Все мы только гости - Евгения Горская

– Бросить решила Болотникова?

Тамара кивнула, потыкала картошку тупым ножом и навалила Филину полную тарелку импровизированного жаркого.

– А сама чего не ешь?

– Не хочется. – Она присела на краешек стула, подумала и взяла кусочек колбасы.

– А почему? Зачем бросать-то? Парень Болотников видный, не бедный.

– Объясняла же, – пожала плечами Тамара. – Сергей Овсянников… Иван слаб против него.

– И ты решила на сторону сильного переметнуться?

– Угу. – Она съела колбасу и потянулась за вторым куском.

– Вот тут ты ошиблась, золотце. Иван твой, может, и полный ноль, но люди за ним стоят серьезные. Покруче Овсянникова. Так что сделаем дело, и возвращайся к своему Ивану.

«Он меня успокаивает, – отстраненно подумала Тамара. – Он меня убьет».

– Спасибо, – чуть отодвинул опустевшую тарелку Филин. – Очень вкусно, правда. Давай теперь чайку.

Убирая со стола грязную посуду, Тамара чувствовала, что в голове больше нет звенящей пустоты. Теперь она знала, что делать.

Чай для Филина получился крепкий, душистый, она сама такой любила.

– А сама что, не будешь? – удивился он.

– Я не пью на ночь чай. То есть пью, только травяной. – Тамара залила кипятком аптечный пакетик с успокаивающим чаем.

– Ну как знаешь, – с сомнением покачал он головой. – Если тебе это нравится…

Все получилось так просто, что она боялась этому поверить. Подсыпать в заварной чайник бабкиного снотворного оказалось совсем легко.

Он сейчас заснет, уговаривала себя Тамара. Он заснет, и все кончится.

Разбирать бабушкины бумаги было грустно, но вместе с тем занятие это отчего-то успокаивало. Лина сложила все письма в найденную здесь же, на втором этаже, коробку. Коробка была необычная, оригинальная, несмотря на пошлых ангелочков на крышке, то ли бабушка пожалела ее выбросить, то ли мама. Лина поставила коробку в угол и принялась за ежедневники. Ежедневники бабушка любила, заранее отмечала в них дни рождения людей, которых необходимо поздравить, составляла списки продуктов, которые нужно купить, отмечала «благоприятные» и «неблагоприятные» с астрологической точки зрения дни. К астрологии она всегда относилась серьезно и с юмором одновременно, а заодно опасалась понедельников, пятниц и тринадцатых чисел.

В открытое окно залетела серая ночная бабочка, стала биться о плафон настольной лампы. Лина выключила лампу, постояла у окна, глядя на темный сад, и неожиданно подумала о недавнем попутчике, с которым дважды сталкивалась у речки. Думать о нем было отчего-то радостно, и очень хотелось встретиться с ним завтра.

Бабочка перестала шуршать крыльями. Лина вернулась к столу и, опять включив лампу, принялась листать ежедневник.

На странице за второе августа взгляд замер случайно, Лина даже не сразу поняла, что это как раз день ее несчастливого приезда. Очень уж странным показался написанный бабушкиной рукой текст: «Тележка? Тележка!» и еще несколько раз «Тележка!».

Лина поразглядывала ровные буквы. Глупость какая.

Долистала ежедневник и опять вернулась ко второму августа. Глупостей бабушка обычно не писала.

В тишине, какой никогда не бывает в Москве, телефон заиграл громко и тревожно.

– Да, Стас, – ответила Лина, мельком взглянув на дисплей.

– Ты ничего не хочешь мне сказать?

– Мне нечего сказать. – Лина поудобнее перехватила телефон и откинулась в кресле.

Голос мужа показался ей измученным, усталым, захотелось заплакать от жалости к нему, к себе и ко всей их неудавшейся жизни.

– Приезжай, Лина. Здесь отдохнешь. Когда я вернусь, нормальную путевку быстро точно не найдем, и будет у нас потерянное лето. Приезжай. Мне плохо без тебя,

– Тебе плохо со мной, Стас, – мягко поправила Лина.

– Ты меня не любишь?

Конечно, она его любила. Не так, как когда-то Костю, но любила. Беспокоилась о нем, переживала за него. Но… вместе они несчастны, и с этим ничего нельзя поделать.

– Стас, ты помнишь, как мы расстались?

Расстались они ужасно. Ей пришлось задержаться на работе, они сдавали заказчикам новую систему, Лина не могла уйти, пока не проведут все запланированные испытания, и едва добралась до дома, когда Стасу уже нужно было уезжать. У подъезда ждало такси, Лина поехала вместе с мужем в аэропорт, всю дорогу слушая, что она специально треплет ему нервы, что она его ненавидит, что ей наплевать на него и она вышла за него замуж, потому что не нашлось другого дурака, который бы на ней женился.

