Свободен для любви - Ричард Гордон

Внутренности «Доходяги Хильды» внушали мне скорее профессиональный интерес, нежели тревогу. Двигатель чихал, кашлял, хрипел, сопел и задыхался, как астматик, а рулевое колесо скорее подходило для городского автобуса. Однако гордостью и украшением моего автомобиля была, конечно же, сирена. Могучая серебристая труба, змейкой извивавшаяся под капотом, выходила наружу внушительным раструбом. Ее басу позавидовал бы старый самец морской лев, созывающий к трапезе свой гарем. Под стать сирене оказались и тормоза, надежность и удаль которых мне уже очень скоро пришлось продемонстрировать.

Сразу за выездом из Лутона меня остановила дорожная полиция.

— Вы владелец этого экипажа? — спросил полицейский, рассматривая мои права.

— Да, и горжусь этим, — ответил я.

— Думаю, вам известны правила, регламентирующие пригодность автомобилей к эксплуатации? — спросил он тоном таможенника, предлагающего вам открыть второй чемодан. — Тормоза у вашей машины надежные?

— О, тормоза у нее просто изумительные, — восторженно похвастался я. — Тормозной путь у моей «Хильды» не длиннее почтовой марки.

— Это мы сейчас проверим. Поезжайте дальше, а я последую за вами. Как только я просигналю, резко тормозите.

— Пожалуйста, — храбро согласился я.

Запуская двигатель, я с опасением подумал, что меня ждет в том случае, если полиция забракует «Хильду». Мало того что на место своей новой работы я прибуду с опозданием, но еще и безвозвратно лишусь большей части своего и без того скудного капитала.

Не успел я отмахать и нескольких сотен ярдов, как ход моих мыслей был прерван требовательным гудком. Я резко вдавил педаль тормоза в пол и в ту же секунду заметил, что сигналил мне вовсе не полицейский автомобиль, а голубой «бентли», на огромной скорости пронесшийся мимо нашей процессии. Сзади послышался страшный треск, и мое лобовое стекло вывалилось на капот. Поскольку «Доходягу Хильду», подобно египетским пирамидам, строили на века, она практически не пострадала, если не считать смятого заднего бампера, тогда как изувеченный полицейский автомобиль распластался на шоссе, выпростав в стороны колеса и истекая маслом.

— Это вам даром не пройдет, — бормотал полицейский, пока я старательно замазывал йодом небольшую царапину на его носу.

Я подбросил его до ближайшей телефонной будки, после чего продолжил путешествие в неоправданно приподнятом расположении духа.

Пару часов спустя я наконец въехал в район, где мне предстояло работать. Местность и впрямь была полусельская: мелкие городки, вереницей сменявшие друг друга, ничуть не изменились с викторианских времен. Ряды мрачных домов, фабрики, обнесенные высоченными глухими стенами, словно тюрьмы, а на каждом углу — пабы, напоминавшие часовни, или часовни, напоминавшие пабы. Одинаковые ратуши, одинаковые вокзалы, футбольные площадки, кладбища и улочки, на которых еще не смолкло эхо от некогда бегавших по ним трамваев. Лишь главные улицы осовременили свой облик: бесконечные кинотеатры, рестораны, аптеки и магазинчики сделали их неотличимыми от улиц любого другого английского городка.

Зарядил мелкий дождь, хотя, глядя на разбухшую землю и унылые лица прохожих с безнадежностью во взглядах, можно было предположить, что дождь здесь не прекращается уже несколько лет. По мере того как я разыскивал на противоположном конце городка нужный адрес, от моего веселого настроения не оставалось и следа. Наконец мы с «Хильдой» выехали на длинную улицу, по обеим сторонам которой выстроились ветхие дома викторианской эпохи, отгороженные от проезжей части небольшими палисадниками; высаженные в палисадниках деревца, с которых облетела листва, придавали домишкам особенно убогий вид. На почтовом ящике напротив самого последнего домика я разглядел выщербленную медную табличку.

Дверь открыла восхитительная блондинка в комбинезончике, державшая в руке веник. Служанка, догадался я.

— Дома доктор Хоккет? — спросил я, учтиво приподнимая шляпу. — Я доктор Гордон.

— Ну надо же! — воскликнула прелестница, широко раскрывая глаза. — Еще сегодня утром я сказала ему, что вы наверняка не приедете! Глупо, да?

— По дороге небольшая авария случилась, — пояснил я. — Мне пришлось оказывать помощь пострадавшему.

— Доктор еще не вернулся, — сказала служанка, — Но я провожу вас в вашу комнату. Давайте чемоданы.

Поднимаясь по темной лестнице с моими чемоданами, блондинка бросила через плечо:

— Что-то вы слишком молоды для доктора.

— Вообще-то из младенческого возраста я вышел довольно давно, — уклончиво ответил я, не будучи уверен, что слова ее следовало воспринять как комплимент.

— Ну да! Держу пари, вы не старше, чем я. А до вас доктору тут почему-то только сплошные старперы помогали. Последним был доктор Кристмас. Черт возьми, ему, наверное, было за девяносто! Старый склеротик. А перед ним здесь работали доктор О'Хигтинс, доктор О'Рурке и доктор О'Тул — тоже все маразматики. А до них — доктор Соломонс, доктор Задниц и доктор By…

Во мне нарастала тревога.

— Здесь перебывало так много ассистентов?

— О, сотни и тысячи.

— Понятно.

— Вот и ваша комната, — весело сказала разбитная служанка, распахивая дверь на самом верху лестницы. Спальня оказалась размером с монашескую келью и была обставлена соответственно. Поставив мои чемоданы на пол, девушка смахнула пыль с эмалированного умывальника. — Сейчас тут, конечно, сыровато, но зато летом вполне приятно.

— Ничего, дом есть дом, — с напускной бодростью произнес я, оглядываясь по сторонам.

— Вы тут задохнетесь, если не будете проветривать, — заботливо предупредила служанка. — Доктор By без конца жег тут свои травы и благовония. Вы, надеюсь, этим не увлекаетесь?

— Не особенно.

— Свет выключается внизу в одиннадцать, за стирку и пользование радиоприемником вы платите сами, зато по субботам можете утром принимать ванну, — прощебетала девушка. — Таковы правила, установленные доктором. Он сам следит за порядком в доме.

— Ну еще бы! — уязвленно воскликнул я. — Правила совершенно драконовские. Я, конечно, с ним не знаком, но бьюсь об заклад, что он жуткая зануда и скупердяй!

— Да, порой на него что-то находит, — согласилась служанка. — Даже на грошах экономит.

Я уселся на кровать, жесткую, как скамья, и призадумался. Первые шаги на моем профессиональном поприще не слишком вдохновляли. Блондинка, стоя в дверях, с улыбкой разглядывала меня. Вдруг мне пришло в голову, что она ждет чаевых, и я уже запустил руку в карман за мелочью, когда она снова заговорила: