Святая - святым - Санин Евгений

      После того, как все было рассказано, он почувствовал вдруг такую легкость, что казалось, птицей мог взмыть над повозкой. Но вслед за этим, словно испугавшись, как бы он и впрямь не сделал этого, события минувшего дня всей тяжестью навалились на его ресницы. И когда отец, очнувшись, тихо спросил:

      - Но почему?!

      Ответа не последовало - Крисп уже спал...

5

  Потом буквы стали сливаться в шеренги…

      Уснул и Стас. Он даже сам не понял, в какой момент это случилось.

      Сначала буквы, выделенные аккуратным, похожим на учительский, почерком, начали рябить и менять очертания.

      «Б» - римскими легионерами понесли на себе колья для частокола вокруг лагеря... «а» - щитами болтались за спинами уставших воинов... «к» - в имени римского мальчика замахивалась бичом на четверку коней... а бесконечно долгое слово «последовало» - на трех, выточенных из бревен колесах, прокатилось тяжелым, неповоротливым тараном...

      Потом буквы стали сливаться в шеренги строк, шеренги - в когорту страницы... И вошедшей маме осталось лишь поднять упавшую на пол тетрадь, укрыть Стаса одеялом и выключить свет.

6

- Васька, куда? Стой, оглашенный! Сто-ой!..

- Да что же вы, ироды, делаете?

- И так закрыли, родимую, так и еще совсем порушить решили?

- Креста на вас нет!

- А зачем он нам? Посторонись, мамаша! Люди в космос вовсю летают, а ты до сих пор – крест… крест… Кстати, Иван Петрович, с крестом-то что делать будем?

- Как что? Зацепи тросом, и – трактором вниз!

- Трактором я могу, а на купол найди, кого помоложе, лезть. Вон – хотя б Капитона!

- Эй, Капито-о-он, иди-ка сюда!

- Ну, чего еще?

- Кончай иконы рубить! Давай, лезь на купол!

- Сам лезь! Не видишь, я руку поранил?

- Еще не хватало, чтоб председатель колхоза пятками перед вами сверкал! Ну что, ни одного смелого, что ли, во всей Покровке нет?

- Есть, дядя Вань, есть!

- Васька, куда? Стой, оглашенный! Сто-ой!..

      Скрипнула входная дверь, в палату пахнуло свежим ночным воздухом, и в полной темноте послышались чьи-то осторожные шаги.

      - Кто здесь?

      - Это я, отец Тихон, Валентина!

      - А почему свет не включаешь?

      - Вас не хотела будить. И потом, я ведь тут каждую вещь на ощупь знаю! Сейчас только таблетки возьму…

      - Что шмыгаешь носом – маме?

      - Нет, теперь уже мне! Маме больше никакие лекарства не помогут…

      - Что… Пелагея Васильевна… Бабушка Поля – умерла?!

      - Нет! Но… «Скорая» только что приезжала, и просили – больше не вызывать. Сказали, чтобы я дала умереть ей спокойно. А как это – спокойно, если она всё время священника из города просит привезти, а тот, как нарочно, в отъезде… Не могу больше смотреть на ее муки. Ну, я пошла!..

      - Погоди… постой! А я тут зачем?

      - Так вам ведь нельзя!

      - Ну, это еще, как сказать? Ты мне только…подняться помоги, а там уже Сам Бог нам поможет!

      - Но, отец Тихон… отец Тихон!! Отец Тихон!!!

      - Вот видишь, и встали… и идем!

      - Вам не плохо? Не больно?

      - Нет, всё хорошо. Всё хорошо будет! Воздух-то здесь какой, а? Соловьи поют… Вот и пришли… Вот и калиточка ваша… И дверка. А вот и бабушка Поля. Ну, здравствуйте, Пелагея Васильевна!..

      - Васенька? Вася!!

      - Мама, какой же это Вася? Это я тебе батюшку привела! Как ты просила… Сейчас он тебя исповедует, причастит! Не обращайте внимания, отец Тихон. Это у нее от лекарств…

      - Отец… Тихон?

      - Да, бабушка Поля, да… Ты готова?

      - Конечно, сынок! Уж столько ждала… Конечно…

      Валентина тихонько вышла из комнаты и вошла, когда ее мать, уже счастливая и умиротворенная, лежала после исповеди и святого причастия…

      Отец Тихон сидел рядом с ней, гладя ее руку…

      Они о чем-то разговаривали, и, увидев вошедшую, быстро закончили свой разговор. Собственно, прерывисто и едва слышно говорила одна бабушка Поля:

      - Это хорошо, что ты не успел сказать всего Капитону... И другим открываться не стоит… пока! Тебе надо, чтобы люди и поверили, и доверили тебе сделать то, ради чего ты приехал. А узнают, кем ты был, не поверят даже тому, кем стал. Не все, конечно… Но есть еще такие, которые опять станут мутить народ…

      - Всё хорошо… все хорошо будет, баба Поля! И храм в Покровке поднимем. И службу снова начнем!

