Мой дом - моя чужбина - Александр Зиновьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кроме нашей Колымы
И отчасти Чухломы,
Где доселе б не потух
Европейский чистый дух.
Я очнулся. Нюшка дышит
Безмятежно во весь рот.
А из-под одеяла пышет
Русский сероводород.
Да, - подумал я, - теперя
Все пойдет наоборот.
В мире скоро все поверят:
Мы есть избранный народ.
БУДНИ
Страны мелькают.
Мелькают столицы.
А скука такая,
Что впору давиться.
Отважный борец за права человечьи
Однажды такою разгневался речью.
Откроем журнальчик вот этот.
И что же?
Советских чиновников гнусные рожи!
Теперь полистаем вот эти газеты.
И снова - советских подонков ответы!
Я ж пью здесь десятую литру вина,
Но рожа моя тут нигде не видна.
А я же для Запада блага боролся !
На то, - говорю ему, - и напоролся.
Уедут советские гости обратно,
Тебя упомянут… Хотя, вероятно,
Советский приедет сюда дипломат…
Отборнейший слышите в номере мат?…
К счастью, я минул сии испытанья.
Мне лишь бы источник найти пропитанья.
Мне лишь бы советских условий добиться:
Где б ни трудиться - лишь бы не трудиться.
РАЗГОВОР С ЛЕФТИСТОМ
Мы мясо жевали и пили вино.
Любуясь собою, твердил он одно.
Мол, здесь коммунизм у них будет исправный.
Не то что в России, здесь все будут равны.
А у кафе, где мы пили и жрали,
Машины на улице мусор сбирали.
Одну только эту систему возьму,
На мусор кивнувши, сказал я ему,
Программу твою раздолбаю я в пух.
Здесь тоже возможно одно лишь из двух:
Неравенство будет, но чистый Париж,
А равенство если, то мусор до крыш.
И все же я равенство предпочитаю, -
Сказал он, меню для десерта читая.
СУРОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬ
Проходимцев всяких туча,
Как понять Россию учат.
Но они лишь то вопят,
Слышать что от них хотят.
И за это им дают
Славу, деньги и уют.
Из-за этих самых гадов
Обучаться снова надо,
Воду как теперь мутить,
А не правде путь светить.
Будь спокоен, КаГеБе!
Смысла нет теперь тебе
Силы попусту терять,
Запад ложью охмурять.
Перенял твою задачу
Простофиль вовсю дурачить
Бывший твой заклятый враг,
Ныне - мастер всяких врак.
ГЕНИАЛЬНАЯ ИДЕЯ
После с книгой неудачи
Мы смекнули, наконец:
Человек (а здесь тем паче)
Счастья сам себе кузнец.
Говорю своей Анюте:
Отвергала разве зря
В Атеизма Институте
Ты Небесного Царя?!
Переделай, для примера,
Институтский свой доклад
Про падеж в России веры
На совсем обратный лад.
`Ты ж, Анюта, не балда.
"Нет" пиши, где было "да".
"Да" - где было раньше "нет",
Капал я в мозги жене.
От идеи Нюшка пылко -
Взвилась аж под потолок.
И взметнулся на затылке
Власы облезлый хохолок.
ПЕРВАЯ ПОБЕДА
Дело сдвинулось.
Ура!
Здравствуй, новая пора!
Нюшку взяли на работу.
Не хочу от вас скрывать,
У нее теперь забота
Строй советский подрывать.
Сущий рай, замечу кстати,
Для марксистских трепачей.
Строй советский в результате
Будет прежнего крепчей.
Гимн победы взвойте, трубы!
Запевалы, шире рты!
Скоро Нюшке вставим зубы,
Купим новые порты!
Да, недаром, господа,
Заявились мы сюда!
МЕЧТЫ
Размечталась Нюшка-дура:
- Я за то, чтоб диктатура,
То есть чтоб порядок был,
Чтоб народ спокойно жил.
Без воззваний, без листовок,
Демонстраций, забастовок,
Правых, левых экстремистов,
Сам собою - коммунистов…
Отвечаю ей с досадой:
- Значит нам обратно надо!
Диктатура в полной силе.
И порядок, как в могиле.
Нету стачек, экстремистов…
Нету даже коммунистов.
Молвит Нюшка, не шутя:
- Нет еды там и шмутья.
Мне такой подай режим,
Где есть все, чем дорожим.
Не такой, как нам всучили,
А такой, как, скажем, в Чили.
Во, как думает наш брат,
Гуманист и демократ!
ПОЭТ
И кого тут только нет.
Появился и Поэт.
Слух в Москве ходил когда-то,
Будто он подался в Штаты.
Был прославлен на весь мир,
Новоявленный Шекспир.
