Чеченский рецидив. Записки командующего - Геннадий Трошев

Летом 1993 года, когда уже четко обозначилась линия на выход Чечни из состава России, когда уже вовсю звучали автоматные очереди, но еще продолжались различного рода съезды, конференции, митинги и т. д., в Грозном в здании республиканского драматического театра состоялось собрание чеченской интеллигенции. Мне довелось на нем присутствовать. Шло оно, за редким исключением, на русском языке. Вел его доктор исторических наук, профессор, к тому времени уже весьма поднаторевший в умении служить одновременно нескольким господам, получая при этом определенные политические дивиденды, Ж. Гакаев. Центральной же фигурой и президиума, и собрания вообще, как мне представляется, был доктор химических наук, профессор, директор научно-исследовательского института нефти и химии Саламбек Хаджиев. Когда ему было предоставлено слово, он вышел на трибуну и рассказал интересную историю.

Он, по его словам, был приглашен Джохаром Дудаевым к нему домой. Встреча проходила в теплой семейной обстановке, как говорится, за чашкой чая. После некоторого общего обмена мнениями Дудаев предложил Хаджиеву возглавить правительство Чечни. Прежде чем что-то ответить, Хаджиев попросил Дудаева обозначить свое видение перспектив развития республики, концепцию руководства социально-экономической, политической, общественной жизнью Чечни. И никакой концепции в его общих, путаных, сбивчивых фразах не обнаружил. А поэтому от предложения отказался.

Весной 1994 года, — продолжал Ф. П. Боков, — когда в Грозном уже шли ожесточенные стычки между различными криминальными группировками, начался значительный отток студентов из университета. Академические группы быстро таяли, в связи с чем неизбежным стало сокращение преподавателей. Мне, как самому старшему на кафедре, уже пенсионеру, дальнейшая моя перспектива стала совершенно ясной и определенной. Уход был, в общем-то, безболезненным, однако несколько омраченным некорректностью руководства.

Однажды зазвонил телефон и состоялся такой вот разговор:

— Федор Павлович, вас беспокоит Юсуп (так условно назовем его).

— Узнаю. Рад слышать.

— Федор Павлович, это правда, что вас сократили?

— Да, это правда. А что поделаешь. Так сложились обстоятельства.

— При чем тут обстоятельства? Почему вы молчите? Можно я к вам сейчас подъеду?

— О чем речь! Буду рад встрече.

Буквально через десять-пятнадцать минут он подъехал. За это время мы с женой, как и положено на Кавказе, накрыли скромный пенсионерский стол. Войдя в квартиру и бросив взгляд на этот стол, гость правой рукой хлопнул себя по бедру, а левой указал на бутылки и закуски и эмоционально высказался: «Ради бога, извините! Это должен был сделать я. Но, надеюсь, мы встречаемся не в последний раз»…

В общем-то, дело не в этом, а в том, что он пришел не один, а с компанией. С ним были еще двое. Один из них — явно не интеллектуал и ни единого слова так и не произнес. Другой — плотный, крепкого телосложения, со вкусом одетый, чисто выбритый, сразу же произвел хорошее впечатление.

Разговор повел Юсуп. Его суть сводилась к следующему: не думайте, дескать, что вы останетесь забытыми и никому не нужными. В ближайшие дни мы доложим о вас Джохару, организуем встречу с ним, специально под вас введем должность инспектора высших учебных заведений, и вы будете инспектировать тех мерзавцев, которые вас сократили.

Трезво оценив его эмоциональный манифест, я ответил: «Юсуп! Дело не во мне. Вряд ли стоит отнимать у Джохара Мусаевича столь дорогое для него время на встречу со мной. Все, что я могу сказать ему, лучше скажу сейчас вам, а вы при случае передайте. Постарайтесь понять, что Россия ни при каких обстоятельствах не выпустит вас из своих крепких объятий. Хотя бы потому, что ни с экономической, ни с политической, ни с какой другой точки зрения это просто было бы неразумно. Если это, паче чаяния, произойдет, то неминуемо принесет вред России, а Чечне — тем более. Максимально, чего вы можете добиться, то это того, чего добился Татарстан. Там, как я понимаю, сформировалась группа молодых ученых-экономистов, историков, политологов, которая стала опорой М. Шаймиева. Так вот, пусть Джохар Мусаевич сформирует такую группу и пошлет ее в Татарстан, за опытом».

И тут гость, произведший на меня довольно приятное впечатление, изрек: «Если Джохар хотя бы только подумает об этом, его завтра же не будет».

Через некоторое время Дудаев действительно позвонил мне и пообещал при первой же возможности встретиться. В целом его разговор представлял набор общих фраз и обтекаемых формулировок.

Мне довелось быть и очевидцем штурма бывшего Дома политического просвещения в тот момент, когда там проходила сессия Верховного Совета республики. Мимо меня, оказавшегося в 15–20 шагах от этого Дома, пронеслась толпа молодежи и средних лет мужчин. Причем внешне они выглядели явно не городскими жителями и вооружены были в буквальном смысле кольями (очевидно, заранее приготовленными). Осталось впечатление, что эту публику привезли из какого-то района вместе с кольями. Цепь милиционеров была смята. Часть толпы ворвалась в здание и учинила погром, остальные по пожарной лестнице взобрались на крышу, как бы показывая этим, кто «наверху» (то есть власть переменилась). На фоне этого и других подобных событий невольно подумалось: а кто же берет власть?

Вскоре после разгрома Дома политпросвета прошел слух: вечером в нефтяном институте состоится встреча Дудаева с преподавателями и студентами института. В назначенное время я был там. И что же увидел? Для встречи была отведена аудитория, хотя и довольно большая по площади, но находившаяся далеко не в лучшем состоянии. Ее даже не убрали после окончания занятий. Кстати, никого из преподавателей там не оказалось. А студенты если и были, то ничем не отличались от той толпы, которая громила Дом политпросвета. Сложилось впечатление, что участниками этой встречи были те же самые лица.

Можно приводить много примеров для характеристики Дудаева как политика, но без следующего факта эта характеристика будет не полной. Выступая как-то по местному телевидению, уже укрепившись во власти, сопровождаемый не толпой, вооруженной кольями, а надежной, вооруженной до зубов охраной, он заявил: «Ко мне поступает много жалоб от учителей, медицинских работников, пенсионеров на невыплату им заработной платы и пенсии, а посему они находятся якобы на грани голода. Должен заявить, что подобные жалобы совершенно беспочвенны. В лесах Чечни столько даров природы, что говорить о голоде могут только демагоги и лентяи. Нужно только умело пользоваться этими дарами. А тех, кому у нас не нравится, мы не удерживаем».