Диктатор - Жюль Ромэн

Те же, Рэсс.

Рэсс непринужденно входит в кабинет, думая, что кроме вахтера там никого нет.

Рэсс, смущенно и почтительно. Ах, извините, господин председатель. Я не знал, что вы здесь. (Указывая на вахтера). Я хотел посмотреть, успел ли Тибо…

Дени. Будьте добры, напомните мне ваше имя.

Рэсс, с крайней услужливостью. Рэсс. Я имел честь быть принятым вами вчера вечером, вместе с остальными начальниками отделов.

Дени. Вы заведываете междуведомственной связью, не правда ли?

По знаку Дени вахтер удаляется.

Рэсс, с поклоном. У господина председателя непогрешимая память.

Дени. Тибо подчинен вам?

Рэсс. Не непосредственно, господин председатель. Но я хотел удостовериться, приготовлено ли все, что нужно, для вас. Иной раз не обо всем подумают.

Дени. Благодарю вас, господин Рэсс. У вас, может быть, кроме того имеется мне что-нибудь сообщить по вашему отделу?

Рэсс, с легким замешательством, улыбаясь. Я еще не успел зайти к себе в кабинет, господин председатель. Собственно говоря, присутственное время еще не началось… оно начинается в девять часов. (Дени слушает и смотрит на него). А фактически связь между ведомствами устанавливается только после половины десятого.

Дени, который слушал с большим вниманием. А если, скажем, министерство внутренних дел имеет что-нибудь сообщить нам срочно, как мы это узнаем?

Рэсс. По телефону… начиная с половины десятого, господин председатель.

Дени. А если случится что-нибудь важное до половины десятого?

Рэсс, двусмысленно, с какой-то подобострастной и неуловимой наглостью. Полиция должна сама принять меры. Если она не решается или если случай кажется ей из ряда вон выходящим, она, разумеется, может уведомить министерство внутренних дел или даже обеспокоить самого министра во всякое время дня и ночи. А министерство внутренних дел, если желает сложить с себя ответственность, может сразу же обратиться к вам. Но из ряда вон выходящие события редки, и у полиции меньше оснований колебаться, чем у министра. (Пауза). К тому же, если префект станет по всякому поводу разыскивать министра в театре или подымать его с постели, то в конце концов он навлечет на себя неудовольствие.

Дени, все время наблюдавший за ним. Хорошо, благодарю вас, господин Рэсс. (В дверь стучат два раза). Да.

Входит вахтер, Рэсс, собравшийся было идти, останавливается.

Вахтер. Там один господин, который говорит, что господин председатель его ждет. Он не пожелал себя назвать.

Прежде, чем Дени успел ответить, Рэсс подходит, изображая рвение.

Рэсс, вахтеру. Вы не должны позволять людям думать, будто первый встречный может беспокоить господина председателя, да еще в такой час. (К Дени). Если угодно, я посмотрю, кто это?

Дени. Благодарю вас, господин Рэсс. Вы мне как раз будете нужны для другого. (Ведет его к другому выходу). Приготовьте мне к двенадцати часам записку в три-четыре страницы о состоянии вашего отдела и об имеющихся недочетах. Этой связи между ведомствами я придаю большое значение. До свидания, господин Рэсс. (Рэсс выходит. Дени возвращается, к вахтеру). Господин Рэсс может этим путем пройти к себе в кабинет?

Вахтер, еле удерживаясь от смеха. Да, господин председатель, но только ему придется подняться в седьмой этаж и оттуда спуститься пять этажей.

Дени. Хорошо. Имейте в виду, что господин Рэсс не должен больше входить сюда в мое отсутствие, а когда я здесь, он должен велеть о себе докладывать, как и все. Попросите этого посетителя.

Дени, Моттле в городском платье. В конце явления — вахтер.

Прежде, чем подойти к Моттле, Дени ждет, чтобы удалился вахтер.

Дени, товарищеским тоном. Здравствуй, Моттле (они жмут друг другу руки). Ты аккуратен.

Моттле. Я только что встал. Вчера я весь день ходил до упаду, а вечером должен был ждать своих полицейских, которые явились только в двенадцатом часу.

Дени. Мадлена ничего тебе не велела мне передать?

Моттле. Она сама здесь скоро будет.

Дени. Так что же твои полицейские?

