Посмертная маска любви - Светлана Успенская

— Да, собственно, ничего… Я еле-еле проснулся среди ночи. В комнате было полно дыма, и даже кровать уже тлела. Я попытался выбраться, но дверь, кажется, была заперта…

— Заперта? — Жиденькие брови Артура поползли вверх.

— Ну да… Может быть, ее заклинило от огня…

— Н-да, странно… Слушай, а она что?

— Ее не было в комнате… Может быть, она почувствовала запах дыма или треск пламени и решила взглянуть. А потом не смогла выбраться…

— Ну а ты, ты ничего не чувствовал? Ни запаха дыма, ничего?

— Ты знаешь, голова была такая тяжелая… Мы же весь вечер до этого пили в ресторане… Потом я, правда, протрезвел, но проснуться все равно почему-то не мог… Спасибо еще, очнулся, когда начала гореть кровать… Вывалился в окошко, как куль с картошкой, и отполз подальше к лесу. Не иначе как сам Господь Бог потряс меня за плечо и шепнул на ухо: «Вставай!»

— С такими мыслями тебе, пожалуй, лучше в священники податься, как Игорьку, — хмыкнул Артур. — Буду к твоей ручке под благословение подходить… Но что и говорить, Серега, ты счастливо выбрался из ада, рад за тебя, поздравляю!

— Не с чем. — Мне не понравилось хихиканье Артура и упоминание ада. Что-то в этом было слишком близко стоящее к правде. Что-то было…

— Да, кстати, ты знаешь, Сашка Абалкин свою собаку отыскал, Норда, — оживившись, начал рассказывать Артур. — Бегал в лесу грязный, бедняга, обожженный, испуганный пес. Он его забрал к себе, сейчас лечит.

— Норд — это такой здоровый водолаз? — Я смутно припомнил какую-то черную лохматую махину, лежащую в тот вечер на ковре возле камина. До собак ли мне тогда было?..

— Да, породистый пес! И умный!.. Помню, придешь — в дом всегда впустит, а обратно — ни-ни, пока хозяева не прикажут. Как он вырвался из огня — ума не приложу…

— Так же, как и я, наверное…

— А Сашку жаль. — Артур вздохнул. — Только решил, что удачно завязал со своей семейной жизнью, как вот те на… Много крови она ему попортила… И вообще, отношения у них были… Она его трясла, как грушу…

— Как это?

— Ну, предъявляла претензии.

— Какие?

— Финансово-экономические — денег требовала при разводе. Обычное дело, когда расходишься с бабой, она пытается тебя ободрать как липку — на память… Да к тому же такое событие, как пожар, — сюрприз не из приятных. Эта дачка на полмиллиона баксов тянула. «Порше» — машина тоже не из дешевых… Да вообще, для делового человека хуже нет, чем быть замешанным в такой истории.

— В какой истории?

— Ну, вообще, милиция интересуется, и шумиха к тому же… Ее многие наши знали, и причем довольно близко…

Я уже не слушал его…

То, что мне сообщил Артур об отношениях Инги с ее мужем, сидело в моем мозгу странной, не дающей покоя занозой. Что меня зацепило — сам не знаю, ведь ситуация-то совершенно обычная — люди разлюбили друг друга и решили разойтись. Естественно, что все, что между ними было хорошего, давно ушло, а осталось — гниль, грязь, сор, дрязги. Артур, ясно как дважды два, на стороне Сашки, друг все-таки… Естественно, об Инге он говорит то, что ему бывший муж в уши напел. Судя по тому, что Абалкин хотел поведать мне после нашей встречи в ресторане, — он был о ней не самого лучшего мнения. Я его понимаю. Понимаю, но поверить не могу. И не хочу. И поэтому не буду верить.

Вернувшись домой, я набрал номер телефона Абалкина. Наступила уже глубокая ночь — впрочем, насколько я помню, Сашку поздние звонки никогда не раздражали. Разговор предстоял не из приятных. Ясно, что он будет злиться. Друг в постели его жены, хотя и бывшей, — ситуация пикантная до отвращения. Но прятаться от разговора я не хочу. Не хочу темноты в отношениях, косых взглядов и недоговоренности. Не хочу прятаться за спину женщины, тем более мертвой. Не хочу бегающих глаз при встрече и нехотя протянутой руки. Именно поэтому я ему и звоню…

— Не извиняйся, не надо. — Сашка был беспросветно мрачен, но держал себя в руках. Его бас звучал в трубке раскатами, как отдаленный гром. — То, что ты был с ней, — это твое личное дело, и меня это не касается… Но я же тебя предупреждал, Серый, ты же помнишь… И на черта тебе все это сдалось? Но в общем я рад, что ты выбрался оттуда.

— Я тоже…

— Что, в конце концов, произошло — не имею ни малейшего представления. Артур мне рассказал, что ты тоже ничего не помнишь… Думаю, неисправная проводка. Дожди и все такое… Короткое замыкание — и пошло-поехало… Милиция меня трясет чуть не каждый день. Погано это все… Надо бы замять шумиху, пока меня совсем не закопали… Блин, вот вляпался я… По уши!

— Ну ты держись, — только и нашелся я что сказать.

— Держусь.

— Ну будь.

— Пока. Я рад, Cepera, что ты выбрался… — И он положил трубку.

Следователь — субтильный юнец из районной прокуратуры — пытал меня битых два часа, пытаясь выудить неизвестно что. В каких я был отношениях с покойной, да как я оказался в загородном доме, да что мы пили, да что делали, когда я заметил дым и огонь, не было ли подозрительных личностей около дачи, не видели ли мы чужую машину, когда подъезжали к дому, какие отношения у Абалкина с Ингой, какие отношения у меня с Абалкиным, ревновал ли Абалкин свою жену ко мне — и всякая прочая мутотень.

Наконец он перестал ходить вокруг да около и намекнул, что есть основания подозревать поджог, и поинтересовался, что я думаю по этому поводу. Я сказал, что ничего не думаю, потому что не представляю, кому это все было нужно. Следователь тонко усмехнулся в крысиные усы и не ответил…

Неприятное дело — вызовы в милицию. Я с облегчением вздохнул — хорошо еще, что, по всей вероятности, меня, как одну из пострадавших сторон, не подозревают в поджоге. Естественно, если бы я подпалил дом, то, уж наверное, нашел бы способ слинять до начала пожара и не стал бы жариться, как карась на раскаленной сковородке, — надеюсь, следователь до этого докумекает. А если бы я хотел отвести от себя след? Стал бы я ломать себе ребра и терпеть ожоги? Зная себя, я со всей ответственностью могу заявить — не стал бы. Подозревать меня в членовредительстве может только помешанный на подозрениях псих.

А если на минутку представить, что я захотел бы побаловаться огнем… Если уж мне нужно было бы поджечь дом, я бы вообще не стал бы светиться на месте преступления. Не стал бы садиться в ее машину — ведь нас могли видеть из ресторана, могли видеть случайные прохожие. Сделал бы тихо-мирно свое черное дело и слинял бы пешочком через лес, пока дождь не кончился — чтобы следы размыло. Хотя сколько бы я шел до электрички по незнакомой местности ночью — одному Богу известно. Небось до сих пор кружил бы вокруг сгоревшего дома, как ворон над пепелищем.