Щепотка перца в манной каше - Аркадий Шугаев

— Ну, топор и пилу я дам. Бревен полно вон валяется. Плот сделать — день работы. Я помогу. А что до самоваров, то берите, что надо. Только заколоченные дома не трогайте, я за них отвечаю.

На том и порешили. Обе стороны остались довольны. Половили мы с Урмацем раков немного и легли спать. Предстоял тяжелый день.

Утром скатили мы к берегу реки бревна и приступили к постройке плота. Это оказалось несложно. Мы подобрали более или менее одинаковые по длине и толщине бревна и скрепили их досками, которые прибивали гвоздями и скобами. Дед помогал советами.

— Шалаш на плоту сделайте. Одним днем все равно не доплывете, спать надо будет где-то.

— Плевать, так поспим. Некогда нам его делать. Время — деньги! — отвечали мы.

К обеду плот был готов, мы привязали его к дереву и пошли собирать добычу. Самовары почти все оказались кольчугинскими, на них стояли клейма завода и даты — все начала двадцатого века. Видать, перед самой революцией какой-то предприимчивый купец завалил местное население этими предметами быта. На таких самоварах много денег не заработаешь. Художественной и эстетической ценности они почти не представляют. Дешевые самовары. Но мы все равно сложили их на плот. Шесть штук.

Стали обследовать чердаки. Вдруг — удача! Попался нам самовар красной меди в форме петуха, краник только отсутствовал. Это уже намного интереснее. Такая вещь стоит денег. Медали какие-то на нем выбиты и надпись — «Тула. Баташовъ».

В этом же доме обнаружили черную, закопченную доску. У нас возникли подозрения, что это икона. Проглядывалось изображение какого-то человека. Возможно, это лик святого. Тоже взяли, разбираться будем в Питере. До вечера ползали мы по заброшенным строениям в паутине и пыли. На плоту постепенно выросла целая куча старья: малоценные кольчугинские самовары, несколько икон, деревяшки какие-то, на лопаты похожие, дед сказал, что это прялки. Все пригодится.

К вечеру сели у костра отдохнуть, оценить сложившуюся ситуацию. Дедок наловил рыбы, у него мережа в протоке стояла. Ерши в основном, пара окуней, щучка маленькая. Почистили мы рыбу, добавили морковки, луку, стали варить уху. Сначала ершей — они аромат и крепость бульону придают. Ерши сверхнеобходимый ингредиент. Потом выкинули разваренные тушки колючих рыбок и заложили куски более крупных окуней и щуки. Добавили целый очищенный картофель, укроп, поварили и в завершении влили в котел с ухой сто граммов водки. Это так принято — водку добавлять, без нее уха не уха. Закрыли котел крышкой, дали настояться несколько минут. Вкуснее этого блюда трудно себе что-то представить!

Обжигаясь от нетерпения, мы набросились на уху, про водку даже забыли. Потом-то, конечно, спохватились — выпили. Покурили, да так у костра и вырубились. Насыщенный день был. Устали мы очень.

Утром следующего дня дедушка вновь появился на берегу, провожать пришел.

— Смотрите там, осторожней. Медведь может к реке выйти, мужики в прошлом годе видали, — стал он портить нам настроение.

— Что же он, нападет на нас?

— Если медведица с детенышем, то обязательно нападет, — уверил старик.

— Что же делать?

— Главное дело — не бежать, догонит все равно. Руками не машите и вообще не двигайтесь. И самое главное — в глаза ему не смотрите, он человечьего взгляда не переносит. Порвет вас обоих…

— Ты конкретно скажи, что делать-то? Как спасаться от зверя этого?

— Стойте на месте и орите громко, может, уйдет. Хотя шансов маловато…

— Спасибо, отец родной, успокоил, — проворчал Македон.

Мы с Урмацем проверили готовность плота, убедились, что груз укреплен надежно. В общем, к навигации мы были готовы. Ну, с Богом! Мы запрыгнули на плот, отвязались и оттолкнулись шестами от берега. Оказавшись на чистой воде, наше надежное с виду плавсредство повело себя не совсем корректно, а именно — погрузилось на метр вниз. Мы оказались по пояс в реке. Ситуация комичная, что и говорить, дедушка оценил ее по достоинству. Его старое тело затряслось от дикого хохота. У меня возникло огромное желание дать ему шестом по башке, удержался я с большим трудом. Мокрые и злые, выкарабкались мы с Македоном на берег, подтянули на веревке плот, который без нас прекрасно держался на воде. Проклятье!

— Что делать-то будем, Аркаша? — Македон был растерян.

— Два варианта я вижу: увеличивать площадь плота, или самовары выкинуть.

