Серебряные коньки - Мери Элизабет Додж

– Ну, вижу.

– Это значит, что в доме родился мальчик.

– Почему же мальчик?

– Потому что когда родится девочка, то вывешивают не красную, а белую подушечку. У богатых эти подушки бывают очень красивы, с лентами и кружевами; но и бедные стараются по возможности хоть чем-нибудь украсить их.

– Смотри, смотри, там родилась девочка! – воскликнул Бен. – Белая подушечка висит над дверью вон того дома со смешной крышей!

– Я не вижу никакой смешной крыши.

– Ах, я все забываю, что тебе они не кажутся смешными. Я говорю про дом, который стоит рядом с большим зеленым зданием.

– Верно, там родилась девочка…

– Послушай-ка, Петер! Нам нужно поскорее убираться с этой улицы новорожденных. Все эти младенцы того и гляди заревут!

Петер расхохотался.

– Я избавлю вас от такой музыки. Мы лучше пойдем послушать знаменитый Харлемский орган. Церковь теперь отперта.

Петер был прав: церковь действительно была открыта. Службы не было, но на органе кто-то играл.

Музыка волнами вырвалась из храма, когда они входили в него. Звуки эти, гармонически сливаясь, то гремели, напоминая шум рассвирепевшей бури или рев океана, хлынувшего на берег, то замирали, сменяясь серебристым звоном колокольчиков, а потом снова разрастались и наполняли весь храм. Вдруг раздался какой-то жалобный стон, как будто голос человека, молящего о помощи. Громовые раскаты заглушили его, но он послышался опять, еще раз. Буря стала затихать, замер и человеческий голос. Полилась нежная, чарующая мелодия, в которой было что-то неземное. Бену и Петеру казалось, что они слышат пение ангелов.

Вдруг кто-то дернул Петера за рукав.

– До каких же пор будем мы стоять тут? – сказал Карл. – Уж давно пора идти.

Делать нечего, пришлось уходить.

– Какая чудесная музыка! – восхитился Бен. – Это лучшее из того, что я видел или слышал в Голландии!

Выйдя из церкви, путешественники остановились, чтобы сговориться насчет дальнейшего маршрута. Решено было немедленно отправиться в Лейден, и через несколько минут вся компания весело бежала по льду канала.

– Если хочешь видеть Харлем во всей красе, – сказал Ламберт, обращаясь к Бену, – то приезжай сюда летом. Нигде во всем мире ты не увидишь столько прелестных, редких цветов. Кроме того, здесь много прекрасных мест для загородных прогулок, а лес из высоких, развесистых вязов тянется на несколько миль. Нет дерева лучше голландского вяза. Разве только английский дуб может сравниться с ним.

– Да, да, английский дуб, – машинально повторил Бен.

Мысли его унеслись далеко, в Лондон, и вот уже образы маленького брата Робби и сестры Дженни носились перед ним.

Глава VIII. За́мок. – Маленький герой. – На канале

В то время как Бен думал о брате и сестре, его спутники слушали рассказ Петера:

– Давно, очень давно на этом самом месте стоял древний замок. Он принадлежал знатному лорду, который так жестоко обращался с городскими бюргерами, что они, наконец, потеряли терпение и осадили замок. Долго длилась осада. Наконец гордый лорд, утратив всякую надежду на спасение, решил сделать вылазку и умереть, как храбрый воин, с оружием в руках. Но жена остановила его. Она вышла на вал и, обещав осаждающим сдачу замка, попросила, чтобы ей позволили выйти и взять с собой столько драгоценностей, сколько она будет в силах унести. Позволение было дано. Она снова вернулась в замок и через несколько минут вышла оттуда, неся на плечах своего мужа. И бюргеры, тронутые такой самоотверженной любовью, почтительно расступились и пропустили ее.

– Неужели ты полагаешь, Петер, что это правда? – недоверчиво спросил Карл.

– Конечно. Это исторический факт. Да и что же тут невероятного?

– Да у женщины не хватило бы на это сил!

– Могло хватить, если она любила мужа.

– Конечно, – согласился Якоб. – Я тоже вполне уверен, что это не сказка. Если я когда-нибудь женюсь, то только на женщине, способной оказать мне такую же услугу.

– Да поможет ей Бог, – воскликнул Карл, оглядывая фигуру Якоба Пута. – Ведь и троим мужчинам трудно было бы тащить тебя!

– Может быть, она и не сладит, – сказал Якоб, чувствуя, что и на самом деле требует слишком многого от будущей госпожи Пут, – но мне хотелось бы, по крайней мере, быть уверенным в ее готовности сделать это.

– Ну, довольно болтать! – прервал их Петер. – Пора отправляться в путь!

В то время как Бен, скользя по льду канала, думал о брате и сестре, они сидели в хорошенькой английской школе вместе с другими детьми. Был урок чтения.

