Unknown - ZJ

Силас: Мой отец…

Силас: Ты где?

Силас: Эй?

Официант возвращается с цыпленком и картофельным пюре. Сколько еды!

— Как тебя зовут? — спрашиваю я.

— Ну ты и стерва, Чарли, — он ставит передо мной тарелку и оглядывается на Джанетт. — Прости.

Она пожимает плечами.

— Так как? — говорит она с набитым ртом.

— Довер. Так зовут меня друзья.

Я киваю. «Довер».

— Так, на прошлых выходных…

Он клюет.

— Да, ну и хаос! Не ожидал увидеть тебя здесь так скоро.

— Почему? — Я пытаюсь выглядеть непринужденно, но все внутри меня дрожит, как при электрическом разряде.

— Ну, твой молодой человек сильно разозлился. Я думал, что он дерьмом изольется, прежде чем его выперли.

— Дерьмом изольется…? — Я меняю тон, чтобы это не звучало, как вопрос. — Ну да, дерьмом изольется. Это было…

— Ты тоже выглядела недовольно, — говорит парень. — Не мне тебя винить. Тебе бы понравилось здесь, если бы Силас все не испортил.

Я откидываюсь назад, внезапно потеряв аппетит.

— Ага, — оглядываюсь на Джанет, разглядывающую нас с любопытством. — Ты закончила, малявка?

Она кивает, вытирая жирные пальцы об салфетку. Я достаю двадцатку из кошелька и кладу на стол.

— Не стоит, — говорит Довер, отмахиваясь от денег.

Я наклоняюсь, пока наши глаза не находятся на одном уровне.

— Только мой парень может платить за мой ужин, — говорю я, оставляя купюру на столе. Затем иду с сестрой к выходу.

— Ну да, — кричит он, — будешь жить по этому правилу, и сможешь есть бесплатно всю неделю!

Я не останавливаюсь, пока не дохожу до машины. Что-то здесь произошло. Что-то, что заставило Силаса потерять контроль над собой. Я завожу машину, и Джанетт издает громкую отрыжку. Мы одновременно начинаем смеяться.

— Больше никаких «Доритос» на ужин, — говорю я. — Мы можем научиться готовить.

— Конечно, — она пожимает плечами.

В ее мире, все нарушают обещания. По ней это видно. Мы молчим остаток поездки, и когда я заезжаю в гараж, она выпрыгивает раньше, чем я успеваю выключить двигатель.

— Мне тоже было приятно провести с тобой время, — кричу я ей вслед. Представляю, что когда зайду, мама Чарли будет ждать ее — скорее всего, чтобы отругать за машину — но когда я ступаю в дом, свет нигде не горит, не считая нашей с сестрой спальни. Мама пошла спать. Ей плевать. Идеально для моей ситуации. У меня есть все возможности, чтобы разобраться в случившемся без всяких вопросов и правил, но я не могу не думать о Джанетт — она просто ребенок, который нуждается в родителях. Все так запутанно…

Она слушает музыку, когда я захожу в комнату.

— Эй, — у меня внезапно появилась идея. — Ты не видела мой айпод? — Музыка многое может рассказать о человеке. Мне не нужны воспоминания, чтобы знать об этом.

— Не знаю, — девочка пожимает плечами. — Может, он с другими твоими вещами на чердаке?

«Другими вещами? На чердаке?»

Я неожиданно оживляюсь.

Может, у меня есть что-то большее, чем мягкое одеяльце и кучка бульварных романов. Мне хочется спросить, что там еще за вещи, и почему они на чердаке, а не в нашей спальне, но Джанетт вставила обратно наушники и изо всех сил меня игнорирует.

Я решаю, что лучшим вариантом будет самой подняться наверх и проверить.

«Вопрос только в том, где чердак?»

8 — Силас

Когда я ставлю машину, дверь в мой дом открывается и Эзра выходит наружу, нервно выкручивая руки. Я иду ей на встречу, глядя в ее широко распахнутые глаза.

— Силас, — говорит она дрожащим голосом. — Я думала, он знает. Я бы ни за что не упомянула Чарли, но ты ее особо не скрывал… Я думала, что все изменилось, и она снова здесь желанный гость…

Я поднимаю руку, прерывая ее ненужные извинения.

— Все нормально, Эзра. Правда.

Женщина вздыхает и приглаживает фартук. Не понимаю ее взволнованности и почему она думала, что я разозлюсь. Я улыбаюсь уверенней, чем нужно, но Эзре это только на пользу.

Она кивает и следует за мной в дом. Я замираю в фойе, недостаточно хорошо зная наши апартаменты, чтобы понимать, где сейчас мой отец. Женщина проходит мимо, бормоча «спокойной ночи» по пути, и поднимается по лестнице. Наверное, она живет с нами.

— Силас.

Похоже на мой голос, только более старый. Я поворачиваюсь и оказываюсь лицом к лицу с мужчиной с семейных портретов. Только его притворная улыбка во все зубы отсутствует.

