стала любимой наложницей преемника Сюань-вана – его сына Ю-вана, мужчины глуповатого и слабовольного.

Бао Сы, с ее-то родословной, быстро взяла государя под каблук, заставляя исполнять любую ее причуду. Но что для нее ни сделай – не поймешь, довольна она или нет. Бао Сы никогда не смеялась. И тогда Ю-ван затеял до идиотизма нелепую крупномасштабную потеху: на сигнальной башне был зажжен огонь, оповещающий о нападении на столицу. С башни на башню, с горы на гору сигнал был передан вплоть до самых отдаленных уголков царства. Отовсюду устремились на подмогу войска. Но по прибытии воины оказывались в недоумении, не понимая, в чем дело – никакого неприятеля обнаружить они не могли. Отряды начинали метаться по улицам и площадям огромного города, где сталкивались и перемешивались с ранее прибывшими и вновь подходившими. Толчея, крики, перебранки, драки. Бедлам полнейший. И тут Бао Сы впервые в жизни от души расхохоталась, а ван был счастлив.

Он проделывал такую штуку еще несколько раз, но охотников поверить очередной тревоге становилось все меньше – все меньше радовалась и Бао Сы. Наконец, произошло то, о чем читатель мог уже догадаться, – как в истории про дурака, который забавлялся тем, что кричал «тону», а когда действительно свело ногу – никто не пришел на помощь.

Дело было так. Когда Бао Сы родила вану сына, она ловко опорочила его законную жену, и государыня была лишена своего титула. Потом несколько раз покушалась расправиться с ее сыном, законным наследником И-цзю. Но дядя низвергнутой царицы, могущественный князь Шэнь-хоу, не мог стерпеть таких оскорблений ей и всему своему роду. Он сговорился с вождями нескольких варварских племен, прежде всего, хунну – эти кочевники, успевшие уже прочно оседлать коней, всегда были готовы на лихие дела. Все вместе они обрушились на Цзунчжоу. Ю-ван в страхе приказал дать тревожный сигнал, но простаков, чтобы поспешить на выручку к столице, на этот раз совсем не нашлось.

Город был взят, ван со своей ненаглядной пытались бежать, но их настигли. Государь был убит, Бао Сы, благодаря своей неувядающей красоте, оказалась в гареме одного из варварских вождей. На трон, с согласия всех князей, был возведен наследник И-цзю, принявший имя Пин-вана.

Пин-ван после всего произошедшего понимал, что его столица находится в слишком большой близости от усилившихся варварских племен и теперь практически беззащитна перед их вторжениями. Поэтому в 771 г. до н. э. он со всем своим двором перебрался восточнее, вниз по Хуанхэ, в Лои – поближе к центру своего государства. «Чтобы избавиться от нападения жунов» – как говорилось в указе. Сделал то, на чем настаивал еще мудрый Чжоу-гун, имея в виду не столько кочевников – «жунов», сколько своих же чжухоу, чьи амбиции всегда нуждаются в присмотре.

Но это был уже запоздалый шаг. Чжоуский ван стал государем, не обладающим сколь-нибудь значимой военной силой. Тем не менее, он продолжал пользоваться непререкаемым духовным авторитетом, Мандатом Неба. В Поднебесной все признавали, что это благодаря его ритуальному общению с Шанди и прочими божествами, благодаря его унаследованному и благоприобретенному дао поддерживаются мировая гармония и порядок в государстве. Только его утверждение делает княжеский титул и княжескую власть законными – пусть эта процедура и становится все более формальной. Такое почтение к духовной санкции государя стало одной из характерных черт эпохи Восточного Чжоу. А эпоха Западной Чжоу закончилась в 771 г. до н. э. – с переездом Пин-вана в Лои.

Женщина в старом Китае

После уже состоявшихся встреч с такими персонажами, как Та-цзы и Бао Си, уместно, перед тем, как двинуться дальше по временной шкале, поговорить немного о положении китайской женщины в обществе – к тому времени его основные черты уже определились.

Помимо этих своенравных и вообще специфических дам, мы упоминали и о тех бедолагах, что отправлялись вслед за своим господином в мир иной, и о скромных труженицах, коротавших зимние вечера за ткацким станком (говорили и о героинях мифологии – но они особая статья).

