Карибская сага - Андрей Бондаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Куда же дым из них наружу выходит? Ведь труб-то не видно! – удивилась Мэри, недоверчиво разглядывая странные сооружения.
– Вверх и уходит, – невозмутимо уточнил Иван. – Куда же ещё ему деваться? Крыш над этими шалашами, и вовсе, нет.
– Там же в непогоду должно быть очень холодно, – не унималась трепетная американка. – Как же там люди живут зимой?
– В вежах саамы живут, в основном, только осенью и весной, – уточнил сержант. – А в холодные зимы многие перебираются в пырты, вон они, в той стороне стоят…
Ник посмотрел в указанном направлении. Там, по берегам ручья, были беспорядочно разбросаны рубленые избушки без окон, с покатыми крышами, крытыми всё тем же дёрном. Большинство избушек были размером три на четыре метра, но попадались и совсем крохотные: три метра на два с половиной. Только одно строение выделялось из общего ряда: шесть на шесть метров, с двускатной крышей, новой кирпичной трубой и большим квадратным застеклённым окном.
– А почему это одна хижина больше всех других? – поинтересовался Банкин, тоже заметивший явное несоответствие.
Сержант Ефремов заметно смутился.
– В этом пырте местный шаман живёт со своей семьёй, – и тут же торопливо поправился: – В том смысле, что он раньше был шаманом, в старые и тёмные времена. А сейчас – совершенно сознательный саам, или – лопарь, как вам больше нравится. Даже согласился, чтобы в его пырте сложили русскую печь. Ну, чтобы остальным саамам подать пример положительный…. Недавно мы на общем собрании назначили его, по согласованию с Кандалакшей, конечно, на должность председателя нашего ловозёрского сельсовета. Начальство даже разрешило выдать ему настоящий паспорт. Да вот, он и сам идёт к нам навстречу, сейчас познакомитесь…
По хлипкому мостику, переброшенному через ручей, шагал щуплый низкорослый саам неопределённого возраста, одетый в старенькую фуфайку и грязные брезентовые штаны, на ногах бывшего шамана красовались обыкновенные кирзовые сапоги. Ему можно было с лёгкостью дать и сорок пять лет, и все шестьдесят. Худое подвижное лицо, короткие чёрные волосы с лёгкой проседью, живые и беспокойные тёмно-карие узкие глаза. Все движения вновь назначенного председателя сельсовета были резкими и порывистыми, словно бы он постоянно куда-то торопился. Капля ртути под порывами сильного ветра, образно выражаясь…
– Здравствуй, товарищ Иван, здравствуй, дорогой начальник! – зачастил саам, усердно тряся руку сержанта. – Как же я рад, что ты вернулся…. Кто это приехал с тобой? Наверное, по очень важным делам? Очень большие люди?
– Эти товарищи прибыли из самого Ленинграда, – важно известил Ерофеев. – Мы с тобой обязаны им во всём помогать. Сам майор Музыка так приказал.
– Сам начальник-майор? – искренне поразился бывший шаман. – Конечно, будем помогать…. Ой, у них на груди – сам Сталин, как живой! Во всём поможем! Всё сделаем! В лепёшку расшибёмся…
Председателя сельсовета звали (по паспорту, как он сам зачем-то уточнил), Илья Озеров.
– Для начальников – Ильюшка! – ещё раз уточнил странный саам. – Пойдёмте в сельсовет, сейчас женщины накроют на стол поесть-попить…
В центральной комнате сельсовета вкусно и успокаивающе пахло свежей древесиной, в углу стоял обычный книжный шкаф, все полки которого были заставлены, как успел заметить Ник, трудам классиков марксизма-ленинизма. В центре комнаты располагался большой самодельный стол: два больших листа фанеры, уложенные на шесть берёзовых чурбаков. Восемь же стульев, окружавших простецкий стол, были настоящими произведениями мебельного искусства.
– Английская работа, бесспорно, – со знанием дела поцокал языком всезнающий Банкин. – Смотрите, какие изящные и элегантные линии. А древесина, наверняка, клён «птичий глаз». Обивка, правда, потёрлась местами…
Все, кроме председателя Ильюшки, расселись за столом: Ник и Ерофеев по одну сторону, Банкин и Мэри – напротив.
– Илья! Товарищ Озеров! – прикрикнул сержант и извинительно зашептал Нику на ухо: – Ещё предрассудками страдает. У саамов не принято, чтобы посторонние женщины сидели с мужчинами за одним столом. Если в кругу семьи, когда все свои, тогда ещё ладно. А когда важные люди из разных родов за одним столом собираются, то женщинам там не место. Они, видите ли, «нечистые»…. Илья! – сержант уже серьёзно погрозил кулаком.
Тяжело вздохнув, сознательный саам Озеров присел на стул, поставив его у торца стола и сдвинув так, чтобы не видеть Мэри, после чего извинительно пробормотал:
– Надо немного подождать, скоро женщины всё принесут, я уже распорядился. А когда поедим, тогда уже и о деле поговорим.
– Ничего страшного, – подбодрил его Ник, – мы подождём. Вы нам пока расскажите о своём житье-бытье, с удовольствием послушаем…
Илья Озеров не заставил себя просить дважды и тут же принялся безостановочно молоть языком, перескакивая с одной темы на другую. Похоже, разговорный жанр являлся его пламенной и непреложной страстью, хобби, так сказать…
Ник всегда считал, что чукчи и саамы – очень похожие друг на друга народы, живущие совершенно одинаково. Там тундра и море, здесь – тундра и море, там олени и песцы, здесь – олени и песцы. Но оказалось, что и отличий существует предостаточно…
Во-первых, в жизни чукчей морской промысел всегда играл определяющую роль: китовое сало и мясо моржей зимой составляли основу пищевого рациона, из шкур морских животных они шили самую разнообразную одежду, ими же обтягивали каркасы яранг. Для саамов же морской промысел являлся вспомогательным и зачастую воспринимался лишь как своеобразное развлечение, примерно как у русских людей – рыбалка на удочку. Саамы на побережье били, в основном, нерпу, иногда – беломорских тюленей, а одежду предпочитали шить из холста и прочих покупных тканей, носили и готовые вещи, приобретённые за деньги в русских посёлках и деревнях.
Во-вторых, существовали отличия и в особенностях пушного промысла. Чукчи всегда добывали очень много пушного зверя, меняя потом шкурки песца, чернобурки, пыжика, полярного волка и белого медведя на всякие товары бытового назначения: ружья, патроны, кастрюли, топоры и пилы, чай и табак. Саамы же добывали пушного зверя в разы меньше, преимущественно рыжую лису, куницу, бобра, и очень редко – песца.
Для саамов главным являлось оленеводство, причём, кочевали они только вблизи своих сёл и стационарных стойбищ.
В-третьих, значительно различался продовольственный рацион этих северных народов. Чукчи весь год питались мясом морских животных и северных оленей, употребляя рыбу в пищу нечасто, сугубо для разнообразия. И то, в основном, красную: кету, нельму и горбушу.