Он рассматривает меня с головы до пят, будто один мой вид его разочаровывает.

Затем поворачивается и проходит через двери фойе. Его молчание и твердый шаг говорят сами за себя — он хочет, чтобы я шел за ним. Мы заходим в его кабинет, и он медленно садится в кресло. Наклоняется вперед и складывает руки на столе из красного дерева.

— Не хочешь объясниться?

Очень хочу, правда. Я хочу рассказать ему, что понятия не имею, кто он такой и почему злится. Я даже не знаю, кто я такой.

Наверное, стоило бы сделать испуганный или взволнованный вид. Уверен, вчерашний Силас это бы и чувствовал, но трудно быть напуганным незнакомым человеком. Насколько я могу судить, у него нет власти надо мной, а она — основной инструмент запугивания.

— В чем?

Перевожу взгляд на полки с книгами за ним. Похоже на классику. Коллекционные издания. Я гадаю, прочитал ли он хоть одну из них, или это еще один способ запугивать людей.

— Силас! — Его голос такой низкий и громкий; будто уши ножом режет. Я сжимаю руки на шее, прежде чем снова на него посмотреть. Мужчина рассматривает кресло перед собой, давая бессловесную команду сесть.

Что-то мне подсказывает, что вчерашний Силас сейчас бы ответил: «Да, сэр!».

Сегодняшний Силас улыбается и плавно идет к стулу.

— Что она делала у нас дома?

Он говорит о Чарли, как о яде. Как ее мама говорила обо мне. Я опускаю взгляд на подлокотники и дергаю за рваный кусочек кожи.

— Ей стало плохо в школе. Она попросила меня подвезти домой, а к нам было ближе.

Мужчина… мой отец… отклоняется в кресле и потирает подбородок.

Проходит пять секунд.

Десять.

Пятнадцать.

Наконец, он вновь наклоняется вперед.

— Ты снова с ней встречаешься?

«Вопрос явно с подвохом».

Если скажу «да», то определенно разозлю его. Если «нет», то позволю ему выиграть. Не знаю почему, но я очень этого не хочу. Похоже, этот мужчина привык быть победителем.

— Что, если так?

Он перестает чесать подбородок и хватает меня за ворот рубашки. Затем дергает к себе, а я хватаюсь за край стола. Теперь мы лицом к лицу, и я жду удара. Интересно, всегда ли так проходят наши встречи?

Вместо того, чтобы поддаться желаниям и ударить меня, он толкает меня кулаком в грудь и отпускает. Я падаю в кресло, но лишь на секунду. Затем отталкиваю его и отхожу на пару шагов.

Наверное, стоило бы ударить этого придурка, но моя ненависть недостаточно велика для этого. И симпатия тоже, чтобы его реакция возымела надо мной хоть какой-то эффект. Хотя, признаю, я в легком недоумении.

Он берет пресс-папье и кидает через комнату. К счастью, не в меня. Оно разбивается об деревянную полку и сбивает на пол ее содержимое. Пару книг. Рамку с фотографией. Камень.

Я стою неподвижно и наблюдаю, как он шагает взад-вперед, на его лбу выступают капельки пота. Не понимаю, с чего такая злость. Ну, побывала у нас Чарли, и что? Особенно, если учитывать слова Эзры, что мы росли вместе.

Отец ставит ладони на стол. Он тяжело дышит, его ноздри раздуваются, как у бешеного быка. В любую секунду он начнет рыть копытом землю.

— Мы вроде пришли к соглашению, Силас. Ты и я. Я не буду требовать от тебя дачи показаний, если ты не будешь снова встречаться с дочерью этого мужчины. — Одной рукой он тянется к закрытому ящику, а другой проводит по редеющим волосам. — Знаю, ты не считаешь, что это она украла документы из офиса, но это точно она! Единственная причина, по которой я не продвинул дело дальше, это потому что ты поклялся, что нам больше не придется иметь дело с этой семьей. А теперь… — Он передергивается. Буквально. — А теперь ты приводишь ее в наш дом, будто и не было тех двенадцати месяцев! — Он снова размахивает руками и кривит лицо. — Ее отец чуть не разрушил нашу семью, Силас! Для тебя это ничего не значит?

«Не особо».

Я наматываю себе на ус, что никогда не должен так злиться. Нэшам это не к лицу.

Ищу в себе хоть какую-то эмоцию, близкую к раскаянию, чтобы он увидел его в моем выражении. Трудновато, когда в душе я испытываю одно любопытство.

Дверь в кабинет открывается, и мы переводим взгляд на посмевшего нас прервать.

— Лэндон, к тебе это не относится, — ласково произносит отец. Я быстро поворачиваюсь к нему, просто чтобы убедиться, что эти слова исходили от него. Он говорит голосом любящего папы, а не монстра, которого мне довелось узреть.