Лука (ЛП) - Кастиль Сара

— Да.

— Подними платье.

Все ее тело вытянулось по стойке «смирно». Никто никогда не говорил с ней так раньше, но она хотела большего.

Не сводя с него глаз, она медленно подняла платье выше бедер, пока он сокращал расстояние между ними. Не сводя с нее глаз, он сорвал с нее трусики.

Она задохнулась, когда прохладный воздух обдал ее киску, но это только раздуло пламя ее желания. Страх и возбуждение вызвали химическую волну в ее мозгу, почти как кайф. Теперь пути назад не было, и ее рот наполнился слюной от предвкушения. Она не могла вспомнить, когда в последний раз была с мужчиной. Ее немногочисленные попытки заняться сексом после смерти Дэвида были полной катастрофой — от отталкивающих фотографий Дэвида по всему дому до чувства вины за то, что она предала его, и отсутствия влечения к мужчинам, которых она приводила домой.

Но сейчас она ничего этого не чувствовала. Дэвида здесь не было. Она дала себе разрешение наслаждаться ночью вне дома. И она никогда не была так сильно возбуждена, как сейчас, ее киска была скользкой и пульсирующей, ее тело горело жаром, который не имел ничего общего со светом наверху.

Лука сбросил пиджак, и тот упал на пол. Одна рука обвилась вокруг ее бедра, чтобы обхватить попку, в то время как другая сжала ее волосы, туго скручивая их. Он притянул ее к себе и потянул ее голову в сторону, располагая ее так, чтобы она могла припасть к его губам. Она хотела этого, хотела его. Габриэль обвила руками его шею, прижимая себя к его горячему, мускулистому телу.

Он крепко поцеловал ее, и у нее перехватило дыхание, его язык скользнул по ее рту, как будто он хотел завладеть ею. В его поцелуе не было ни мягкости, ни прикосновения губ, ни шепота по ее коже. Его поцелуй был грубым и диким от голода, который соответствовал ее собственному.

Габриэль рано научилась быть сильной и уверенной в себе, что было единственным преимуществом в заботе о себе, когда зависимость ее брата поглощала каждую минуту времени ее отца и мачехи. Но иногда ей просто хотелось отпустить, позволить кому-то другому взять все под свой контроль.

Тело гудело от предвкушения, она потянулась к его поясу. Он накрыл ее руку своей, крепко прижимая к себе.

— Ты уверена, что хочешь именно этого, mio angelo (итал. — мой ангел)? Потому что я люблю, когда грязно. Так грязно, что ты никогда не вернешься на небеса.

Ей нравилось, когда он называл ее ангелом. Он словно видел сквозь ее щиты ту девушку, которой она была до смерти матери.

— Я никогда не была на небесах. — Она ослабила ремень, поглаживая тыльной стороной пальцев его эрекцию, твердую под тонкой шерстяной тканью. — Может быть, ты отвезешь меня туда.

— Искусительница, — его губы изогнулись в улыбке. — Я более чем готов принять вызов.

Он вцепился пальцами в ее волосы и с шипением выдохнул, когда она расстегнула его молнию. Его член, толстый и твердый, напрягся под боксерами.

— Вынь его, — процедил он сквозь зубы, и вены на его шее резко вздулись.

Она освободила его член от оков и медленно провела пальцами вверх и вниз по его длине. Он был горячим в ее руке, твердым, но его кожа была мягкой.

Она провела большим пальцем по головке и отпустила его, когда он издал дикий рык.

— Я буду работать пальцами в твоей киске, пока твои соки не будут стекать по моей руке. А ты засунешь свои маленькие непослушные пальчики себе под платье и будешь щипать соски, пока я буду это делать. — Одной рукой он прижал ее к стене. — Откройся для меня. — Он поцеловал ее, его губы были мягкими и нежными, когда он грубо раздвинул ее ноги.

Каждая связная мысль просачивалась из головы Габриэль, пока она пыталась примирить эти два ощущения, но, когда его пальцы скользнули между ее ног, она перестала думать и позволила себе чувствовать.

Боже, она могла чувствовать. Всё. Большим пальцем она обводила сосок.

Толчок его толстого пальца внутрь нее, прикосновение его языка к ее рту, биение ее сердца, прилив крови в ее венах, жизнь, пульсирующая под ее кожей.

— Ты такая мокрая. Такая горячая. — Он глубоко вошел пальцем. — Мне не нужно готовить тебя для себя, но ты можешь принять больше. Скажи мне.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Ей стоило больших усилий найти нужные слова, и она нашла их.

— Да.

— Хорошая девочка.

Хорошая девочка. Обычно эта фраза заставляла ее съеживаться. Это была игра власти, чистая и простая, подразумевающая в своем самом низменном значении, что она не была взрослой. Его использовали, чтобы унизить и лишить легитимности, и она слишком часто слышала его на работе. И все же здесь, сейчас, с этим мужчиной, который до сих пор только и делал, что доставлял ей удовольствие, от этого слова по ее телу пробежала эротическая дрожь. Принять эти слова означало признать, что она теряет контроль над ситуацией. Мало того, ее привлекала идея быть с мужчиной, который мог бы полностью доминировать над ней в сексуальном плане.

— Ущипни свой сосок для меня. Красиво и жестко. — Он добавил второй палец, растягивая ее, наполняя ее, пока он покрывал легкими поцелуями ее горло.

Она сделала, как он просил, и он одобрительно прорычал. Его пальцы соскользнули, и он добавил третий, расслабляя их внутри нее с качающимся движением, которое привело его кончики пальцев в контакт с ее чувствительной плотью. Ее возбуждение усилилось, и она выгнула спину, терлась о его пальцы, ища большего, чем мимолетное давление.

— Сожми мои пальцы, — прошептал он. — Покажи мне, как ты можешь взять меня. Я хочу чувствовать эту киску вокруг себя. Я хочу, чтобы ты кончила на мою руку.

Она тихо застонала, его грязные слова вызвали примитивный отклик.

Когда он прижал ладонь к ее клитору, обвел ею набухший бугорок, когда его пальцы вонзились в нее, она кончила в порыве раскаленного добела жара. Ее тело дернулось, и она ударилась головой о стену с криком, который, она была уверена, можно было услышать сквозь музыку.

Лука наклонился вперед и поцеловал ее, проглотив звук, но его пальцы продолжали двигаться внутри нее, мешая ей соскочить с этой карусели.

— Нет, я не могу... не могу снова.

— Да, можешь. Я чувствую это прямо здесь. — Кончики его пальцев скользнули по ее сладкому местечку, и возбуждение скрутилось низко и тяжело в ее лоне.

— Боже. — Она прислонилась к стене, тяжело дыша, ее сосок был забыт под яростным натиском желания.

— Подари мне это. Я хочу почувствовать, как ты кончаешь снова. — Он двигал пальцами внутри нее, когда его ладонь терлась о ее клитор, и она впитывала его руку в жидкий жар, когда разбивалась, удовольствие поглощало ее, как лесное пламя.

— Così bella (итал. — так красива), — прошептал он, покрывая поцелуями ее шею и подбородок.

Она протянула руку и прижала ладонь к его груди, чувствуя, как его сердце колотится так же бешено, как и ее собственное. Несмотря на только что испытанное облегчение, ее тело было напряжено, и она чувствовала пустоту внутри.

— Еще, — прошептала она.

— Проси.

Габриэль на мгновение застыла. Ей пришлось так отчаянно бороться за уважение к своей работе, что его требование поразило ее до глубины души. И все же она приняла решение оставить офицера Фокса, когда согласилась приехать сюда. В эту единственную ночь, в этой комнате, она могла быть кем угодно. Она могла предаваться своим самым сокровенным фантазиям. Она могла бы отпустить все и просто быть Габриэль.

— Пожалуйста.

— Пожалуйста, что? — Он одобрительно хмыкнул.

— Пожалуйста, трахни меня. — Она никогда раньше не просила мужчину трахнуть ее, и эти слова были греховно восхитительны в ее устах.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Мне становится жарко, когда ты так сладко умоляешь, bella. — Он сунул руку в задний карман и вытащил презерватив. Он разорвал его зубами, и обертка упала на пол. Он быстро надел его, а потом его руки оказались под ее задницей, чтобы приподнять и прижать к стене.

— Обхвати меня ногами.

Она обвила ногами его бедра, и он вошел в нее одним сильным толчком, погружаясь глубоко в ее влажный жар, заполняя пустоту внутри нее.