Негде спрятаться. Эдвард Сноуден и зоркий глаз Дядюшки Сэма - Гленн Гринвальд

В 2006 году он перешел с контрактной работы в ЦРУ на полную штатную ставку, что давало ему еще больше возможностей. В 2007-м он узнал, что ЦРУ ищет сотрудника для работы в компьютерной системе с пребыванием за рубежом. Благодаря блестящим рекомендациям своего начальства он получил эту должность и оказался в Швейцарии. Три года, до 2010-го, он прожил в Женеве под дипломатическим прикрытием. По описанию Сноудена, он был далеко не "простым сисадмином". Он стал ведущим техническим специалистом и экспертом по кибербезопасности в Швейцарии, разъезжая по региону для решения самых сложных проблем. ЦРУ выбрало его лично для обеспечения кибербезопасности участия президента США в саммите НАТО, проходившем в 2008 году в Румынии. Несмотря на такие успехи, именно работая на ЦРУ, Сноуден почувствовал серьезное разочарование в действиях правительства.

"Поскольку технические специалисты имели доступ к компьютерным системам, я тоже видел немало секретных вещей, — рас — сказывал мне Сноуден, — и многие из них мне не понравились. Я начал понимать, что то, что мое правительство в действительности делает в мире, совершенно отличается от того, чему учили меня. Осознание этого заставляет переоценить свои взгляды: и начать задавать себе вопросы".

Один из примеров, который он смог привести, — попытка офицеров

ЦРУ завербовать швейцарского банкира с тем, чтобы получать от него конфиденциальную информацию о финансовых операциях лиц, которые интересовали Соединенные Штаты. Сноуден рассказал, как один из секретных агентов вступил с банкиром в дружеские отношения, однажды напоил его и уговорил сесть за руль. Полиция остановила банкира и арестовала его за вождение в нетрезвом состоянии, и тут агент ЦРУ лично предложил ему всяческую помощь при условии, что банкир будет сотрудничать с Агентством. В конце концов вербовка провалилась.

"Они сломали человеку жизнь за то, что даже не удалось, и потом просто умыли руки", — рассказал он. Сноудену не понравилась не только схема, но и то, как агент рассказывал о методах, которые они использовали, чтобы поймать добычу.

Еще одним поводом к разочарованию стали попытки Сноудена привлечь внимание начальства к тем вопросам, связанным с компьютерной безопасностью и системами, которые, по его мнению, находились за границами морали. Однако, по его словам, эти усилия почти всегда были неудачными.

"Мне говорили, что это не входит в мои обязанности, или что я не владею достаточной информацией, чтобы делать подобные выводы, или что согласно должностным инструкциям я не должен обращать на это внимания".

Среди коллег у него появилась репутация человека, от которого слишком много неприятностей, что не способствовало хорошему расположению к нему начальства.

"Именно тогда я стал по-настоящему понимать, как просто развести власть и ответственность и что чем больше власти, тем меньше контроля и отчетности".

Ближе к концу 2009 года Сноуден, уже лишившийся всяческих иллюзий, решил, что готов уйти из ЦРУ. Именно тогда, по окончании своей миссии в Женеве, он впервые задумался о том, чтобы раскрыть перед миром тайны, которые, по его мнению, демонстрировали безнравственность происходящего.

"Почему же вы не сделали этого тогда?" — задал я ему вопрос.

Тогда он думал или хотя бы надеялся, что с избранием на пост президента Барака Обамы какие-то из худших вещей будут реформированы. Обама вступал в должность с обещаниями ограничить полномочия органов национальной безопасности, оправдываемые якобы борьбой с терроризмом. Сноуден ожидал,

что некоторые особо кричащие нарушения со стороны разведывательных служб и военных можно будет предотвращать.

"Но потом стало понятно, что Обама не просто продолжит этот курс, но во многих случаях и усилит его, — пояснил Сноуден. — Тогда я понял, что не могу ждать появления лидера, который придет и все исправит. Лидер — это тот, кто действует первым и служит примером людям, не дожидаясь, когда начнут действовать другие".

Сноудена волновало также, какой ущерб может нанести раскрытие информации, которую он узнал о ЦРУ. "Когда вы раскрываете секреты ЦРУ, вы можете навредить людям", — сказал он, имея в виду тайных агентов и информаторов.

"Мне не хотелось делать этого. Но, выдавая секреты АНБ, я помешал бы злоупотреблениям со стороны системы. Это больше устраивало меня".