      - Дай-то Бог! Моя мама ведь за него жизнь положила… Поехала в город просить, чтобы храм не закрывали, а ее вместе с батюшкой нашим, отцом Григорием за это…

      - Знаю, бабушка, помню – расстреляли… Но теперь они – святые, молятся за нас, и нам нужно только радоваться этому!

      - Вот я и радуюсь… Гляжу на тебя и совсем умирать не страшно… Жив Господь!

      - Ну, может, и ты еще поживешь!

      - Нет, мне уже уходить!.. Пора… И теперь слушай самое главное… ради чего, может, Он дал мне дожить до этого дня… Когда всё будет готово, Валя – слышь, дочка? - откроет тебе дверь в комнату… куда не входила ни одна живая душа, после того, как её закрыл отец Григорий… Но – только, когда всё будет готово, и ни днем раньше! Это его последний наказ… Там ты найдешь всё, что тебе будет нужно. А теперь всё, ступай!.. Иди… Не знаю, и чего я такого хорошего… сделала в жизни, что Господь… так утешил меня… в самом её конце?..

Глава шестая

1

-       Ванька! - ахнул Стас, бросаясь к окну...

     Стас, проснувшись, приоткрыл один глаз и тут же зажмурился. Солнечный луч, который все утро досаждал ему, норовя пролезть под ресницы, сделал свое дело. Спать больше не хотелось.

     Он зевнул, сладко потянулся и замер, силясь припомнить, как это бывает иногда в первые мгновения после сна, где он и что ожидает его сегодня. Помнится, что-то важное! Но - хорошее или плохое?..

     Стас обвел взглядом голые, без привычных плакатов с футболистами и певцами, стены... услышал кудахтанье кур, полаивание собак...

     Ах, да - он в деревне!

     Набежавшая на солнце тучка проглотила озорной луч.

     Так что же все-таки: плохое или хорошее?

     В соседней комнате негромко переговаривались родители.

      Стас прислушался.

     - Хоронить-то когда теперь будут? - спрашивал мамин голос.

     Бесцветный от усталости папин отвечал:

     - Как и положено, по обычаю, на третий день.

     - Значит, в воскресенье?

     Стас насторожился: неужели отец Тихон уже умер?!

     Но нет, речь шла о какой-то Пелагее. А после - и вовсе о нем:

     - Что наш?

     - Спит! Жалко его... Может, выпустим сегодня?

     - Пусть сидит дома, ума-разума набирается!

     «Вот оно - наказание!» - вспомнил, наконец, Стас.

     Луч, вырвавшийся на свободу, словно утешая его, теплым солнечным зайчиком стал тереться о щеку. Но вскоре и он оставил его. Солнце закрыла большая, под стать настроению, туча.

      Стас понуро встал и, не спеша - куда, собственно, теперь торопиться? - стал одеваться. Но не успел он застегнуть рубашку, как в стекло осторожно постучали, и послышался знакомый голос:

      - Стаси-и-ик!..

      - Ванька! - ахнул Стас, бросаясь к окну. - Хорошо, что ты пришел!

      Но Ваня почему-то не разделял его радости. Глаза у друга были покрасневшими. Он беспрестанно шмыгал носом.

      - Ты что, заболел?

      - Нет, у нас горе! - Ваня неожиданно всхлипнул и трудно, будто губы у него были из камня, выдавил: - Баба Поля умерла!..

      «Еще одна смерть! Да что же это делается?!» - простонал про себя Стас, но вслух, как это бывает принято в подобных случаях, сказал:

      - Ты это... как его… не переживай!

      - Так ведь - бабушка! Знаешь, какая она добрая... была?

      Ваня с таким трудом выговорил слово «была», что Стасу действительно стало жаль его. Пытаясь отвлечь друга, он спросил:

      - А Ленка где?

      - Дома. Забилась в дальний угол и плачет...

      - По бабушке?

      - Нет - по себе!

      - Как это? - не понял Стас.

      - А она только сейчас узнала, что когда-нибудь тоже умрет!

      Ваня еще немного постоял под окном и заторопился:

      - Я ведь на минутку! Мамка послала к плотникам - гроб заказать. Вот здесь все размеры! - показал он сжатый в кулаке листок.

      Стас испуганно отшатнулся, а невысокий крепыш Ваня продолжал:

      - Представляешь, человек, после того, как умирает, вытягивается на десять сантиметров. А некоторые - даже на пятнадцать! Вот бы при жизни так было!..

      Забыв про поручение, он принялся рассказывать о предсмертных словах бабы Поли и как она умирала, от чего Стасу вконец стало не по себе. Насколько он рад был приходу друга, настолько теперь хотел, чтобы тот поскорее ушел. И когда Ваня, наконец, скрылся за поворотом, не вникая в смысл сказанного, - так он обычно приговаривал, освобождаясь от тяжестей, выдохнул: