Черный снег (без конца) - Илья Яковлев

3

Телефонный звонок раздался около половины двенадцатого, как Борис, в принципе и предсказывал. Вполне логично предположив, что звонят из дежурки и мысленно матерно ругаясь, он снял трубку:

— Отдел по ликвидации врагов народа слушает.

В трубке хмыкнули и хрипловатый голос Рэма произнес:

— Значит, я не ошибся номером. Вы по вызову работаете?

— Всё для клиента! Как-никак — рыночная экономика. Хотите сделать заказ? зевнул Борис. Спать хотелось, как из ружья. Он посмотрел на Юлю, удобно расположившуюся на диване с дистанционкой и жестами попросил её сделать звук потише. Юля, особенно не мудрствуя, попросту выключила телевизор с видяшкой вовсе и с интересом уставилась на Бориса. Не переставая зевать, как лев на солнцепёке, тот продолжил в том же духе:

— Правда, предупреждаю: сегодня у нас оплата по двойному тарифу. Плюс разъездные. Бензин нынче дорог, не укупишь.

— Ладно, партайгеноссе, хорош дурака валять. Давай в Контору, общий вызов. Форма одежды номер шесть, субтропическая.

— Это как? Прошу разжевать для неграмотных, — вздохнул Борис.

— Майка-скатка, трусы на выпуск! — заржал Рэм и добавил несколько удивленно, — Ты чего дураком прикидываешься? Телевизор не видел, что ли?

— Телевизор я видел. На картинке. Но даже если бы я его и не видел никогда в жизни, это всё равно, сэр, не даёт вам права беспокоить меня в законный выходной по разным мелочам. Тем более, с такими глупыми предложениями, как требование явиться на службу, — продолжал валять ваньку Борис.

— Не знаю, что ты там на картинке видел, но отлично помню, что у тебя дома аж два телевизора! И ты за ними просиживаешь массу внеслужебного времени. Хочешь сказать, что именно сегодня ты решил изменить своим привычкам и не схватился за пульт сразу, как продрал свои шары после вчерашнего пьянства? Тогда тебе надо вызвать скорую! — начал раздражаться Рэм.

— Ах, ты вот про что! Видишь ли, я забыл тебе сказать. На прошлой неделе я разобрал оба телевизора и из их деталей собрал детекторный приёмник. Теперь слушаю по нему «Голос Пекина», — Борис отставил трубку подальше от уха, но сделал это напрасно: Рэм орал громко и слышно его было настолько хорошо, что вполне можно было предположить, что у них было селекторное совещание. Глядя на Юлю, он виновато пожал плечами, кивнув на трубку и всем своим видом показывая, как он скорбит по поводу того, что его сослуживец такой несдержанный. И матершинник, к тому же: последняя фраза, донёсшаяся из трубки, была шедевром ненормативной лексики. Услышав её, Юля смущённо хихикнула, а Борис строго поинтересовался, снова поднеся трубку к уху:

— Ты вроде не акушер и меня не принимал. Откуда такие подробности?

— Из твоего личного дела, — перевел дух прооравшийся и немного успокоившийся Рэм, — Закончил юродствовать?

— Закончил.

— Ну и?..

— Чего — «ну и»? Ты про «вести из столицы»?

— Именно. Гриб и так тебя только к середине дня распорядился выдернуть.

— Спасибо ему огромное! Отец-благодетель, а не начальник! — не удержался от сарказма Борис, — Передай ему мои самые искренние заверения в наиглубочайшей признательности!

— Да ладно тебе. Тут такие подробности по линии УПС, обалдеешь! Вот командование и прыгает, — сообщил заговорщическим голосом Рэм, — Давай в Контору быстрее, всё равно ведь в покое не оставят. Я уж сказал, что до тебя дозвонился, — виновато добавил он.

