Рок-н-ролл под Кремлем - Данил Корецкий

Человек, который сейчас назывался Кертисом Вульфом, не любил корриду. Но вербовки он любил. Поэтому он не стал тореадором, а стал тем, кем стал. И сейчас он, сочувственно вздохнув, сказал:

– Дядя Коля очень переживает, что поставил тебя в неловкое положение. Но пойми, у него нет другого выхода! Его брат развелся с женой, ему негде жить, и он требует разделить дачу, которую они унаследовали от родителей! Формально он прав! Дядя Коля хочет оставить дачу для Мариночки и отдать долю брата деньгами… Вот он и собирает деньги, где может!

Парень нервно сглотнул.

– Те деньги, которые огромны для меня, для него ничего не решают…

– Все относительно, – туманно сказал Вульф. – Но не надо зацикливаться на деньгах. Это важная часть жизни, но не главная. А главное – это дружба, человеческие отношения и взаимная поддержка!

Молодой человек повернул голову и пристально посмотрел на Вульфа:

– Кто вы? Вы иностранец?

Ему было неудобно задавать взрослому незнакомому человеку прямые вопросы, голос дрожал от напряжения.

– Конечно. Где ты видел русского с именем Курт?

– И… Чем вы занимаетесь?

– Я работаю в крупной международной корпорации, обслуживающей космический бизнес. Запуски коммерческих спутников и все такое… Мы с тобой в определенной мере коллеги, потому я и заинтересовался твоей судьбой. Думаю, я смогу тебе основательно помочь в жизни!

– А я должен буду помочь вам? Технической информацией о ракетах?

– Совершенно верно.

– И эта тайная встреча, глухое место, пароль и отзыв, ваше доскональное знание обо мне, включая место распределения, – все это характерно для космической корпорации?! Не считайте меня идиотом!

Голос молодого человека сорвался:

– Это больше похоже на…

– Не надо! – властно приказал Кертис – Есть слова, которые не следует произносить вслух! Можно думать, предполагать, но внутри себя. Так будет лучше.

– Лучше для кого?!

– Для тебя, в первую очередь. Как для молодого офицера ракетных войск.

– Это еще почему?

Вульф молчал.

– Нет, вы скажите! – запальчиво потребовал молодой человек. – Почему это лучше для меня?! Я еще ничего плохого не сделал!

«Сделаешь! – отстраненно подумал Кертис Вульф без всякого злорадства – он просто констатировал факт. – Много плохого ты сделаешь для своей родины. Но много хорошего для моей. Потому что нельзя быть хорошим для всех…»

– Да потому, что слово задуманное – это одно, а произнесенное – совсем другое! Оно меняет действительность, меняет судьбы людей, меняет политику, меняет международные отношения…

– При чем здесь международные отношения?! Вы думаете, я не понимаю, кто вы и что происходит?! Я это очень хорошо понимаю!

Кертис в очередной раз полез за фляжкой, взболтнул ее, с сожалением отметив, что виски осталось меньше половины.

– Сегодня неприятный день. И очень сыро. А то, что ты понимаешь, лучше держать внутри себя и не выпускать это понимание наружу.

– Да я могу… Я могу…

Вульф спокойно отхлебнул ароматную обжигающую жидкость.

– Ну, предположим, ты обратишься к властям. Ты, конечно, никогда этого не сделаешь, но, чтобы успокоить тебя, представим, что ты заявил о нашем разговоре и рассказал о своих подозрениях.

Молодой человек впился в него взглядом и даже подался вперед. Он весь обратился в слух. Начиналась главная часть вербовочной беседы: объект должен понять, что ему не отвертеться, не выкрутиться, что другого выхода не существует…

– Предположим, меня допросят. Я, конечно, от всего откажусь. Надеюсь, ты не записывал наш разговор? Ну вот видишь! Я иностранный гражданин, у меня нет клыков, рогов, копыт и удостоверений того ведомства, в принадлежности к которому ты меня подозреваешь. Какое преступление можно мне инкриминировать? Никакого! В самом худшем случае меня вышлют из страны…

Кертис сделал еще один глоток – крохотный, чтобы продлить удовольствие.

– Потом возьмутся за дядю Колю. Ведь это он направил тебя ко мне. С ним проще – он гражданин СССР…

Еще один глоточек, совсем маленький.

– И вот ночью приходят к дяде Коле, – продолжал Вульф. – Обыск, понятые, позор перед соседями. Доберутся и до Марины, хоть она и живет отдельно… Потом всю семью везут в лубянскую тюрьму. У Нины Степановны подскочит давление, у Марины случится истерика. А назавтра вам устраивают очную ставку. Ты будешь изобличать бедного дядю Колю, придется смотреть ему в глаза… И Нине Степановне, и Марине. Ты главный обвинитель и преследователь этих людей, от которых видел только хорошее! Ты готов к этому?

– Чушь какая-то, – тихо произнес молодой человек. – Бред…

– Да, чушь. Да, бред. Через некоторое время их, конечно, отпустят. Но… Они до конца жизни будут замаранными! Их выселят из Москвы в какую-нибудь тьмутаракань, Марине придется забыть не только об МГУ, но и о любом институте. Будет ткачихой, поварихой, а Нина Степановна – комендантом в общежитии. Представляешь? А кем будет дядя Коля – я и не знаю… Светский лев, любимец богемы – кем он может быть в Урюпинске или Енисейске?

Как он ни растягивал, но виски кончилось. Последние капли слабо обожгли гортань.

– А что будет с тобой, дружок, как думаешь? Получишь медаль за бдительность и поедешь на свой полигон?

Молодой человек опустил голову и нервно сцепил кисти. Но пальцы все равно заметно дрожали.

– Молчишь? Потому что знаешь, как будет дальше. Дело-то грязное, выплывет вся твоя красивая жизнь: рестораны, бега, вечеринки с девочками на дяди-Колиной даче, да и та драка выплывет обязательно… Знаешь, как это называется? Моральное разложение – вот как! Ты не станешь офицером ракетных войск. Никогда. Тебя на пушечный выстрел не подпустят ни к одному стратегическому объекту. Потому что ты – моральный разложенец, имеющий связь с сомнительными иностранцами…

– Какую связь?! Нет у меня никакой связи! – Голос молодого человека звенел на высокой ноте.

– А кто будет разбираться в тонкостях? Знаешь, как у вас говорят: «То ли у него украли пальто, то ли он украл – короче, замешан в краже!»

– Разберутся, – буркнул парень, но без убежденности.

– Разберутся, – кивнул Вульф. – Почему именно к тебе обратился подозрительный иностранец? Не к Иванову, не к Петрову, не к Сидорову, а к тебе? Да потому, что ты моральный разложенец, опозоривший звание советского человека! Ты уже меченый. Вот я с тобой сейчас разговариваю в скрытом от посторонних глаз месте – и что это значит? Ты ведь сам сюда пришел, тебя никто не заставлял! Значит, у нас был сговор, была связь! Потом ты струсил и сделал признание. Но что это меняет?

Слово «меняет» Вульф растянул, почти пропел.

– Тебя лишат диплома, а если нет, то использовать его ты не сможешь. Будешь быкам хвосты крутить в какой-нибудь захудалой деревне. И медленно спиваться. А твои родители не дождутся помощи от сынка, которого с такими трудами вырастили и выучили! Так и будут штопать разваливающиеся креслица, а на особо протертые места твоя мама будет накладывать новые заплаты из старых ситцевых халатов!

– Откуда вы знаете… про заплаты? – обомлел парень. – Вы были у меня дома?! Но каким образом?!

– Не я. Другой человек. У вас же принято пускать в квартиру посторонних людей. И поводов для этого находятся сотни… То перепись, то выборы, то опросы общественного мнения… Заплаты – ладно, дружок. А как питаются твои родители? Ведь между их скромными доходами и ценами на рынке – гигантский разрыв! А в магазинах нет ни мяса, ни масла, ни молока – да вообще ничего нет! Вы к этому привыкли и даже название придумали – дефицит. Слово-то какое противное – как название болезни… Дифтерия, сифилис, дефицит… Ну скажи, дружок, как может быть дефицитом обычная еда или нормальные лекарства?

– Это антисоветская пропаганда, – угрюмо процедил молодой человек.

– Помилуй, если у твоей мамы и твоего папы не хватает денег до получки и они об этом рассказали милому интеллигентному человеку, проводящему социологическое исследование уровня жизни населения, то кто пропагандист-антисоветчик?

– Вы моих родителей не трогайте! – Парень дернулся, но сильная рука удержала его на месте.

– Что ты, дружок! Интеллигентный человек дал им сто рублей – вроде как из средств социологического фонда, и от себя подарил приятную мелочь: баночку меда, килограмм масла, палку сервелата и что-то еще… Стоило большого труда убедить их принять подарки. Мама сказала, что это их очень поддержит. И такая поддержка будет оказываться регулярно. Раз в два-три месяца симпатичный молодой человек или милая девушка привезут посылочку от сына. Сын служит в ракетных войсках, живет на полигоне и рад любому случаю, чтобы порадовать родителей. Помочь им. Мы не бросаем на произвол судьбы своих людей! Мы не отправляем военнопленных прямиком на каторгу. Это у вас эшелоны из Германии шли до Магадана!.. И это у вас при малейшем подозрении тебе сломают карьеру. И личную жизнь.