Старый английский барон - Клара Рив

— Милосердный Боже! — воскликнул Эдмунд. — Неужели кто-то мог так превратно истолковать невинную беседу?

— Ну так расскажи мне подробно, — приказал барон, — о чем вы беседовали.

— Постараюсь, милорд, насколько мне позволит память.

После чего Эдмунд передал разговор в лесу со всеми подробностями, избегая лишь тех, что касались семейства Ловел. Лицо Освальда просветлело, ибо и он точно так же умолчал о них, когда пересказывал свою беседу с юношей перед его приходом.

Барон обратился к старшему сыну:

— Ты слышал, сэр Роберт, что они оба сказали. Я допросил их по отдельности, ни один не знал, как ответит другой, но все их показания совпадают почти дословно.

— Признаю, что это так, — произнес сэр Роберт. — Но согласитесь, сэр, с их стороны весьма дерзко и неучтиво столь вольно рассуждать о наших семейных делах. Если бы мой дядя, лорд Ловел, слышал это, он бы сурово их покарал. И поскольку на его доброе имя брошена тень, нам следует наказать виновных в этом.

Тут мистер Уэнлок пришел в неистовый гнев и предложил подтвердить присягой правдивость своих обвинений. Но барон сказал:

— Помолчи, Дик{43}. Я решу сам. Призна́юсь, — продолжил он, обращаясь к сэру Роберту, — прежде я не знал о смерти лорда и леди Ловел многого из того, что сейчас услышал от Освальда. По-моему, лучше не ворошить подобные истории, тогда они сотрутся из памяти сами собою. Да, я слышал праздные россказни про привидения в восточных покоях, когда только приехал сюда, и мой шурин посоветовал запереть крыло до тех пор, пока всё не позабудется. Но то, что мы сейчас услышали, подсказало мне, каким образом можно сделать эти покои вновь пригодными для жилья. Я придумал наказание для Эдмунда, которое заставит замолчать его гонителей и, надеюсь, возвысит его в глазах всех. Эдмунд, согласен ли ты подвергнуться опасности ради меня?

— Скажите лишь, о какой опасности идет речь, милорд! — ответил Эдмунд. — Я не остановлюсь ни перед чем, лишь бы доказать свою благодарность и преданность вам. А что до моей смелости, то я явил бы ее моим злопыхателям, если бы почтение к милорду не связывало мне руки; посему прошу испытать мою отвагу любым способом, какой будет угоден моему господину.

— Хорошо сказано! — воскликнул барон. — Что до твоих недоброжелателей, я уже подумал, как лучше разлучить тебя с ними; но об этом поговорим позже. Пока же я собираюсь проверить смелость Эдмунда: он проведет три ночи в восточном крыле, дабы мы все убедились, есть там призраки или нет; а затем я прикажу благоустроить эти покои и предоставлю их моему старшему сыну. Это избавит меня от лишних расходов и будет не хуже, а возможно, и лучше, чем строить новые. Согласен ли ты, Эдмунд?

— От всей души, милорд, — ответил Эдмунд. — Я ни в чем не провинился ни пред Богом, ни перед людьми, и, стало быть, мне нечего бояться.

— Похвально! — сказал барон. — Я в тебе не обманулся. Не обманешься и ты, доверясь мне. Эту ночь ты проведешь в тех покоях, а завтра я поговорю с тобою наедине. Идемте, Освальд, я хочу кое-что с вами обсудить. Остальные могут вернуться к своим делам и занятиям, мы увидимся за обедом.

Эдмунд удалился в свою комнату, а барон заперся с Освальдом, и тот, защищая себя и юношу, открыл всё, что знал о коварных замыслах и планах его недоброжелателей. Барон выразил глубокие сожаления по поводу безвременной кончины лорда и леди Ловел, но просил Освальда быть осмотрительнее, если речь вновь зайдет о сопутствовавших трагедии обстоятельствах, и добавил при этом, что сам он ни в чем не замешан и ничего не знает о покушении на жизнь прежних владельцев замка. Освальд в свое оправдание заверил барона, что они с Эдмундом случайно затронули этот предмет и были уверены, что их никто не слышит.

Когда настало время обеда, барон послал за молодыми людьми, но они не пожелали садиться за один стол с Эдмундом, и тому пришлось обедать в комнате управляющего. После трапезы барон попытался помирить с Эдмундом своих родных, однако ему это не удалось. Они поняли, что их замыслы раскрыты, и, судя о юноше по себе, полагали, что он никогда их не простит. Барон приказал им разойтись по разным покоям; старшего сына, как самого разумного из недовольных, он оставил подле себя, прочим же родственникам велел никуда не выходить и приставил к каждому слугу для надзора. Освальд разделил уединение мистера Уильяма. Старому Джозефу было приказано прислуживать Эдмунду: подать ему ужин, а в девять часов сопроводить в заброшенные покои. Эдмунд попросил дозволения взять с собою светильник и собственную шпагу, чтобы враги не могли застать его врасплох. Барон счел просьбу разумной и дал свое разрешение.

Ключ от покоев долго не находился. Наконец Эдмунд обнаружил его в связке ржавых ключей в чулане. Барон велел подать молодым людям ужин — каждому в его комнату. Эдмунд отказался от еды и попросил, чтобы его отвели в восточное крыло. До самых дверей его провожала толпа слуг, они не только желали ему успеха, но и молились за юношу, словно он шел на казнь.

Дверь удалось открыть с большим трудом. Джозеф вручил Эдмунду зажженную лампу и пожелал спокойной ночи, тот же, сохраняя бодрость и присутствие духа, поблагодарил всех за добрые слова, вставил ключ в замочную скважину изнутри и отпустил слуг.

Затем он осмотрел помещение. Мебель за долгие годы обветшала, прогнила и разваливалась. Постель, изъеденная молью, служила пристанищем для крыс, не одно поколение которых безнаказанно вило в ней свои гнезда. К тому же она была сырою, так как на нее текло с потолка, и Эдмунд решил лечь одетым. В дальней стене комнаты он заметил две двери, у каждой в замке был ключ, и, поскольку юноше совсем не хотелось спать, он решил осмотреть их. Первая дверь открылась с легкостью, и Эдмунд вошел в большую столовую, мебель которой также была в плачевном состоянии. К столовой примыкала комната поменьше, где стояли книги и висели гербы, а также генеалогическое древо Ловелов и родственных им семей. Некоторое время он с интересом осматривал помещение, а затем вернулся в спальню.

Вспомнив о другой двери, он решил взглянуть, куда она ведет. Ключ в замке заржавел и не поддавался попыткам повернуть его. Юноша поставил лампу на пол и, приложив все силы, открыл дверь, в тот же миг сквозняк задул огонек светильника, оставив Эдмунда в кромешной темноте. Затем он услышал глухой шорох, словно кто-то шел по узкому коридору. До этой минуты Эдмунд и не думал бояться, однако тут ему внезапно открылась вся безрадостность его положения и стало не по себе. Он помедлил, но, опомнившись, громко воскликнул:

— Чего мне бояться? Я не оскорблял умышленно ни Бога, ни человека, стоит ли мне тревожиться за свою безопасность? Однако если я еще не взывал к помощи Всевышнего, то как же мне ее ждать?!