— Отмахнувшись от извинений Рэма и положив трубку телефона на базу, Борис плюхнулся на диван рядом с Юлей, с явным нетерпением ожидавшей от него подробностей, и задумчиво уставился на висевшую на стене копию картины «Л.И. Брежнев подписывает партбилет N1 на имя В.И. Ленина», подаренную ему на день рождения шутником приятелем, который, в свою очередь, спёр её из запасника своей бывшей школы, куда зашёл как-то на первое сентября поздравить учителей. Картина несколько не вписывалась в интерьер, как и слова Рэма о каких-то там подробностях по линии УПС не вписывались в сюжет обычных «банановых» переворотов, уже дважды происходивших в стране. УПС было не что иное, как Управление Правительственной Связи, и не в их привычках было посвящать посторонних в подробности сообщений из Центра. А посторонними они считали всех, включая даже работников самой Конторы. Хотя сами они вроде и числились с Конторой в одной упряжке, но жили обособленно, «своим муравейником», никого не пускали в своё «святая святых» и информацией делились не иначе, как только по непосредственному пинку сверху. Да, в общем-то, и не были оригинальны в своих действиях: информацией любого порядка всегда неохотно делились между собой и остальные подразделения их организации. И раз уж упээсовцы снизошли до того, что выпустили хотя бы часть сообщённого им из Центра наружу настолько открыто, что это было известно не только высшему руководству, но и среднему звену, вроде Рэма, то это говорило только о том, что происходило что-то действительно интересное или, по крайней мере, необычное. Во всяком случае, у Бориса, умудрённого служебным опытом, были все основания так предполагать. Но, само собой, легче на душе от таких предположений не становилось, а лишь появилось острое ощущение какой-то неопределённости, поэтому он хмуро перевёл свой взгляд с монументального полотна на Юлю, терпеливо ожидавшую от него разъяснений и буркнул:

— Ну, мать, по коням! «Марш, марш вперёд, труба зовёт, чёрные гусары!» Не проси чего либо пояснять, сам ни черта не понимаю. Хотя есть авторитетное мнение, что с этим переворотом что-то нечисто. Похоже, что это не дежурная клоунада на потеху электората. Ты, кстати, домой заходить не собираешься?

— Не знаю… Как я выгляжу? — неуверенно спросила Юля.

— Как «Аленький цветочек». В смысле — на все сто. Это я, небось, как Кощей Бессмертный. Рожа, наверное, опухшая… — задумчиво сказал Борис, прыгая на одной ноге, при этом пытаясь второй ногой попасть в штанину форменных брюк.

— У Кощея фэйс был наоборот, худой, — заметила она, — А выглядишь ты, кстати, вполне прилично. Спасибо за «аленький цветочек».

— Взаимно. Но ты мне льстишь. Я же чувствую, что выгляжу несколько помято.

— А ты меньше чувствуй. Возьми, да посмотрись в зеркало. Как я, — невнятно сказала Юля, орудуя около трельяжа губной помадой и наводя на лицо дежурный «боевой узор».

— Некогда лоск наводить. Чёрт с ним, пошли, — сказал Борис, напяливая фуражку типа «аэродром», — Не на торжественное собрание в актовом зале по случаю Дня Чекиста идём. И так сойдёт.

Выйдя на улицу, Борис сразу отметил, что несмотря на все перевороты и чрезвычайные положения, народу было не так уж мало, чем он сразу поделился с Юлей. Та немедленно с ним согласилась, но в свою очередь от себя добавила, что общественный транспорт сегодня явно взял отгул. Самым интересным было то, что люди, которые им попадались по пути в Контору, отнюдь не казались чем-то обеспокоенными. Судя по всему народ, уже неоднократно переживший нечто подобное, не сговариваясь, решил особого внимания на всё происходящее не обращать. Но при этом большинство предприятий сегодня, явно просто не зная, чего в ближайшее время ожидать от властей, решили не напрягать особенно извилины и попросту объявили выходной. По крайней мере, так сделали владельцы многочисленных палаток, не без основания опасаясь погромов под шумок и Борису, у которого закончились сигареты, пришлось вместе с Юлей сделать небольшой крюк, зайдя в один из продовольственных магазинов.