Говорят, что он - ловкач,
Провокатор и стукач.
А по мнению других -
Заурядный самый псих.
И не гений вовсе он,
А бездарный пустозвон.
Есть еще слушок один:
Потребляет героин.
Это - явная фигня,
Но… нет дыма без огня.
Я вопрос ему задал:
Почему сюда попал? -
Мне открыто предложили, мол, товарищ, выбирай:
На сибирской стройке сгинешь иль на Запад удирай.
Я хотя и не еврей,
Согласился поскорей.
- Ну, а результат каков
Без цензурных без оков?
- У нас за поэтов, как я, не считают.
Здесь признают.
Но, увы, не читают.
Оттуда нас гонят.
А здесь предают.
Жестокая плата за мнимый уют.
Кто мы?
Лишь игрушки в бездушных руках.
Нас нету уже.
И не будет в веках.
Я должен и здесь сочинять втихомолку.
Цензуры тут нет.
Ну а что в этом толку?
Не всякое можно и тут издавать.
Вот пачка стихов.
А куда их девать?
Даже в сортир не годятся, бедняги.
Здесь десять сортов туалетной бумаги.
Вы сами с усами, к чему говорить.
Хотите, на память могу подарить.
Быть может сумеете в них увидать,
Как русские люди способны страдать.
А если вы вдруг сбережете поэта,
Потомки спасибо вам скажут за это.
ДЕРЖА РУКОПИСЬ ПОЭТА
Мало приятного, признаться,
В чужую душу окунаться.
И для чего в стихах мудрить?
Без рифмы мог бы говорить.
Не могут обойтись без позы!
Слаба им, видите ли, проза.
И вообще, не вызывает у меня сочувствия и сожаленья
Судьба идущего на смену поколенья.
Я не могу понять, зачем они-то лезут на рожон?
Но поглядим, что сочинил обросший бородой пижон.
Во-первых, вряд ли можно отнести к числу удач
Само названье это: "Русский плач".
А во-вторых, навряд ли будет интересно
Все то, что нам заранее известно.
РУССКИЙ ПЛАЧ
И вот я на Западе скоро два года.
Чего ни коснешься - повсюду свобода.
Но только для русской литературы
И тут невозможно никак без цензуры.
Выходит, для русской литера-туры
Фактически две существуют цензуры.
Одна жмет в России, другая - снаружи.
Трудно ответить, которая хуже.
Одна вынуждает помойку хвалить,
Другая, напротив, помоями лить.
Обеим плевать на искусство святое.
Сражатся с обеими - дело пустое.
Здесь та же бездарность, но наоборот.
И здесь затыкают строптивому рот.
Слов русских здесь море.
А русского в нем,
Как говорят, не сыскать днем с огнем.
И самая жалкая участь при этом -
На Западе русским остаться поэтом.
Что хочешь, пиши.
Но попробуй издать.
Издать удалося, попробуй продать.
Считай повезло, если русская пресса
Явила крупицу к тебе интереса.
Вдвойне повезло, если группка какая,
Своим посчитавши, тебя приласкает
И будет на шее затягивать ту же
Петлю, как и дома, да только потуже.
Но это все было терпимо бы.
Да
Гораздо страшнее свалилась беда.
Вдруг я почувствовал с первой же строчки,
Что память о прошлом намного короче,
Чем думалось мне перед дальней дорогой.
Но рану смертельную лучше не трогай.
О Боже, за что этот в спину удар?
На что мне теперь поэтический дар?
Пошли мне хотя бы в ничтожнейшей дозе
Способность кормится в посредственной прозе!
Как всякий русский человек судьбу любую я приемлю.
Лишь бы ногами ощущать отцами обжитую землю.
На что мне бытовой уют, на что гражданские свободы,
Если не вижу я земли, впитавшей прожитые годы.
Вопрос меня преследует везде:
Кто мы такие, что несем мы миру?
Ответ преследует: мы - дезертиры,
Народ покинувшие свой в беде.
Не мы покинули народ, а он
Сам вышвырнул нас вон, -
Себе я тут же возражаю.
И тут же аргумент свой разрушаю.
И все-таки не ты прав, а они.
Себя, а не народ во всем вини.
Уж так заведено на этом свете:
Народ вины не ведает, как дети.
Закрою глаза, и мне сниться опять
Родина-Мачеха,
Родина-Мать,
Ангел-хранитель,
Суровый палач,
Счастья улыбка и горестный плач.
Там под вечер собирались питухи.
Вытрясали на закуску пятаки.
А измятые рублевочки
На закупку поллитровочки.
Затевали в состоянии подпития
Разговоры о потребности развития.
И неслись часы короткие запойные.
Раздавались выраженья непристойные.
А потом их увозили "избавители",