— Плот увеличите, так не пройдете пороги, да и речка дальше сужается, — вмешался дедушка, отошедший от приступа хохота.

— Ну, давай тогда самовары дешевые выкинем и поплывем, — горячился Македон.

— Если мы их выкинем, нам и плыть не надо будет, — заметил я.

— Чего это не надо-то? — опешил Македонский.

— Саня, все, кроме самоваров, мы можем упаковать в рюкзаки и спокойно улететь на самолете.

— Да ведь правда, только прялки тогда в руках повезем, — успокоился Македон.

— А водочки-то не осталось у вас? — с надеждой в голосе спросил дедушка.

— Осталось, осталось. Корыстный ты старик. Огурцы неси, хлеб. Поскреби там у себя по сусекам.

— А сколько осталось-то? — не унимался жадный до выпивки селянин.

— Две бутылки.

— Может баньку тогда истопить? — обрадовался дед.

— Ну топи давай, долго это?

— Так к вечеру готова будет, — пообещал старик.

— Ладно, ты давай баней занимайся, а мы еще по чердакам поползаем, — распределил я обязанности.

Несколько часов, которые мы с Македоном посвятили поискам антиквариата, оказались бесплодными, ничего интересного больше обнаружить не удалось. Мы уже все выбрали. Плюнули мы на поиски, взяли у деда удочки и до вечера просидели на реке. Клевало хорошо, но крупной рыбы не попадалось. Окушки только, да плотвицы небольшие.

Банька дедовская стояла в ряду других на берегу реки. Это была маленькая бревенчатая избушка. За входной дверью находился крохотный предбанник с единственной лавкой, из него через еще одну дверь можно было попасть собственно в баню.

В помещении два на три метра с низким закоптелым потолком размещалась печка, в нее был вмазан чугунный котел. Рядом — полок и внизу, у самого пола — окошко, закрытое мутным стеклом. Вот и вся обстановка. Трубы у печки не было, баня топилась по-черному. То есть, весь дым оставался внутри. Когда печка, а от нее и весь домик раскалились, дедушка открыл настежь двери и выпустил дым.

Мы разделись в предбаннике и зашли внутрь. Пахло немного копотью и березовыми вениками, которые отмачивались здесь же, в тазу с кипятком. Сели на полок, жарко. А тут еще дедушка, черт костлявый, плеснул из ковшика на печку. Моментально нас обожгло паром.

— Что же ты делаешь, дьявол?! — заорали мы с Македоном.

— Вы чего, не русские что ли? Чего орете, в бане не были никогда? — изумился дед.

— Тут у тебя градусов двести! Антихрист! Это пекло, а не баня.

— Может, и двести, чем больше, тем лучше. Пар костей не ломит.

Старик натянул на свои тощие костлявые руки варежки и выхватил из таза распаренный веник.

— Давайте-ка оба на лавку, обхожу вас березкой, — приказал дед.

Мы с Урмацем переглянулись и стремительно выскочили из бани, спасаясь от безумного старика, с его раскаленным веником.

Речка тут же, прямо у порога. Мы нырнули и долго, с наслаждением бултыхались в чистой, прохладной воде.

— Нет, Саня, я все-таки предпочитаю душ или ванну с приемлемой температурой. Эта баня для меня слишком экстремальна.

— Подождем, когда она немного остынет, — отозвался Македон.

Вылезли мы из речки покурить, тут и дедушка наш появился в семейных трусах и модной клетчатой рубашке «Timberland». Где он ее взял, интересно? Такая рубашка не менее сотки баксов стоит. Двери бани деревенский мачо оставил открытыми.

— Давайте по стаканчику примем, как раз и банька поостынет пока, — предложил дедок.

Мы с удовольствием согласились.

— С легким паром! — старик опрокинул в бездонное горло полный стакан любимого напитка.

Мы тоже немного выпили. Потом залезли в баню, там уже можно было находиться. Тут уж мы с наслаждением похлестали друг друга вениками. Добавили парку, посидели, обливаясь потом, и опять в речку. Красота! В деревенской жизни на самом деле много таких вот приятных моментов.

Спали мы с Македоном на уже полюбившемся, ставшем почти родным сеновале.

Утром упаковались. Рюкзаки получились пузатыми, полными. Добычей нашей стали шесть икон, тульский самовар и две прялки — расписанные деревянные «лопаты» с резьбой. Мы их газетами замотали, чтобы в глаза не бросались. Тушенку и гречневую крупу, приготовленные для путешествия по реке, оставили деду.

Когда уже садились в самолет, Македон крикнул дедушке:

— Старик, поехали с нами в Питер, отдохнешь-хоть раз в жизни по-взрослому!