Таким образом, Сноуден вернулся в АНБ, на этот раз поступив на работу в корпорацию Dell, имеющую контрактные отношения с Агентством. В 2010 году он был направлен в Японию, где получил гораздо более высокий уровень допуска к секретным материалам о слежке, чем имел до сих пор.

"То, что я увидел, по-настоящему потрясло меня, — говорил он. — Я мог в режиме реального времени наблюдать за дронами, предназначенными для слежки за людьми, которых могли: и убить. Можно держать под надзором целые деревни и знать., что делает там каждый житель. Я увидел, как АНБ следит за тем, как человек сидит и набирает текст в Интернете. Я начал осознавать, какой проникающей способностью обладают

инструменты слежения АНБ. И при этом почти никто не знает, что происходит".

Он чувствовал все большую потребность, обязанность рассказать всем о том, что он видит.

"Чем дольше я оставался в Японии по заданию АНБ, тем отчетливее становилось мое понимание того, что я больше не способен держать все в себе. Я чувствовал, что не могу и далее помогать скрывать это от общества".

Впоследствии, когда личность Сноудена была раскрыта, журналисты пытались изобразить его как этакого простака, айтишника невысокого уровня, который случайно получил доступ к секретным материалам. Но это далеко не так.

Работая и на ЦРУ, и на АНБ, Сноуден, как он рассказал мне, все время проходил обучение и стал киберагентом высочайшего уровня, одним из тех, кто взламывает военные и гражданские системы других стран, перехватывает информацию и готовит атаки, не оставляя за собой ни следа. В Японии это обучение велось особенно интенсивно. Там Сноуден освоил самые сложные методы защиты электронных данных от разведывательных служб других стран и получил официальный сертификат киберагента высшего звена. Он был отобран Учебной академией Объединенного управления оценки контрразведывательных угроз ЦРУ для преподавания методов контрразведки на ее китайском участке.

Те меры безопасности, которые мы сами предприняли при проведении встречи и на которых настаивал Сноуден, он освоил и даже помогал разрабатывать ЦРУ, а в особенности АНБ.

В июле 2013 года публикацией в газете New York Times слова Сноудена были подтверждены: "Работая по контракту в Агентстве национальной безопасности, Эдвард Дж. Сноуден прошел обучение в качестве хакера" и "превратился в эксперта кибербезопасности уровня, который АНБ не может найти вовне". Обучение, которое он прошел в АНБ, утверждает New York Times, стало "ключевым для перевода его на работу с более сложными системами кибербезопасности". В статье говорилось также, что файлы, к которым Сноуден имел доступ, подтверждают, что он был переведен "на участок активного электронного шпионажа и систем ведения кибервойн, на котором АНБ изучает компьютерные системы других стран, крадет информацию или готовится к нападениям".

Несмотря на то что, задавая вопросы, я старался придерживаться хронологии, иногда я не мог удержаться, чтобы не заглянуть вперед, чаще всего просто от нетерпения. Мне очень хотелось добраться до самой сути того, что составляло для меня самую удивительную загадку этой истории с того момента, как я начал общение со Сноуденом: что же в действительности подвигло его отказаться от карьеры, сознательно превратиться в преступника, раскрыть государственные тайны, стать разоблачителем? Что это были за мотивы, которые много лет барабанной дробью звучали в его голове?

Я пытался по-разному задавать Сноудену этот вопрос, и он отвечал, но объяснения казались мне или искусственными, или лишенными настоящего чувства и убеждения.

Он охотно говорил о системах и технологиях АНБ, но гораздо меньше — когда речь заходила о нем как о субъекте действия, например в ответ на мое предположение, что он совершил мужественный, экстраординарный поступок, — это давало бы всему психологическое объяснение. Его ответы представлялись в большей степени абстрактными, чем прочувствованными, поэтому они и казались мне неубедительными. Мир имеет право знать, что делается против частной жизни, — так он считал и говорил мне, что чувствовал моральное обязательство выступить против нарушений, что, не рассказав о тайной угрозе тем ценностям, которыми он дорожил, испытывал бы угрызения совести.

Я поверил, что эти политические ценности действительно существовали для него, но мне хотелось понять личные мотивы, заставившие его пожертвовать своей жизнью и свободой для защиты этих ценностей, и я чувствовал, что не получаю правдивого ответа на этот вопрос. Может, такого ответа у него и не было, а может, как многие американские мужчины, особенно взращенные в культуре системы национальной безопасности, он сопротивлялся углублению в собственную психику. Но мне надо было это выяснить.