Моттле. Так и лезут на крючок. Но только разве, по-вашему, это еще нужно?

Дени. Ну, еще бы! Мне бы в каждом ведомстве нужно было такое окошечко, чтобы видеть, что там делается внутри. Что же они тебе говорили?

Моттле, обычным голосом, потом своим голосом трактирщика. Поначалу они были довольно вялы. Мне самому пришлось говорить: «Что это рассказывают? Будто теперь революционеры правят? И как раз те, за которыми вы мне поручили наблюдать? Этот знаменитый Дени теперь ваше начальство? А вы, так сказать, революционные полицейские?»

Моттле и Дени смеются.

Дени. Ха! Ха! Великолепно! Что же они ответили?

Моттле, подражая голосу первого мужчины из первого действия. «Не будем горячиться… Есть сегодня, и есть завтра… Правительство — одно; полиция — другое…»

Дени, которому непритворно весело. А, а, скажи, пожалуйста! Какой кладезь мудрости душа полицейского!

Моттле, продолжая. «Иногда лучше бывает жить в маленьком каменном доме, чем в большом деревянном сарае…»

Дени, как выше. Ого! Они становятся дерзкими!.. (Смеется). И ничего более определенного?

Моттле. Ничего… Они, по-видимому, считают, что вы долго не продержитесь, что в наших рядах возникнут раздоры, что вы поссоритесь с Фереолем…

Дени, хмурясь. Вот как!.. Ну, а в других местах?

Моттле. Утром я был в западном предместье, как вы мне сказали.

Дени, с серьезным лицом, внимательно слушая. Так.

Моттле. Я разговаривал с металлургами, с электриками, с рабочими Международного Общества.

Дени. Так.

Моттле. Позавтракал в «Перекрестке» с двумя товарищами с Медно-алюминневого и еще с двумя из трамвайного парка. Днем отправился на восток. Произвел маленькую разведку у цементщиков и кирпичников. Зашел, как бы случайно, в главный магазин Пор-Менье. Поболтал с одним счетоводом и с одним приказчиком кооператива эта публика много разговоров слышит за день. В доках я был довольно поздно. Этого нельзя считать.

Дени. А железные дороги?

Моттле. Иду туда сегодня.

Дени. Что бы тебе заглянуть вчера вечером?

Моттле. Ну, где уж там было!

Дени. Жаль! С этой стороны до меня доходили кое-какие слухи, и ты бы мне сказал, насколько им можно верить… Словом, общее твое впечатление?

Моттле. Все готовы. (Дени делает движение). Чтобы выступить, ждут только вашего сигнала.

Дени, с изменившимся лицом. Вот как?

Моттле. Правда, некоторые предатели пробовали заявлять в говорилках, будто вы приняли власть просто из честолюбия, что вы способны на все, что угодно, кроме революции. Находились и такие, что шли и того дальше, рассказывали бабушкины сказки: «Измена!.. Король ему отсыпал миллион золотом» или: «Он безумно влюблен в королеву. Он валяется у ее ног и целует подол ее платья». Все только плечами пожимали. И что любопытно, так это, что товарищи оттенка Фиориньи, которые скорее привыкли брызгать ядом, вас, наоборот, защищали.

Дени, очень озабоченный. Вот как? В каких же выражениях?

Моттле. Они говорили, что вы действуете в согласии с центральным комитетом и с его одобрения; что так будет и впредь; что вначале ваше положение обяжет вас, быть может, публично осудить некоторые шаги комитета, но что на деле вы их поддержите.

Дени, как выше. Так, так.

Моттле, оживляясь. Впрочем, масса понимает и без объяснений. Один старый установщик Международного Общества сказал мне: «Ему удалось проникнуть к неприятелю, и теперь он нам откроет ворота».

Дени, как выше. Да, если несколько упростить вопрос.

Моттле, с воодушевлением. Вы у власти! Нельзя себе и представить, что это для них значит. Словно среди зимы вдруг наступил июнь. Многие, вероятно, начинали подумывать: «Что ж! Увидят наши дети!» И вдруг, пережить такое! В былое время люди танцевали бы, понавесили бы гирлянд на деревья и водили бы хороводы в предместьях. Теперь народ более замкнутый. Не показывают виду. Но будьте уверены, что у них кружится голова.