Сладостная ярость - Кэтрин Харт

— Между прочим, я пришел потому, что тебе приспичило выйти в туалет, — напомнил он ей. Она сморщила личико.

— Чего-чего? — переспросила она.

— Уборную. Воспитанные леди называют это туалетом.

— А… — Сэм призадумалась. И, пожав плечами, сказала: — Что ж, пусть будет туалет. Трэвис улыбнулся в усы.

— Оденься, я вернусь через пару минут и выведу тебя вниз.

Она выпрямилась во весь свой, пусть и небольшой, рост.

— Я и сама могу спуститься по лестнице. Что я, ходить не умею, что ли?

На сей раз пожал плечами Трэвис:

— Как угодно, Сэм. Только не вздумай улизнуть по дороге. Входная дверь ужасно скрипит, и я обязательно все услышу. И не сиди там весь день. Элси уже начала готовить завтрак.

К счастью, платье, которое ей дал Кинкейд, застегивалось спереди. С перевязанными боками, которые все еще причиняли боль, продеть руки в рукава оказалось нелегкой задачей, но Сэм в конце концов справилась с ней. Скорчив гримасу своему отражению в зеркале над бюро, она запустила пятерню в волосы и попыталась пригладить их. Без расчески и щетки масса кудрей стала совсем неуправляемой.

— И зачем я не послушалась Тома, давно надо было их обрезать под корень! — ворчала она про себя.

Вместе с одеждой Элси отняла у нее и шляпу, и где теперь ее чересседельные сумки, Сэм не знала. В комнате их точно не было. Еще до того, как поднять крик, она тщательно обследовала комнату в поисках путей к освобождению. Несмотря на то что комната находилась на втором этаже, Сэм уже подумывала о том, чтобы разорвать простыни на полосы и сделать из них веревку, по которой и спуститься вниз, перетерпев боль в ребрах. Но Кинкейд и это предусмотрел! И эти планы он нарушил тем, что забил оконные рамы гвоздями. Проклятье! Не нашла Сэм в комнате и ничего похожего на оружие.

Оглядывая комнату вновь, Сэм вынуждена была признать, что ее никак нельзя сравнивать с тюремной камерой. Свежие голубые занавески, перевязанные лентами в тон, обрамляли два широких окна с обеих сторон от кровати. В ногах кровати лежало аккуратно сложенное яркое лоскутное одеяло, а на полу у кровати небольшой плетеный коврик. Сама по себе кровать не представляла собой ничего особенного, просто деревянная рама со спинкой, зато на ней лежал восхитительно мягкий перьевой матрас. Спать на таком матрасе все равно что спать на облаке. Последнее время мало кто из Даунингов мог похвастать такой роскошью; обычно они спали прямо на голой земле, подстелив под себя походные одеяла.

У одной стены стоял небольшой, но крепкий шкаф. Сэм заглянула внутрь, но кроме стопки постельного белья, ничего в нем не нашла. Ящики бюро тоже оказались пустыми. Туалетный столик украшала вышитая дорожка и всего одна свеча, на стене висело зеркало. У небольшого круглого столика стоял стул с плетеной спинкой. Больше мебели в комнате не было. На столике стояла небольшая книжная полка с полудюжиной книг и керосиновая лампа. По-видимому, начальник полиции, опасаясь, что она может спалить дом, не оставил в комнате ни одной спички.

Крепко держась за поручень, Сэм проковыляла босыми ногами, ни разу не споткнувшись. На мгновение она остановилась, с вожделением глядя на входную дверь, прикидывая, не решиться ли на побег. Пока она так размышляла, из коридорчика, ведущего на кухню, раздался чей-то громкий кашель. Резко повернувшись в ту сторону, Сэм встретила всепроникающий взгляд Трэвиса Кинкейда. Он наблюдал за ней, прислонившись к стене и скрестив руки на широкой груди.

Трэвис зловеще улыбнулся и покачал головой:

— Даже не мечтай об этом, Сэм. Все равно не убежишь, зато у меня будет хороший повод дать тебе взбучку.

Сэм бросила на него яростный взгляд:

— Еще никому не удавалось дать мне взбучку, тем более не удастся тебе. Даже мой собственный папаша пальцем меня не трогал.

— А зря. Ремень по тебе давно плачет, — сказал Трэвис. — Может, если бы его почаще применяли, ты бы не превратилась в маленькую разбойницу.

— Оставь свои советы при себе, как-нибудь без них обойдемся. — Сэм вздернула подбородок в благородном негодовании. — В моей семье обходятся без дурацких манер, и нечего учить нас, как жить.

На лице Трэвиса промелькнуло выражение, слишком похожее на жалость, и это насторожило ее.

— Да, конечно, Сэм. Ты так прекрасно живешь, что попала за решетку; так хорошо, что в свои семнадцать лет даже не сознаешь, что ты все-таки не парень. — Он смерил ее взглядом с головы до ног. — Помилуй, девочка! Неужели ты никогда не мечтала о нормальной жизни?

— Смотря что называть нормальной жизнью, — упрямо возразила она. — На всем свете у меня есть только отец и братья, и мне больше никто не нужен.

— А муж, дети? Неужели ты не хочешь, чтобы у тебя был настоящий дом?

Ее грубый смех, хриплый голос приятно отзывался в его ушах, когда она сказала:

— Интересно, что я буду делать с мужем и кучей ребят, цепляющихся за юбку? Начальник, у меня и без них достаточно хлопот! Когда мне нужен будет мужчина, я возьму его себе без всяких там торжественных клятв и проблем.

Он прищурился, внимательно изучая ее глазами.

— А он у тебя уже был? — спросил он мягко, удивив и себя и ее своим вопросом.

— Кто? Мужчина? — спросила она.

Он кивнул и затаил дыхание, ожидая ее ответа. Почему этот вопрос волновал его, он и сам не знал, но факт оставался фактом. Вымытая и чисто одетая, Саманта превратилась в премиленькую девушку. Нет, это не так. Она стала настоящей красавицей, только дикой, неприрученной. Она вела такой образ жизни, что Трэвис не удивился бы, узнав, что у нее уже был не один любовник. Он даже не был уверен, что ее собственные отец и братья обращались с ней должным образом; в конце концов, что он знал о них, кроме того, что все они вне закона?

Снова в потолок вознесся ее задиристый носик, и она горячо возразила ему:

— Вот уж это не твоего ума дело, начальник.

— Я сам взвалил на себя это дело, Сэм. Раз уж я дал тебе кров под своей крышей и взял на себя ответственность за твое благополучие, я имею право знать, может быть, я оказываю помощь женщине, у которой есть ребенок. Или нет?

— Так ведь я не просила у тебя помощи, Кинкейд, — угрюмо напомнила она ему. — Мне сдается, что это твоя идея.

Он медленно двинулся к ней, наводя на нее страх своим пристальным взглядом.

— Отвечай, Саманта, — процедил он сквозь зубы.

Удивительные были у него глаза. Казалось, они видели ее насквозь, отчего ее пробирала внутренняя дрожь. Рассудив, что пришел момент отступления, она запальчиво сказала:

— Нет. Еще не встретился мне такой, с кем бы мне захотелось лечь в постель.

Трэвис, отвернувшись, облегченно вздохнул. Конечно, ей ничего не стоило соврать ему, но ему не хотелось так думать. Будучи начальником полиции и прослужив в рейнджерах, Трэвису приходилось допрашивать огромное количество самых разных людей, и в большинстве случаев он интуитивно чувствовал, где правда, а где ложь. Его внутренний голос говорил ему, что, несмотря на воинственный настрой, Сэм сказала ему правду.