Ржавчина. Пыль дорог - Екатерина Кузьменко

Это было правильно, справедливо.

Если огонь не потушить, начнется пожар.

Дом встретил меня тишиной. Конечно, под утро все попадали замертво. Ключ у меня был, я тихо, не зажигая света, прошел в ванную, где развесил одежду просушиться. Верну мокрую или мятую – Аннабель меня убьет. На ощупь нашел на раскладушке джинсы и футболку. Спать не хотелось совершенно. Возможно, я об этом довольно скоро пожалею, но как заснуть после такой ночи?

Ушел на кухню, чтоб никого не разбудить, поставил чайник. Довольно скоро из комнаты выполз заспанный Конрад.

– О, Дэй! Уже проснулся?

– Еще не ложился.

– Ааа… Может, я тогда порисую?

– Почему бы и нет?

– Тогда допивай чай и пошли в студию.

– Хочешь взглянуть?

– Ну давай.

Это был какой-то стихийный дух. Или еще кто-то из мифологии. Он сидел у входа в пещеру, за ним стеной стоял дождь. Темно-зеленая плеть вьюна спускалась с большого камня ему на плечо.

– Что, залюбовался? – Мередит взлохматила мне волосы. – Смотри не влюбись.

– Не получится. Это уже не я. С меня рисовали, но все это мне не принадлежит. Хотя получилось красиво. Очень.

– Раз так, предлагаю отметить, – улыбнулась художница, – но только чаем, господа, сколько можно алкоголь глушить?

– О-ох, – притворно вздохнул Конрад.

– Я испеку торт, – утешила женщина.

Это был, как я помню, последний наш большой праздник. Куча гостей и аромат какого-то экзотического чая, смешавшийся с запахом сигарет. Торт – огромный, шоколадный, – я радовался как ребенок, помогая Мередит его готовить. Последний наш большой праздник… Последний не потому, что они больше не собирались. Потому что я ушел.

Не помню, почему.

Кажется, так было надо.

Я цепей не прошу – ее руки сильней…

…Попадаются иногда в мире такие места… Не то чтобы нехорошие. Просто ты сразу понимаешь, что человеку они не принадлежат, хоть ты тресни. Не совсем имеющие отношение к нашей реальности, что ли.

Вот и коттеджный поселок этот из таких, нюхом чую. Где-то с середины задания.

Я неспешно двигаюсь по второму этажу некогда шикарного загородного особняка. Хотя почему некогда?

Фасад пока не настолько облупился, чтобы превратить здание в неопознанную хибару. Под ногами – пыльный, но все-таки паркет. Стекла в окнах целы. Окраинные дома поселка разграбили мародеры, а эти не рискнули. Останков мы не находили – хозяева этих домиков сбежали первыми. Вопрос только – куда? Сложно бежать от пожара, если горит весь мир.

Если бы не пыль и запустение, можно было бы подумать, что здешние обитатели вышли и сейчас вернутся.

В предыдущем особняке я видела комнату молодой женщины. В небрежно брошенном на кровать куске ткани опознала алое вечернее платье. Главное – не задумываться о том, что стало с его хозяйкой. Не из сентиментальности, нет. Мне не нужно чужое, давно сгоревшее и подернувшееся пеплом прошлое.

Будь моя воля, я бы ничего не брала из покинутых зданий – разве что книги или оружие. Но мы только-только начали восстанавливать промышленность – и зачастую у нас нет выбора. Подозрительно хорошо сохранившиеся вещи летят в огонь – одним демонам известно, что можно прихватить вместе с таким подарком из прошлого.

А в остальном – странно было бы чувствовать вину перед погибшими, разбирая залежи оружия на военных складах или шнуруя берцы, которые – вот незадача! – предназначались не мне, а рядовому Имярек.

Еле слышный скрип створки распахнутого окна я сначала приняла за скрип паркета под чьими-то шагами. Но нет, просто ветер. В солнечном столбе танцуют пылинки.

– Красивые руки.

Миг назад там никого не было. А сейчас, нежась в солнечном мареве, на подоконнике сидит молодой парень, словно явившийся из другой жизни, – той, где можно было ходить по улицам безоружным. Черные брюки. Белоснежная рубашка, верхние пуговицы расстегнуты. На плечи спадают светлые-светлые волосы – блеклое золото в солнечных лучах. Его небрежная поза прямо-таки требует алой розы в пальцах или хрустального бокала с алым же вином. Чтобы мог красивым жестом преподнести цветок леди. Или же залпом осушить бокал в ее честь.

Леди. В камуфляже и с автоматом.

– Этими руками, должно быть, тяжело держать оружие?

У него красивое лицо, очень красивое, но чем-то оно мне не нравится. Может, слишком темными глазами. Может, некоторой хищностью черт.