– Мы остановились на 242-й странице, – сказал учитель. – Читай, Роберт Доббс, и не спеши.

И Робби начал читать тоненьким звонким голоском.

«Урок шестьдесят второй. Маленький Харлемский герой. Много лет тому назад жил в Харлеме, одном из главных городов Голландии, маленький мальчик. Отец его был надсмотрщиком при шлюзах. Обязанность надсмотрщика состоит в том, чтобы время от времени отворять шлюзы и поддерживать уровень воды в каналах. На ночь шлюзы тщательно запираются, так как переполнение каналов водой может вызвать наводнение. Даже маленькие дети в Голландии знают, что только плотины и шлюзы сдерживают воду и что малейшая небрежность надсмотрщика может повлечь за собой разорение и смерть».

– Хорошо, – сказал учитель. – Теперь Сусанна.

«Раз, в ясный осенний день, мальчик, о котором мы говорили – ему было в то время восемь лет, – понес несколько пирожков слепому старику, жившему по ту сторону плотины. Мальчик весело отправился в путь, просидел около часа со своим старым другом, а потом, простившись с ним, пошел домой. Идя вдоль канала, он заметил, как поднялась вода от осенних дождей.

“Хорошо, что шлюзы такие прочные, – подумал он. – Если бы вода прорвалась, она затопила бы все поля и огороды. Что сталось бы тогда с отцом и матерью? Отец всегда называет воду сердитой. Должно быть, она сердится на него за то, что он не пропускает ее сюда”.

Думая так, мальчик напевал веселую песенку, рвал росшие около дороги цветы и иногда останавливался, прислушиваясь к легкому шороху в траве: “Это, наверное, бежит кролик – он очень пуглив”, – решил он».

– Продолжай, Генри, – сказал учитель.

«Вдруг мальчик испуганно оглянулся по сторонам. Он только теперь заметил, что солнце уже зашло. Темнота быстро надвигалась, и голубые цветы казались серыми. А до дома было еще далеко. Мальчик прибавил шагу, и сердце его сжалось, когда он вспомнил страшный рассказ о детях, заблудившихся ночью в дремучем лесу. Он не мог удержаться и побежал.

В эту самую минуту до него донесся какой-то страшный звук: ему показалось, что где-то близко капает вода. Он взглянул вверх и увидел в плотине крошечное отверстие, из которого сочилась тонкая струйка. Каждый ребенок в Голландии знает, чем грозит течь, образовавшаяся в плотине. Мальчик тотчас же понял, насколько велика опасность: если не остановить воду, из маленького отверстия сделается большое, вода хлынет и затопит все.

Мальчик сообразил, что нельзя терять ни минуты. Бросив цветы, он вскарабкался по плотине до самого отверстия и заткнул его пальцем. Этого оказалось достаточно: вода перестала течь. “Ага! – радостно улыбнувшись, пробормотал он. – Как она ни сердись, а ей не затопить Харлема, пока я здесь!”

Сначала все шло хорошо, но скоро наступила ночь и поднялся туман. Наш маленький герой начал дрожать от холода и страха. “Сюда! Помогите!” – несколько раз принимался он кричать, но никто не шел. А ночь становилась все холоднее. Палец мальчика совсем окоченел, у него заболели рука и плечо, а потом он почувствовал боль во всем теле. “Помогите! – снова закричал он. – Мама! Мама!”

Но мать не слышала его. Как аккуратная голландка, она в обычный час заперла дверь и решила утром побранить сына за то, что он без ее позволения остался ночевать у слепого Янсена. Бедный мальчик хотел было свистнуть, надеясь, что кто-нибудь услышит его, однако это оказалось невозможным, так как зубы его стучали, как в лихорадке. Тогда он начал горячо молиться, и молитва ободряла его. “Я не уйду отсюда, – подумал он, – не уйду, хоть бы мне пришлось пробыть здесь до самого утра!”»

– Теперь читай ты, Дженни Доббс, – сказал учитель.

На глаза Дженни уже давно наворачивались слезы, но она сделала над собой усилие и начала читать дальше:

«Луна взошла и осветила маленькую фигуру ребенка, сидящего на камне. Голова его была опущена, но он не спал. Вздрагивая при малейшем звуке, действительном или воображаемом, он быстро оборачивался и время от времени потирал свободной рукой другую, совсем онемевшую руку.

Кто знает, сколько выстрадал, сколько всего передумал бедный мальчик в эту страшную, бесконечную ночь! Какую борьбу вынес он в то время, как, дрожа от холода, думал о своем отце, матери, братьях и сестрах, о своей теплой мягкой постельке! Может быть, он не раз решался вынуть палец из отверстия, но мысль о том, что вода хлынет оттуда и затопит Харлем, останавливала его. Нет, он не допустит этого… Если только останется жив до утра. А вернее всего, что он до тех пор уже умрет. У него так странно жужжит в голове, а все тело так сильно болит, будто его колют и режут ножами!