Враги дедов - Сергеев Станислав Сергеевич

— Хорошо. Это единогласное решение?

— Да.

Я невесело усмехнулся. Все шло, как и предполагалось.

— Ну, тогда продолжим.

Мы уже втроем вернулись обратно. Люди все так же сидели на своих местах, и в их взглядах я видел какую-то обреченную решимость, как у солдат, идущих в атаку. Что ж, нас разделяет сотня лет, но все равно это были русские люди, привыкшие на удар отвечать ударом. Я бы в такой ситуации трижды подумал, а тут упорная решимость, хотя некоторые из них казались равнодушными. Это неприятно кольнуло, и я, поставив на будущее для памяти галочку, продолжил:

— Господа, я рад, что все приняли единодушное решение. Как я понял, сейчас для вас главное это доказательства правоты вашего выбора.

Легкий шум подтвердил правильность моих слов.

— Хорошо. Сейчас мы вам продемонстрируем, что ВАС и ВАШИХ детей ожидает в ближайшее время.

Санька, примостившийся невдалеке, положил себе на колени ноутбук, который был подключен к жидкокристаллическому телевизору. Дождавшись моего кивка, запустил специально смонтированный видеофильм, в котором рассказывалась судьба России до декабря 1941 года с демонстрацией кинохроники.

Фильм был длинный, и люди, не видевшие ничего лучше черно-белых низкокачественных немых фильмов начала двадцатого века, смотрели в цвете, с закадровым голосом, который в нужных местах интонацией выделял особо важную информацию, где специально подобранная музыка усиливала впечатление и запоминание. Над фильмом работали специалисты, которым четко была поставлена задача по различным группам зрителей, и практически к каждому был подобран свой ключик. Офицерам раскрывались страшные перспективы быть насаженными на солдатские штыки разложенной агитаторами армии, безнадежное дело Белого движения, запятнавшего себя кровавым террором, и в итоге разгром, эмиграция и бесславная смерть на чужбине. Нижним чинам, в подавляющем числе простым крестьянам, предлагалась немного подредактированная версия о продразверстках, о всеобщей коллективизации и раскулачивании, о многочисленных крестьянских бунтах и о жестоком их подавлении. Расчет был прост — кому захочется воевать за революцию, когда все равно кинут, обманут, заставят идти брата на брата. Стимулы достаточно серьезные, и надежда, что информационные технологии двадцать первого века сделают свое дело, имела под собой реальные шансы на успех.

Мы с Санькой сидели и наблюдали за людьми. Самое интересное, что мы ведь их не обманывали — как могли правдиво, без конъюнктурного очернения и обеления выдавали всю известную нам историю краха Российской империи. Отдельно в фильме много рассказывалось о роли Англии, которая столетиями гадила всем конкурентам, и особенно ее роли в смерти многих российских монархов, видных политических деятелей, ученых, военачальников. Особенно тщательно раскрывались причины начала Первой мировой войны, ее ход и роль союзников по Антанте в развале Российской империи и их действия после революции и во время гражданской войны. Для людей, собравшихся здесь, многие вещи были откровениями, которые то замалчивались цензурой, то толковались совершенно по-иному, но общая направленность нашего повествования была понятна всем — Россию цинично и подло постоянно били в спину. Революция и последующая гражданская война, которую в простонародье по привычке называли Смутой, были настоящей трагедией русского народа, в которой погибли миллионы людей, цвет, совесть, будущее нашей нации. Ведь в бой всегда шли лучшие, и соответственно они погибали в первую очередь, а в итоге у руля остались те, кто профессионально прятался за спинами и чужой кровью обмывал каждую ступеньку своей карьерной лестницы.

