Вольф Мессинг. Судьба пророка - Варлен Стронгин

Примерно через два часа, когда закончился вечер, Пилсудский пригласил его в свой кабинет. Сняв меховую шапку и откинувшись на спинку кресла, Начальник государства предстал перед Вольфом обыкновенным человеком, напичканным суевериями не меньше, чем простая сельская женщина. Он занимался спиритизмом, любил «счастливое» число тринадцать. К Мессингу обратился с просьбой сугубо личного характера, которую тот выполнил, но никогда о ней не упоминал. Впрочем, как и о просьбах других людей, связанных с их интимной жизнью.

Юзеф Пилсудский был почти на тридцать два года старше Вольфа Мессинга. Его семья относилась к древним родам литовской шляхты, полонизированной еще несколько веков назад. С ранних лет он испытывал неутолимую жажду власти, которая привела его к самым высоким постам в Речи Посполитой. Ну а став диктатором, впрочем, по складу ума и действиям далеким от Гитлера и Сталина, он не мог не обратить внимания на одного из своих подданных, об умении которого предсказывать будущее рассказывали легенды. До поры до времени они вызывали у Пилсудского лишь обывательское любопытство, не более. Он был занят карьерой, политическими делами, любовными интригами. Вспоминая о молодости, Пилсудский писал: «Все мои мечты концентрировались в то время вокруг восстания и вооруженной борьбы с москалями»… Жаль, что царизм и его жесткий курс на русификацию Литвы и Польши отождествлялись в сознании Пилсудского с русским народом. Антирусизм прочно вошел в его политическую программу и способствовал завоеванию власти. И наоборот, унизительное положение евреев в черте оседлости вызывало у него если не сочувствие, то понимание того, что это дополнительный козырь в борьбе против врагов.

Сопереживание униженным и несправедливо осужденным людям возникло у Юзефа Пилсудского довольно рано. Двадцатилетний юноша неожиданно оказался втянутым в круговорот больших и важных событий и был арестован 22 марта 1887 года. Еще несколько месяцев назад в Петербурге организация «Народная воля» намеревалась убить царя Александра III. Для покушения готовилась отравленная бомба, чтобы монарх погиб даже в результате легкого ранения. Смертоносные компоненты снаряда доставили из Вильно через брата Юзефа – Бронислава, который учился в Петербурге. Юзеф выполнял некоторые поручения брата, хотя ни тот ни другой не имели понятия о покушении. На след террористов полиция напала случайно. Одна из нитей заговора привела к братьям Пилсудским. Бронислав был приговорен к смертной казни, замененной на 15 лет каторги, а Юзеф, практически не причастный к «государственному преступлению», – к пятилетней ссылке в Восточную Сибирь. И хотя сам Юзеф считал случившееся «грехом молодости», со временем он создал вокруг себя ореол мученика и, по мнению его сторонников, вернулся из Сибири зрелым мужем, осознающим величие стоящих перед ним национальных и общественных целей. К их реализации с этих пор он будет неустанно и настойчиво стремиться. Однажды Юзеф написал своей возлюбленной Леонарде: «Дело в том, милая, что меня воспитали так, что мне внушили веру в мои способности… в необычное мое предначертание. Эта вера глубоко въелась в меня».

Когда Вольф Мессинг впервые увидел Пилсудского, его пристальный взгляд и наклоненную вперед при походке фигуру, он сразу понял, что этого незаурядного человека ждет особое будущее. Пилсудский отнюдь не аскет, ему свойственны и сила и слабости, но последние он сумеет подчинить своей воле, особенно если речь идет о борьбе за власть.

Каждый раз после возвращения из длительных зарубежных гастролей Мессинг убеждался в правоте своих предсказаний. Вот Юзеф Пилсудский получает от сейма звание маршала, вот он уже Начальник Польши. Кстати, по данным социологического опроса, проведенного в этой стране в 1986 году, Юзеф Пилсудский занимает первое место среди самых известных поляков прошлого и настоящего. Его личность, характер и мировоззрение повлияли на жизнь межвоенной Польши, поскольку в возрожденном в 1918 году Польском государстве он обладал властью, ставшей с мая 1926-го неограниченной.

Стремясь к диктатуре, он придерживался буквы закона, что выбивало оружие из рук его противников. Он даже не преследовал офицеров, которые некогда вели борьбу с его войсками. Тем не менее Пилсудский избавился от генералов, не желавших идти с ним на компромисс, и значительно обновил гражданскую администрацию, беспрекословно ему подчинявшуюся. Народу же говорил: «Мне не хотелось бы править с помощью кнута». В войне с большевиками он победил при содействии Петлюры, Врангеля, Колчака и Юденича.

Но время идет, и уже многие понимали, что над Европой нависла коричневая тень нацизма.

Пилсудский раздумывает – послать ли к Мессингу своего советника или лично переговорить с ним. Ведь поход Гитлера на Восток начнется в первую очередь захватом Польши. Пилсудский побаивается и России, однако от нее можно откупиться частью земель. Правда, и Гитлер и Сталин мечтают о завоевании мира, но если первый, по гениальному определению А. Ф. Керенского, попытается совершить это «на основе расы, то второй – класса». Пилсудский понимает, что победа пролетариата во всем мире если и наступит когда-нибудь, то еще очень нескоро. Танки и авиация Гитлера гораздо опаснее.

Пилсудский решается еще на одну, но уже конспиративную встречу с Мессингом. Он пришел на нее в плаще с капюшоном, наброшенным на голову. Мессинга вновь поразил его высокий лоб, проницательные глаза под густыми бровями, пышные усы – дань офицерской моде. Суеверный Пилсудский исподлобья пристально взглянул на собеседника и понял, что имеет дело не с шарлатаном и не просто с артистом, а с необычным человеком, может быть, даже действительно ясновидящим. Он решился на откровенный разговор с Мессингом, зная, что его психологические опыты неизменно пользуются успехом у зрителей всех континентов, и ему, Начальнику Польши, негоже не воспользоваться возможностями своего подчиненного.

Они поздоровались. Перед Вольфом стоял легендарный на родине человек, совсем недавно официально встретившийся с главой правительства Пруссии Германом Герингом. Встреча состоялась в Бельведере – резиденции руководителя Польши – вечером 31 января 1935 года.

Геринг приехал в точно назначенное время. Его внушительный живот, который обычно скрадывал мундир, теперь, в гражданской одежде, особенно выделялся. Лицо Геринга выражало неукротимую веру в себя и то дело, которому он себя посвятил, веру, ломающую любые преграды. Не глядя ни на кого, не проронив ни слова, Геринг большими шагами проследовал через несколько залов. В последнем его ждал маршал. Двери за ними закрылись. Когда встреча закончилась – а длилась она недолго, – Геринг снова молча прошел через залы дворца, сел в машину и уехал. Казалось, он был на редкость суровым и неразговорчивым наци, хотя через несколько лет, выступая на огромном митинге в Вене, после присоединения Австрии к Германскому рейху, этот пузатый человек будет на протяжении двух часов держать в напряжении пятнадцатитысячную толпу. Его голос не ослабеет ни на минуту, а доведенная до исступления толпа охрипнет от постоянных возгласов: «Зиг хайль!»…