Хрупкие вещи. Истории и чудеса (сборник) - Нил Гейман

– Но там же полно людей, – сказал Коротышка. – Они что, с тобой не играют?

– Нет, – вздохнул Безвременно. – Они почти все время спят. А если вылезают, не хотят никуда ходить, ни на что смотреть, ничего делать не хотят. И мной заниматься не хотят. Видишь то дерево?

Это был бук, гладкий серый ствол потрескался от времени. Он стоял там, где раньше, девяносто лет назад, наверное, была главная площадь города.

– Да, – сказал Коротышка.

– Хочешь залезть?

– Ну, оно высокое такое…

– Очень высокое. Но залезть проще простого. Я покажу.

Оказалось проще простого. Из трещин получились удобные уступы, и мальчики вскарабкались, как две обезьянки, или два пирата, или два воина. С вершины им был виден весь мир. Небо на востоке уже на волосок посветлело.

Все застыло в ожидании. Ночь подходила к концу. Мир затаил дыхание, готовясь начаться вновь.

– Это был лучший день в моей жизни, – сказал Коротышка.

– И в моей тоже, – сказал Безвременно. – Что будешь делать дальше?

– Не знаю, – сказал Коротышка.

Он представил себе, как станет путешествовать по миру, до самого моря. Представил, как вырастет и повзрослеет, как добьется всего сам. Где-то там, по пути, невероятно разбогатеет. И тогда он вернется в свой дом, где живут близнецы, и подъедет к двери на шикарной машине или, может, пойдет на футбол (в его воображении близнецы не повзрослели) и посмотрит на них – по-доброму. Он сводит их – близнецов и родителей, – в лучший ресторан, и они скажут, как они его не понимали и как дурно с ним обращались. Они извинятся и заплачут, а он будет молчать. Их извинения захлестнут его с головой. А потом он вручит каждому подарок и снова уйдет из их жизни, на этот раз – навсегда.

Великолепная мечта.

Он знал, что на самом деле пойдет дальше, а завтра или послезавтра его найдут и вернут домой, там на него наорут, и все останется по-прежнему, как всегда, и день за днем, час за часом он будет все тем же Коротышкой, только на него будут злиться за то, что он посмел сбежать.

– Мне уже спать скоро, – сказал Безвременно и полез вниз.

Выяснилось, что спускаться сложнее. Не видно, куда ставить ноги, и приходится искать опору на ощупь. Несколько раз Коротышка соскальзывал, но Безвременно слезал перед ним и говорил ему, например: «Теперь чуть вправо», – так что они оба спустились нормально.

Небо светлело, бледнела луна, и было хуже видно. Они снова перебрались через овраг. Иногда Коротышка не понимал, здесь ли Безвременно, но, когда вылез, увидел, что тот его ждет.

Обратно к лугу, уставленному камнями, они шли молча. Коротышка положил руку на плечо Безвременно, и они шагали в ногу вверх по склону.

– Ну, – сказал Безвременно, – спасибо, что зашел.

– Весело было, – сказал Коротышка.

– Да, – кивнул Безвременно. – Мне тоже.

Где-то в лесу запела птица.

– А если бы я захотел остаться?.. – вырвалось у Коротышки. Потом он замолчал. «У меня не будет другой возможности все изменить», – подумал Коротышка. Он никогда не доберется к морю. Они ему не дадут.

Безвременно молчал долго-долго. Мир посерел. Голосило все больше птиц.

– Я не могу это сделать, – наконец сказал Безвременно. – Но они, наверное, могут.

– Кто?

– Те, кто там. – Белокурый мальчик показал на разрушенный фермерский дом с зазубренными разбитыми окнами, что сгущался в рассветной мгле. Серый свет его совсем не изменил.

Коротышка вздрогнул.

– Там есть люди? Ты же сказал, что там пусто.

– Там не пусто, – сказал Безвременно. – Я сказал, там никто не живет. Это разные вещи. – Он посмотрел в небо. – Мне пора. – Он сжал Коротышке руку. А через секунду его больше не было.

Коротышка стоял один посреди маленького кладбища и слушал утреннее пение птиц. Затем поднялся на холм. Одному было сложнее.

Он забрал свой рюкзак там, где его оставил. Съел последний «Милки Вэй» и посмотрел на разрушенное здание. Слепые окна фермерского дома будто наблюдали за ним.

И внутри было темнее. С ума сойти как темно.

Он пробрался через заросший двор. Дверь почти совсем рассыпалась. Он застыл на пороге, задумался, правильно ли поступает. Пахло гнилью, сырой землей и чем-то еще. Кажется, он расслышал, как в глубине дома кто-то ходит – может, в подвале или на чердаке. Вроде бы шаркает. Или скачет. Не поймешь.

В конце концов он вошел.

Никто не произнес ни слова. Октябрь наполнил деревянную кружку сидром, одним глотком ее осушил и налил еще.

– Вот это история, – сказал Декабрь. – Вот это я понимаю. – Он потер кулаком бледно-голубые глаза. Костер почти догорел.

