Викки - Руфь Уолкер

Викки шла к дому, размышляя о том, что Джим Райли, будучи представителем совсем иного мира, по-своему был очень добр к ней. Он даже не попытался приударить за своей нежданной гостьей, что можно было списать либо на природную деликатность, либо, что вероятнее, на отсутствие интереса к спасенной жертве.

Как бы там ни было, она живая и невредимая возвращается домой, и единственное, что ей остается пережить, — это объяснение с дедом. Конечно, от многочасовой лекции и суровых ограничений на будущее никуда не деться, но по сравнению с тем, что она сегодня претерпела, все это казалось милым и забавным.

Двойная парадная дверь из резного дуба оказалась незапертой и, распахнув ее, Викки увидела, что у подножья лестницы стоит, поджидая ее, дед. Прямой, словно окоченевший, с застылым лицом. Окинув ее взглядом с головы до ног и, видимо, не упустив ни одной мелочи: ни растрепанных волос, ни синяков на лице, ни кое-как скрепленного булавкой платья, — он отрывисто произнес, еле шевельнув губами:

— Дрянь! Копия своей матери.

Слова прозвучали холодно и сухо, но Викки стало ясно: дед в ярости, и любое ее слово будет работать против нее. Но все-таки она попыталась объясниться:

— У меня… В общем, я поссорилась с Дарси и решила, что лучше будет, если я вернусь домой, — Выпалила она слова, сто раз повторенные про себя в кабине грузовика. — Я хотела остановить такси, но какая-то машина выскочила из ряда и сбила меня. Кроме нескольких царапин ничего страшного, но платье разорвано и, кроме того…

— Лгунья! — и снова его губы еле шевельнулись.

— Но это правда, дедушка! Мы обе вышли из себя и наговорили друг другу кучу всего…

— Лучше отдышись и послушай. Твоя подруга позвонила и обо всем рассказала. Не скажу, чтобы меня это сильно удивило. Плохая кровь рано или поздно дает себя знать — это я никогда не уставал повторять.

— Не знаю, что вам там наболтала Дарси…

— Она сказала, что ты пошла в кино — вопреки моему строжайшему запрету. Ты сама его раззадорила — этого мужчину, который приставал к тебе, и, как Дарси ни пыталась тебя образумить, ты не желала ничего слушать и уехала с ним. Она мне сразу же после этого позвонила — вся в слезах, испугавшаяся за тебя.

— Но это же совершеннейшая ложь! Она просто себя выгораживает. Это же она организовала для нас все… — Викки прикусила язык, сообразив, что правда о случившемся в глазах ее деда окажется не менее предосудительной, чем ложь Дарси.

— Я знал, что ты в конце концов прибежишь домой как побитая собака, — словно не услышав ее, продолжал дед. — Откуда у тебя эти синяки? Неужели кавалер так быстро охладел к тебе? О, я чувствовал, я подозревал, но мне интересно одно — сколько раз тебе удавалось обвести всех нас вокруг пальца и выбираться ночью из дома никем не замеченной? Да-да, Дарси и про это мне рассказала, как только я пригрозил отказаться от сотрудничества с ее отцом: эта кошка, по крайней мере, понимает, чье мясо ест.

— Но она лжет! Почему вы не хотите понять, что она лжет? — тихо спросила Викки.

И снова он будто не слышал ее.

— Я мог бы выставить тебя за ворота в чем ты есть — в этом драном наряде проститутки, но я решил проявить великодушие — последний раз в жизни. У тебя есть десять минут, чтобы собраться. Можешь взять с собой столько вещей, сколько унесешь. А что касается остального — живи хоть на милостыню.

Викки потрясенно молчала, и дед, занервничав, дернул плечами.

— Джонсон отвезет тебя куда ты скажешь — конечно же, в пределах разумного. — Рот Эрла Сен-Клера судорожно перекосился. — Не сомневаюсь, что с голода ты не умрешь. Ты найдешь себе пропитание и на панели. Но на мою помощь и поддержку можешь не рассчитывать. Отныне я тебе не дед, а ты мне не внучка. И не пытайся искать помощи у бабушки. Она целиком разделяет мое мнение.

Жгучий гнев опалил душу Викки, ее дыхание перехватило, и перед глазами все поплыло — какие-то размытые огни в красном тумане. Она была совершенно беззащитна перед этим человеком, у нее не было ничего — кроме ее голоса. И Викки возвысила его, заглушая все попытки остановить себя:

— Хорошо, я уйду. Ты отверг меня — ладно, только знай, что и я тебя тоже отвергла. И запомни: настанет час, когда ты один останешься заживо погребенным в этом мавзолее и не будет на свете ни одной души, которой было бы интересно, жив ты или давно мертв!

Не медля больше ни секунды, она взбежала вверх по лестнице. Как ни хотелось ей хлопнуть дверью и уйти, не взяв ни единой вещицы из этого дома, здравый смысл одержал верх. Она выбрала только практичные в носке вещи: юбки, блузки, свитера, белье, пару лакированных туфель, ботинки. В самый последний момент после недолгого колебания она запихнула в чемодан костюм для верховой езды — вдруг да пригодится, когда она станет искать работу?

Закончив сборы, она содрала с себя платье Дарси, бросила его посреди комнаты, а сама переоделась в брюки и свитер, набросила на плечи демисезонное пальто и подхватила чемоданы.

Меньше чем через десять минут она вышла из своей комнаты, неся в руках два чемодана, набитых одеждой. Когда она спускалась по лестнице, дед все еще стоял внизу, и лицо его приобрело пепельно-серый оттенок. Он сделал движение к ней… Стараясь не глядеть на него, Викки, стуча по черно-белому кафельному полу, пробежала к парадному входу и оказалась на мраморном крыльце.

В «роллс-ройсе» ее уже ждал Джонсон, и смуглое его лицо ничего не выражало. При виде Викки он выскочил из машины и с обычным поклоном открыл боковую дверцу. Загрузив чемоданы в багажник, он захлопнул его и снова сел на водительское место.

— Куда едем, мисс Виктория? — лаконично спросил он.

Викки ответила не сразу. По милости деда она отправлялась в самостоятельную жизнь без цента в кармане. А если учесть, что ни родственников, ни друзей у нее тоже не было, выбор был предельно узок — если вообще можно было говорить о выборе.

— Вестчестерская ярмарка, пожалуйста, — сказала она.

Сквозь слезы она бросила прощальный взгляд на особняк деда, где прошла вся ее сознательная жизнь. Свет из окон дрожал, расплывался, и все же ей показалось, что в дверях она различает одинокий и застылый силуэт Сен-Клера. Но слезы уже текли рекой, и убедиться, права она или нет, не было никакой возможности. Только сейчас до нее дошло, что она уезжает отсюда навсегда — и даже не попрощалась с бабушкой.

5

Викки не подозревала, что темнота может быть разной. В спальне, где она проспала большую часть своей жизни, темнота была абсолютной, хоть глаз выколи, молчаливой, напоенной тонким ароматом льняного постельного белья и ее собственных духов. Совсем иной оказалась темнота в фургоне Джима Райли, где она сейчас лежала на полу на надувном матрасе. Прежде всего темнота не была полной. Через круглые окна внутрь просачивался призрачный свет фонарей, и каждые несколько минут по стене пробегала ослепительная полоса и шарахались гигантские тени — это подъезжала к стоянке очередная машина.