Черный Маклер - Ольга Лаврова

Пытался Иван Тимофеевич найти подступы к Малаховке, да не сумел. Пытался через продавщицу тамошнего магазинчика, которая, возможно, вела хозяйство Черного Маклера, а возможно, была и его любовницей, даром что тому под семьдесят подкатывало.

Потом довольно скоропостижно основных валютчиков похватали, четырех ни с того ни с сего расстреляли - "по правилу левой ноги". Сам Никита Сергеевич следил за процессом, возмутился мягким, с его точки зрения, приговором, и сразу было издано два указа. Один о внесении высшей меры в соответствующую статью УК, а другой - уникальный, нарушавший святой юридический принцип всех времен и народов: что закон, ужесточающий наказание, не имеет обратной силы. (Другими словами, что введение более тяжелого наказания не распространяется на ранее осужденных). Второй указ специально распространили именно на данных обвиняемых. "И тогда король издал два декрета..." - вертелось в голове у Знаменского, когда он среди последних пассажиров поднимался на эскалаторе из метро.

Предстояло навести подробные справки о Черном Маклере и возможных его связях с Шаховым, и Знаменский прикидывал, что тут и в какой очередности надлежит предпринять. Однако Томин нарушил всякую постепенность в событиях ввалился утомленной походкой победителя:

- Паша, распишись в получении!

За ним с виноватым видом плелся Шутиков.

Знаменский ощутил огромное облегчение - цел! Ну, парень, под арест тебя, под арест! Томин обмолвился, что затевает мощную комбинацию, но столь блистательных результатов Знаменский не ожидал.

- Сколько ты людям крови попортил! - сказал он, кладя Шутикову руки на плечи: хотелось пощупать, удостовериться. - До тех пор от нас бегал, пока чуть жизни не лишился, ты это понимаешь?

Шалава русопятая, синеглазая, невредим! Только выбрит плохо.

- Да я не от вас...

- От Шахова?

- Больше от него, - и Шутиков облизнул толстые сочные губы.

От Томина донеслось с дивана:

- Как твой "школьный приятель" советую: кончай стесняться и рассказывай побыстрее, время не терпит.

- Ага, понимаю. Значит, дело такое. Первое - я хотел с повинной идти, а второе - я Михаил Борисычу по пьянке ляпнул, что знаю про Черного Маклера и какие у них отношения, мне один хрыч в Столешниковом переулке все выложил...

- Стой, не части, - обрадовался Знаменский. - Черный Маклер жив?

- Ха! Валютой балуется вовсю!

- А при чем Шахов?

- Что вы! Сам Маклер ни с кем ничего. Все расчеты только через Шахова. Потому он его и на суде вытащил. Во-первых, правая рука, во-вторых, живые деньги горят... Ну вот, когда я решил сознаться, Михаил Борисыч здорово психанул, позеленел весь и сказал пару слов. Наутро хмель с меня сошел, я ноги в руки и деру. Испугался до смерти... - он потупился.

- А самого Маклера ты не видал?

- Да сто раз! Это же этот... дядюшка!

- Чей дядюшка? - спросил Знаменский.

- Иди, Костя, посиди, - махнул Томин на дверь. - Так ты не слыхал про дядюшку? - обернулся к другу. - Сейчас обрисую.

Через несколько минут Знаменский выложил на стол двугривенный. Подумал и надбавил еще десять копеек. Давняя была игра - "с тебя причитается". Томин сгреб мелочь.

- То-то же... Кроме того, я позволил себе проявить инициативу: заслушав исповедь Кости, сразу послал ребят в Малаховку, где проживает наш "божий одуванчик".

Знаменский позвонил в архив - Иван Тимофеевич заслуживал срочной информации.

А Зина в обед купила торт, который они умяли в процессе интенсивного обмена мнениями.

* * *

- Испортишь желудок. Переходи на домашнее питание. Кончай с этим кафе! Кончай!

С кем разговаривал муж по телефону, Шахиня не знала, но его властный тон и энергичное "кончай" показались зловещими. Ее теперь ото всего лихорадило, с ума не шла фраза Знаменского, что "это может случиться в любой миг".

Она не замечала, как за ней пристально наблюдал дядюшка.

- Что-то ты, красавица, побледнела, глазки грустные.

Шахов заботливо оглядел жену.

- Опять допросы. Мне-то ничего, а она опомниться не может.

- Значит, тебя тоже вызывали? - осведомился дядюшка.

- Вызывали.

- И долго мучали?

- Часа полтора.

Обращался он к Шахине, но отвечал за нее муж, и это дядюшку раздражало.

- О чем же с тобой беседовали, Леночка? - спросил он, демонстративно отворотясь от племянника.

- Я уже рассказывала, не хочется еще раз.

- А, опять одно и то же! Когда то кольцо купили, когда браслет, сколько отдали... Какого-то вдруг старика приплели, не встречала ли она около дома старика с собачкой? Ничего у них серьезного нет, - продолжал "адвокатствовать" Шахов.