Любая другая обязательно его проводила бы.

Любая другая собрала бы его вещи.

Любая другая ценила бы такого мужа, как он, отправляющегося к черту на рога, чтобы заработать для нее денег.

Сначала Лина пробовала возражать, потом оправдывалась, потом тихо плакала. Затем, уже у таможенной стойки, молча глядела ему вслед, он так и не поцеловал ее на прощание, даже не обернулся, отлично зная, что она не уйдет, пока он не скроется за спинами отправляющихся на посадку людей.

Он неделю не отвечал на ее звонки.

– Ты же прекрасно знаешь, что я не могла прийти раньше. Не могла.

– Любила бы, смогла бы.

– Стас, ну ты же не дурак. Я не могла уйти, пока идут испытания. И ты это понимаешь. Зачем ты устроил весь этот балаган? Ну зачем?

– Балаган? – взвился он. – Я тебя ждал до последней минуты, а ты называешь это балаганом?

– Стас, давай разводиться, – устало попросила Лина. – Так нельзя жить, понимаешь? Мы же не можем сказать двух слов, чтобы не поругаться.

– Разводиться? – Лина слышала, как он усмехнулся. – Ну давай. Давай. Останешься одна, дура. Тебя что, очередь женихов ждет? Да если бы не я… Ты бы в девках сидела до сих пор.

Лина отвела телефон от уха и тупо смотрела сначала на светящийся, а потом на погасший экран. Какое-то время до нее доносился голос Стаса, хотя слов было не разобрать.

Потом она просто сидела в тишине, вытирая слезы ладонью.

Как действует снотворное, Тамара знала плохо, сама никогда не пила и бабушку не расспрашивала. На Филина оно никак не действовало.

Он пил чай, расспрашивал ее об Иване, о родителях, Тамара нехотя отвечала. Сначала сквозь зубы, а потом сама не заметила, как разговорилась. Собеседником Филин оказался хорошим, внимательным и с юмором.

– Ты не возражаешь, если я у тебя поживу? – наконец спросил он.

– Так если и возражаю, – пожала плечами Тамара, – вы же не уйдете.

– Не уйду, – посочувствовал он. – Ты уж потерпи.

Устроился он на диване в соседней комнате. В свою спальню она закрыла дверь неплотно, долго, стараясь не дышать, пыталась расслышать звуки из соседней комнаты и ничего не слышала. Несколько раз проверяла время на зажатом в руке мобильном и наконец решилась. Осторожно спустила ноги с постели, на цыпочках, молясь, чтобы не скрипнули половицы, добралась до окна, тихонько раскрыла створку и скользнула вниз на росшие вокруг дома мальвы.

На секунду замерла под окном, почти парализованная ужасом и боясь стука собственного сердца. То ли Бог помог, то ли снотворное подействовало, но никакой погони за ней не было, она метнулась от дома к низким вишням, перебралась на соседский участок, а оттуда, прижимаясь к заборам, побежала по плохо освещенной редкими фонарями улице.

В безопасности она почувствовала себя, только когда заспанный Костя выглянул в окно на ее стук. Она чуть не расплакалась от навалившейся после пережитого ужаса слабости.

– Тома? Ты что? – с недоумением оглядев ее, удивился Костя.

Тамара только теперь осознала, что стоит босая, в трусиках и мятой футболке, в которых лежала, выжидая, когда уснет Филин.

– Костя, впусти меня, – непослушными губами проговорила она. – Впусти, я тебе сейчас все расскажу.

– Какого черта?.. – Даже при лунном свете Тамара видела, что смотрит он на нее с ненавистью.

– Костя, впусти меня, пожалуйста, – взмолилась она. – На меня напали.

Она, захлебываясь словами, пыталась объяснить ему, что опасность более чем серьезная.

– Ну так в полицию иди! – не слушая, перебил он.

– Костя?! – Она никак не могла поверить, что близкое спасение отступает и только что пережитый ужас сейчас вернется.

– Иди ты… к черту!

Тамара прекрасно понимала, что он не мог допустить, чтобы она ночевала у него, когда совсем рядом находится Лина. И все-таки почувствовала такую опустошающую растерянность, какой не чувствовала, даже сидя напротив Филина.

Она еще постояла, глядя на захлопнувшееся окно, огляделась, выбралась на улицу по посыпанной песком дорожке и медленно побрела, прижимаясь к заборам.

Второй этаж Лининого дома надстроили, когда Тамара уже редко появлялась у бывшей подруги. Тамара не знала, где теперь хозяйские спальни, и тихо постучала в окно бывшей Лининой комнаты.

– Тома? Что случилось? – Лина распахнула окно почти мгновенно.

– Меня могут убить, – зло сообщила Тамара. Лина была последней, к кому ей хотелось обратиться за помощью.