– Но я вполне справляюсь, – с одной стороны, глупо держать под прицелом безоружного, с другой…

Ясно, что он не мимо проходил. По воздуху. На уровне второго этажа. Запоздало вспоминаю детские сказки – о том, что с некоторыми существами нельзя разговаривать.

Интересно, этот из тех, с которыми нельзя?

– Я вижу, – опасная улыбка, почему-то напомнившая Дэя. – Могу я пригласить вас на танец, миледи?

– Я не танцую. Увы.

Неподдельное сожаление в темных глазах.

– Жаль. Очень жаль.

По комнате, затухая, летит его тихий смех. А сам он уже сгинул в солнечном свете.

Быстрые шаги по коридору. Хлопает дверь. На пороге стоит Дэй. Живой, материальный. Очень хочется броситься ему на шею.

– С тобой все в порядке?

– Кажется, да. Похоже, прежние обитатели шалят. Ага. Или новые.

– Нашел что-нибудь?

– Нашел, – Дэй демонстрирует мне туго набитый бумагами рюкзак. – Это дом какой-то шишки из городского управления. Интересные планы коммуникаций. Полковник оценит, в общем.

Маленькая площадь встречает мощеным, под старину, тротуаром и лужицами воды меж камней. В них тонет солнце.

Наверное, однажды ночью в дом вернется хозяйка алого платья. Светловолосый предложит ей руку, и они будут танцевать здесь, на сырых от дождя камнях площади. А, может, в доме, будоража уснувшие в углах тени и вплетая их в узор танца.

Однажды рухнут эти стены, станут прахом и гнилью вещи, некогда бывшие приметой роскоши, а время и природа быстро возьмут свое, отвоевав у цивилизации клочок земли.

А легкие танцоры все равно будут кружить среди взламывающих камень полевых цветов.

Не то не заметившие собственную смерть, не то смирившиеся с нею.

Иногда прошлое лучше оставить призракам.

А у чистильщиков появится новая легенда. Для разнообразия – красивая.

Внедорожник ждет нас на окраине. Близость поселка, кажется, изрядно нервирует водителя.

– Ну наконец-то! – тяжело совместить искреннюю радость с ворчанием, но мужику это удается. – Грузитесь, то ли.

Дэй забрасывает наши рюкзаки в багажник, а сам запрыгивает на переднее сиденье. Я устраиваюсь на заднем. Мы молчим, пока автомобиль выруливает на пыльную проселочную дорогу, огибающую озеро. Когда-то здесь наверняка было не продохнуть от желающих искупаться. До чего все-таки красивые места – неудивительно, что земельные участки тут предпочитали покупать люди обеспеченные. И здесь нашего шофера прорывает.

– Пока вас ждал, думал, крышей поеду!..

– Что случилось? – сразу подбирается Дэй.

– В том-то и дело – ничего. Солнце, луг, водичка поблескивает вдалеке. Как будто и не было ничего. Только людей нету. Будто время кончилось, и застрял ты навеки в этом лете. Хочешь – купайся, хочешь – гоняй по округе, пока бензин не кончится, – ему явно не хватает слов, но я понимаю. Мысленно делаю себе пометку – упомянуть нервозность водителя в отчете. Будет лучше, если его пристроят ездить в Столицу или еще куда, но только подальше от неисследованных территорий. – А у вас-то как прошло?

– Как всегда, – пожимаю плечами я, – самая обычная работа.

Гараж – наверное, самое спокойное место на всей Базе. Уютное, что ли. Знаю, некоторые шоферы дают машинам имена, разговаривают с ними, когда ремонтируют. Это не вещь, не транспорт, это друг. Так вот, гараж похож не на хранилище техники, а на зверинец. На равном расстоянии друг от друга дремлют огромные сытые хищники – грузовики. Защитного цвета шкуры, ощущение сдержанной силы. Просыпаясь, они довольно урчат, предчувствуя скорость и дорогу. Трудяги. Развозят по отдаленным поселкам продукты, оружие, медикаменты, почту. Перевозят людей. Сколько ночей мы с Рин провели, прижимаясь к деревянным бортам…

С этой моделью машин у меня вообще связано много воспоминаний. Их когда-то закупала не только армия, но и гражданские фирмы. Когда я голосовал у обочины, часто водители именно таких вот грузовиков тормозили и с высоты кабины интересовались:

– До города, что ли?

Иногда я задумываюсь: ведь далеко не все попавшие на Базу машины изначально были армейскими? Вдруг среди них есть те, что я ловил на трассе? Тогда мне кажется, что я чувствую на себе снисходительный добродушный взгляд. Мол, вот ты какой вырос, ребенок улицы. Люди, может, при встрече и не узнают, а металл помнит.