Фильм был очень тяжелый. Даже нам, детям информационного века, трудно осознать, как можно было бросить такую огромную страну, державу, империю в пучину братоубийственной войны, а что говорить о наших предках? Многие с суровыми почерневшими лицами с силой сжимали оружие, девушка Аня Россохацкая тихо плакала. Даже на лице Мещерского, который в общем-то был посвящен во многие тайны будущего, были видны слезы. Страшно знать, что всё, что ты ценишь, любишь, будет уничтожено, растоптано, оболгано. Когда фильм закончился, мы с Санькой не стали ничего говорить, отошли опять в сторону. Людям нужно переварить полученную информацию, сформировать ОБДУМАННУЮ позицию, и уже потом мы сможем основательно с ними работать. Практика использовать втемную, конечно, иногда дает великолепные результаты, но нам нужны были не фанатики, не марионетки, а настоящие соратники, на которых можно будет опереться в критической ситуации.

Санька, прекрасно все видевший, присел рядом, по привычке положив автомат на колени, спросил:

— Ну как думаешь, Командир, их проняло?

— А сам как думаешь? Спецы фильм делали, и вряд ли люди из начала двадцатого века смогут противостоять самым эффективным методикам скрытой рекламы.

— Думаю, не переборщили ли мы с фильмом?

— Нет, Санька, люди сильные, побывали в бою и не потеряли головы. Нет, не сломаются, а вот нашей идеей проникнутся. Надо только немного их подтолкнуть в нужном направлении.

— А что им предлагать будем? Николашку спихнуть и посадить своего?

— Нет, Санька. Нам еще не хватало влезть в их придворные дрязги. Там сместителей и без нас хватает. Устроим ту же смуту, но в более серьезных масштабах, оно нам надо?

— Так что будем делать?

— Мысль есть, но давай сначала с людьми поговорим. Надо тщательно изучить контингент, а потом уж приниматься за работу. Я пока окончательно не принял решения.

Мы снова вернулись к аудитории. Мещерский, опять в качестве делегата и руководителя, странным голосом спросил:

— Господин полковник, насколько это правда?

— Всё, от начала и до конца…

Люди зароптали, а Анечка Россохацкая чуть ли не выкрикнула:

— Это же чудовищно! Я не верю! Это не может быть правдой!

Странная постановка вопроса. Хотя, с другой стороны, я их понимаю. Я бы на их месте более тщательно проанализировал полученную информацию и, естественно, на веру бы ничего не принимал, но тут был другой случай. Люди реально понимали или даже чувствовали, что мы говорили правду, тем более слишком многое было показано с подробностями, да и проверить полученную информацию можно в самое ближайшее время.

Фельдфебель Удовин, плотный, кряжистый дядька, чем-то напоминающий старшину Вяткина, все время смотрел на нас исподлобья, но воздерживался от высказываний, а тут решил подать голос, причем, как мне показалось, даже со скрытой издевкой:

— Ваше благородие, господин полковник, скажите, а вам что с этого? Вы вон какие…

Я усмехнулся. Честно сказать, как-то все это представление вызывало у меня тоску, нужно было встряхнуться. А фельдфебель ведь выражал мнение многих людей, которые, несмотря на впечатление, произведенное нами и нашим фильмом, все еще сомневались, слишком уж нынешняя ситуация выглядела дико.

— Фельдфебель Удовин, если не ошибаюсь?

Оскалившись, Удовин согласно кивнул головой.

— Да, вашбродь.

Ну, это точно открытое хамство. Мое офицерское естество не выдержало.

— А ну встать! Смирно! Руки по швам! Звание, фамилия, полк!

Я даже на мгновение себя почувствовал тем самым генералом в исполнении Булдакова из фильма «Особенности национальной охоты». Вот что с людьми выработанные годами службы рефлексы делают: борзый фельдфебель подскочил и вытянулся и начал почти кричать про фельдфебеля Удовина, про пулеметную команду, про Невский полк.

— Вольно. Садитесь.

Еще раз осмотрев людей, наконец-то высказался:

— Значит, так, господа и товарищи. От вас никто и ничего не будет ни просить, ни требовать. Скоро канал между нашими мирами закроется, и мы просто уйдем. Вы — солдаты Первой мировой войны, которая для России закончится кровавой кашей гражданской войны — Великой Смуты. Страна, потеряв миллионы здоровых мужчин и женщин в угоду заморским банкирам, все равно встала с колен, но ее снова втянули в новую войну. Германцы 22 июня 1941 года напали снова и дошли до Москвы и до Кавказа…