Дети Дюны - Фрэнк Герберт

— Песчаная форель, — повторил он, — была доставлена сюда из какого-то другого места. На этой планете тогда было сыро и влажно. Она размножалась независимо от состояния экосистемы, чтобы бороться с ней. Песчаная форель забирала в пузырь всю имевшуюся в наличии воду, превратила эту планету в пустыню… и она делала это, чтобы выжить. На этой довольно обезвоженной планете она могла перейти в фазу песчаного червя.

— Песчаная форель? — она встряхнула головой, нисколько не сомневаясь в его словах, но у нее не было желания так углубляться в себя, чтобы узнать, где он получил эту информацию. И она подумала: «Песчаная форель??

Много раз, будучи и в этом теле, и в другом, она играла в детскую игру, ловила песчаную форель, стараясь проткнуть ее водяной пузырь, и они умирали от недостатка воды. Трудно было подумать, что это безмозглое маленькое существо стало причиной ужасных событий.

Лито кивнул головой самому себе. Свободные всегда знали, что надо выращивать хищную рыбу в цистернах с водой. Гаплоидная песчаная форель интенсивно потребляла огромное количество воды с поверхности планеты; а хищные рыбы плавали по дну каналов под форелью. Песчаный червь, вид, развившийся от форели, обходился малым количеством воды — количеством, которое содержалось, например в клетках человеческого тела. Но столкнувшись с телами, содержащими большее количество воды, их химические реакции в организме замирают, вызывая разрушительное действие, в процессе которого производится опасный концентрат, конечный продукт, который употребляли в разжиженном виде после химической обработки во время оргий в съетче.

Этот чистый концентрат Пол Муад Диб пронес сквозь стены времени, достигнутые глубины разрушения, на что не осмелился больше ни один представитель мужского пола.

Ганима почувствовала, что ее брат, который сидел перед ней, дрожит.

— Что же ты сделал? — спросила она требовательным тоном.

Но ему не хотелось терять цепь своих откровений.

— Несколько песчаных форелей — экологическая трансформация планеты… Они, конечно, противостоят этому, — сказала она, теперь начиная понимать, что в его голосе слышится страх, который против ее воли стал передаваться ей.

— Когда песчаная форель погибает, то же самое происходит с планетой, — сказал он. — В этом случае надо предупреждать.

— Это значит, что спайса больше нет, — сказала она.

Слова всего лишь касались верхних точек системы опасности, которую они оба видели: она нависла над вторжениями людей в древние взаимоотношения Дюны.

— Это то, о чем знает Алия, — сказал он. — Вот почему она злорадствует.

— Как ты можешь быть в этом уверен?

— Я уверен.

Теперь Ганима точно знала, что тревожило его, и она чувствовала, что это знание приводит ее в уныние.

— Племя не поверит нам, если она будет это отрицать, — сказал он.

Его утверждение затрагивало основную проблему их существования: неужели Свободные ждали какой-то мудрости от девятилетних детей? Алия играла на этом.

— Мы должны убедить Стилгара, — сказала Ганима.

Как по команде, они одновременно повернули головы и уставились на залитую лунным светом пустыню. Теперь это место было совершенно другим, оно изменилось, за каких-то несколько мгновений их осведомленности. Взаимодействие людей с окружающей средой никогда не представлялось им таким ясным. Они чувствовали себя неотъемлемой частью динамической системы, существующей в строго сбалансированном порядке. Новый взгляд на эти вещи постепенно менял их сознание, которое формировалось у них в результате наблюдений. Как говорил Льет-Кайнз, Вселенная была местом постоянной беседы между живыми существами, населяющими ее. Гаплоидная песчаная форель говорила с ними, как с человеческими существами.

— Племя должно понять, какая угроза нависла над водой, — сказал Лито. — Но эта угроза нависла не только над водой. Это… — она замолчала, понимая глубину смысла его слов. Вода была символом основной силы на Арракисе.

По своей сути Свободные оставались специально приспособленными животными, оставшимися в живых обитателями пустыни, главными исследователями в условиях стресса.

И когда воды стало в изобилии, в них произошли странные преобразования, хотя они понимали то, что необходимо в первую очередь.

— Ты имеешь в виду угрозу мощи, — поправила она его.

— Конечно.

— Но неужели они поверят нам?

— Когда они увидят, что происходит, когда они увидят, что нарушен баланс.

— Баланс, — сказала она, и повторила слова отца, которые он произнес очень давно: — Вот это отличает людей от толпы.

Ее слова пробудили в нем отца, и он сказал:

— Экономика против красоты — история, которая более древняя, чем Шеба. — Он вздохнул и через плечо посмотрел на нее.

— Я чувствую, что у меня появляется дар предвидения, Гани.

Краткий стон вырвался из ее уст.

Он сказал:

— Когда Стилгар сказал нам, что наша бабушка прибудет позже, я уже знал об этом. Теперь другие видения вызывают подозрение.

— Лито… — она покачала головой, ее глаза увлажнились. — Это когда-то случилось и с нашим отцом. Не думаешь ли ты, что это может быть…

— Я видел себя облаченным в броню, пересекающим дюны, — сказал он. -Я был у Джакуруту.

— Джаку… — она прокашлялась. — Это допотопная легенда!

— Это реальное место, Гани! Я должен найти человека, которого называют Проповедником. Я должен найти и расспросить его.

— Ты думаешь, он… наш отец?

— Спроси об этом себя.

— Похоже, что это в самом деле он, — согласилась она, — но…

— Мне совсем не по душе то, что я знаю, что я сделаю, — сказал он. -Первый раз в жизни я понимаю своего отца.

Она почувствовала, что совершенно не занимает его мысли, и сказала:

— Проповедник, скорее всего, все-таки старый миф, мистика.

— Я молю, чтобы это так и было, — прошептал он. — О, как я хочу, чтобы это было так!

Он рванулся вперед, вскочил на ноги. Бализет загудел в его руке, когда он дернулся. «Было бы там, чтобы он был Габриэлем без рога!» Он молча уставился на залитую лунным светом пустыню.

Она повернулась, чтобы посмотреть в ту сторону, куда смотрел он, и увидела сначала фосфоресцирующий свет гниющих растений на краю насаждений съетча, затем незаметный переход этих красок в линии дюн. Там было оживленное место. Даже когда пустыня спала, что-то в ней оставалось бодрствующим. Она чувствовала это бодрствование, она слышала, как внизу животные пили воду из канала. Откровения, которые ступили на Лито, преобразовали ночь: это был момент жизни, время, когда раскрывается порядок внутри непрекращающегося изменения мгновений, когда ощущается это долгое движение из их земного прошлого, все это собралось в ее воспоминаниях.