Что касается первобытных дикостей в виде умерщвления вдов и служанок – общепринятым обычаем это перестало быть довольно рано, хотя рецидивы и случались. Были и случаи добровольного ухода вдовы вслед за мужем, во многом благодаря влиянию традиций кочевых народов. В широком общественном сознании такое могло ставиться в положительный пример – но, думается, скорее не как руководство к действию, а как повод пристыдить малосознательную жену или невестку – вот, мол, какие бывают. Хотя еще в конце XIX века выдавался за достоверный рассказ о том, что девушка была заочно обручена, а когда ее суженый неожиданно скончался – без тени сомнения легла в ту же могилу, куда опустили гроб жениха, которого она так ни разу в жизни и не повидала.

Рождение мальчика в семье встречали с радостью, девочка же воспринималась как временная жиличка, которая перейдет в чужой род и будет поклоняться душам чужих предков. А когда умрет сама – табличка с ее именем будет стоять на алтаре в доме мужа. И хорошо еще, что так: не выданной замуж дочери в родном доме таблички не полагалось, хоть бы она и дожила в нем до глубокой старости. В лучшем случае – из милости к никудышной душе поставят где-нибудь в стороне.

До сих пор во многих китайских семьях девочка до тех пор не притронется к новой игрушке, пока ею не натешатся братья. В одной из песен «Шицзин» содержится наставление, что маленького сына надо «с почетом класть на кровать», «яшмовый жезл, как игрушку, дарить», дочка же может поспать на полу, а вместо кукол ей сойдут и куски черепицы. Но много ли встречалось отцов и матерей, тем более дедов и бабок, которые действительно следовали таким наставлениям, – вопрос к специалистам по исторической психологии.

Бытовала еще такая традиционная установка, что молодым не то что хорошо бы заранее получше узнать друг друга – им вообще лучше всего увидеться в первый раз только во время свадебного обряда. Но попробуй уследи – особенно в деревне (а там всегда проживало подавляющее большинство китайцев), где все рядом: и в поле на работе, и в лес по ягоды, и вообще весна есть весна. Вспомним такую песню из «Шицзин»:

Чжуна просила я слово мне датьБольше не лазить в наш сад, на беду,И не ломать нам сандалы в саду.Как я посмею его полюбить?Страшно мне: речи в народе пойдут.Чжуна могла б я любить и теперь,Только недоброй в народе молвыДевушке нужно бояться, поверь!

Все же думается, что «молвы бояться – в лес не ходить» считал не только Чжун, но и его подружка. В этой песне дышит живая жизнь, как и в такой вот:

Слива уже отпадает в саду,Стали плоды ее реже теперь.Ах, для того, кто так ищет меня,Мига счастливей не будет, поверь.Сливы уже отпадают в саду,Их не осталось и трети одной.Ах, для того, кто так ищет меня,Время настало для встречи со мной.Сливы опали в саду у меня,Бережно их я в корзину кладу.Тот, кто так ищет и любит меня,Пусть мне об этом скажет в саду.

В целом, конечно, женщина считалась существом второго сорта. Вспоминается сценка из китайского исторического фильма (впечатление он производил достоверное). Престарелый отец решает вправить мозги непутевому сыну – гуляке и выпивохе. Тот становится на корточки, задирает халат – и старик начинает потчевать его бамбуковой кашей. Присутствующая при этом невестка взывает к милосердию: «Отец, умоляю, простите его!». Наказуемый немедленно вскакивает и в ярости начинает хлестать жену по щекам: «Как ты смеешь, дрянь, встревать в мужские дела!». А старик-отец упрашивает его, неуверенно и даже немного заискивающе: «Сынок, не будь так строг с ней, она же всего лишь женщина».

На первые роли выходили только заслуженные матери семейств, жены «большаков», а тем более их вдовы. Только надо помнить еще и о том, что глава семьи, когда уже седина в бороде и бес в ребре, мог привести в дом наложницу и сделать полноправным наследником ее сына, а не кого-то из сыновей своей благоверной. Но как всегда и всюду, так и в Китае – хоть в древнем, хоть в каком: кому как повезет, кто как настоит на своем.

Но в одной сфере китайским женщинам с древнейших времен повезло, пожалуй, больше, чем представительницам прекрасного пола других национальностей – в сфере интимной жизни. Не будем слишком углубляться в этот заманчивый предмет, но отметим, что китайцы были убеждены в том, что правильно исполненный любовный акт не затуманивает разум, а позволяет приобщиться к предельно доступной человеку полноте космического бытия. Настоящий мужчина в любовной игре должен заботиться в первую очередь об удовольствии женщины, а не о своем. С чистой совестью он может испытать оргазм только после того, как четыре раза предоставил такую возможность своей подруге.