Дядюшка отослал его:

- Пора мне ехать. Вызови, Миша, такси.

Шахов ушел в соседнюю комнату и принялся дозваниваться до диспетчерской. Слышно было плохо, потому он прикрыл дверь.

- А следователь - молодой, интересный?

- Не старый.

- Может, ему денег подсунуть или... что-нибудь еще?

Шахиня вздохнула.

- Вечно вы учите меня жить. Не возьмет он ни денег, ни чего-нибудь еще. Не той породы.

- А допрашивал с пристрастием?

- Нет, не очень.

- Значит, не обижал тебя. Угу... угу... Умный, обходительный... это хорошо... это все-таки приятно.

Шахиня начала собирать чайную посуду со стола.

- Ну, и в чем ты ему при-зна-лась?

Она уронила ложечку и медленно-медленно нагнулась, слепо шарила по полу. Может, ей почудилась тяжелая угроза - точно свинцовая гирька рассекла воздух и тюкнула в лоб... Она заставила себя найти ложку, крепко стиснула ее. "Да нет, нет. Сейчас посмотрю на него, а он обычный безобидный старичок, которого и пугаться-то смешно".

Не было старичка. Перед ней сидело незнакомое злобное создание.

"Да по какому праву он меня пытает?!"

Накатила волна встречной злости.

- Что за шутки? - Брошенная ложечка громко звякнула о чайник.

- Миша! - пронзительно выкрикнул дядюшка. - Иди сюда!

Тот шагнул в комнату. Шахине стало жарко.

- Предала тебя жена! - выложил дядюшка с маху.

- То есть как... что такое... - отпрянул Шахов.

В передней залился звонок, и Шахиня ускользнула туда. Приняла от почтальонши корреспонденцию и периодику, сунула полтинник. Перед зеркалом привела в норму выражение лица. К мужчинам вернулась внешне спокойная.

Муж вытирал платком полные щеки и шею. Его смятение перед дряхлым родственником было необъяснимо.

- Ты вызвал такси? - спросила Шахиня резко.

Старика пора спровадить, хватит ему сеять смуту. Шахов не отозвался.

- Грустно, грустно, не ждал. Бедный Миша! Ах, какая у тебя была жена! Великолепная была женщина!

- Дядюшка! Она же ничего и не знает... ничего не могла сказать!

Тот впился в Шахиню инквизиторским взором.

- Знает! Выведала! - и добавил грязное короткое словечко.

Ее шатнуло. Напала немота. Шахов почуял истинную беду, заметался между женой и дядюшкой.

- Ее запутали... заставили...

- Не верещи! Не хотела бы - не заставили! Жила за тобой как в раю. Теперь сама о себе думай, мало ли что может случиться... Идешь по улице, кирпич на голову упадет, грузовик из-за угла выскочит, пьяный хулиган покалечит...

Жестокая его усмешка ошеломила Шахиню, сделалось обморочно-страшно, как во сне, когда кто-то чудовищный гонится по пятам и некуда деться.

- Дядюшка... - затрепетал Шахов и скрючился подле него то ли на коленях, то ли на корточках, униженно целуя руки.

Между тем на Петровку поступили первые сенсационные известия с обыска. Хозяин был в гостях у племянника, коллеги Томина застали раскормленную бабу, по сбивчивым речам которой заключили, что та - нечто вроде домоправительницы. Под ее хныканье проникли уже в одну пещерку Аладдина.

Рассудив, что туда он еще успеет, Томин завертелся по кабинету, торопя:

- Айда к Шахову! Зинуля, ты можешь?

- Хочется!

Уладили с ее начальством и выехали...

Томин сразу устремился в глубь квартиры. Кибрит и Знаменский задержались в передней, гадая, что такое приключилось с Шахиней: она услужливо пристраивала на вешалку их пальто. Как дорогих гостей встречала.

- Добрый вечер, - нейтрально поздоровался Знаменский, войдя в комнату.

Томин отвесил поклон:

- Наше почтение Черному Маклеру!

Дядюшка округлил глаза.

- Как вы сказали?

- Черному Маклеру! - со смаком повторил Томин.

- Боже мой! Бо-оже мо-ой! Еще помнят! - то ли притворялся, то ли действительно был растроган. - Ах, молодость, молодость... Рулетка в Каретном ряду... Черная биржа у Никитских ворот... Какие были времена, какие люди! И среди нас, и среди вас! Фигуры!

- Ну, кое-кто и сейчас есть. И среди вас, и среди нас. Вот сегодня, к примеру, поехали мои добры молодцы в Малаховку...

Дядюшка вцепился сухонькими пальцами в скатерть.

- Зашли они, это, внутрь дачи, туда-сюда, глядь - дверца секретная в подвал. А там под фундаментом печки - тайничок. А в том тайничке... мать честная!

Томин умолк, любуясь реакцией.

- Не дать ли воды? - спросила Шахиня старичка легким, вовсе не приличествующим случаю тоном.