– А что было дальше? – взволнованно спросила Июнь. – Когда он вошел?

Май, сидевшая рядом, положила руку ей на плечо.

– Лучше об этом не думать, – сказала она.

– Кто-нибудь еще будет рассказывать? – спросил Август. Все промолчали. – Тогда, думается, мы закончили.

– Надо проголосовать, – напомнил Февраль.

– Кто за? – спросил Октябрь. Раздалось дружное «я». – Кто против? – Тишина. – Тогда объявляю собрание законченным.

Они поднялись на ноги, потягиваясь и зевая, и пошли в лес, поодиночке, парами или по трое, и наконец на поляне остались только Октябрь и его сосед.

– В следующий раз председательствуешь ты, – сказал Октябрь.

– Я знаю, – отозвался Ноябрь. Он был бледен и тонкогуб. Он помог Октябрю выбраться из деревянного кресла. – Мне нравятся твои истории. Мои всегда слишком мрачные.

– Вовсе не мрачные, – сказал Октябрь. – Просто у тебя ночи длиннее. И ты холоднее.

– Ну, если так подойти, – усмехнулся Ноябрь, – может, все не так плохо. Какой есть, такой и есть, ничего не поделаешь.

– Вот и молодец, – ответил его брат. Они взялись за руки и ушли от оранжевых углей костра, унося свои истории назад в темноту.

Тайная комната

The Hidden Chamber. © Перевод Н. Эристави, 2007.

Призраков этого дома ты не страшись.ОниХлопот тебе не доставят. Мне, например,весьма приятно присутствие тихое духов —Шорохи, скрипы, шаги в тишине ночной,Спрятанные иль передвинутые вещичкиМеня забавляют, а уж никак не пугают.Призраки дому стать помогают уютнымИ обитаемым, —Ведь, кроме духов, никтоздесь не живет подолгу.Ни кошек, ни мышек. Нет даже летучих мышей.Нет даже снов… Вот, помню, дня два назадВидел я бабочку – кажется, павлиноглазку, —По дому она порхала в танцующем ритмеИли на стены садилась, словно меня поджидая.Но в этом тихом, пустом местеНет даже цветов —И, испугавшись, что чуду живомуНечего будет есть,Я распахнул окно,Бережно взял в ладони павлиноглазку(Ощутил мимолетно щекотку ее               трепетавших крыльев)И отпустил ее, – а после долго глядел,Как прочь она улетает.

Мне с временами года здесь управляться трудно,Однако приезд твойХолод зимы растопил немного.Пройдись – умоляю! – по дому. Исследуй его          закоулки!Знаешь ли, я подустал немного от древних          традиций,И ежели в домеИ есть тайная комната, запертая на ключ,Ты ее не заметишь.Ты не увидишь в камине на чердакеНи опаленных волос, ни костей обгорелых.И крови, конечно, ты не увидишь тоже.Заметь – там хранится лишь инвентарь садовый,Стоят машина стиральная рядом с доской           гладильнойДа старенький нагреватель. Ну, и еще тамСвязка ключей висит на стене.Нет ничего такого. Забудь тревоги!

Возможно, я мрачен, – но разве не был бы мраченВсякий мужчина в годах, что пережил столько бед?Злая судьба?Глупость?Или страданье?Какая разница – суть тут в боли утраты.Взгляни получше – увидишь в моих глазахПокой разбитого сердца и горечь надежды            забвенья.Заставишь ли, дорогая, меня позабыть обо всем,Что было со мною,покуда в двери этого домаТы бабочкой не впорхнула,Пока улыбкой своею и взором своимВ мою суровую зиму не принесла свет летний?

Но ныне ты здесь, – и, наверно, услышишьДокучливых призраков шепот, – всегда за стеною,ВсегдаНе в этой комнате, а в соседней.Наверно, проснувшись рядом со мною в ночи,Поймешь ты однажды,что где-то рядом есть комната без дверей,Комната, запертая навеки.Где-то – но ведь не здесь же?Это всего лишь духиСтонут и бродят, бормочут и тихо стенают…

Может тебе достанет отвагиБежать из этого дома в ночную мглу,Мчаться сквозь зимний холодВ одной кружевной сорочке?Острый гравий дорожек садовыхНежные ноги твои до крови изранит —Если бы я захотел, – пошел бы по следу,Собирая губами крови твоейИ слез твоих горьких капли…Но, право, – к чему? Уж лучше я здесь подожду,Ведь здесь так спокойно и тихо.А на окно я, пожалуй, свечу поставлю,Чтоб по пути домой,любовь моя,Ты с дороги не сбилась.Видишь, как жизнь трепещет?Точь-в-точь мотылек ночной!И я постараюсьЗапомнить тебя такою —Склоняясь головою на снежную грудь твою,Слушая стук твоего сердцав тайной комнате плоти…

Запретные невесты безликих рабов в потайном доме ночи пугающей страсти