Бойцовский клуб (перевод А.Егоренкова) - Чак Паланик

Кипятишь, собираешь слой. Кипятишь, собираешь слой. Кладешь все собранное сало в пакеты из-под молока со срезанным верхом.

Придвинув стул, Тайлер стоит на коленях у открытой морозилки, наблюдая за остывающим салом. В кухонной жаре из-под морозильной камеры валят клубы ледяного пара, собираясь у ног Тайлера.

Я наполняю салом новые молочные пакеты, Тайлер ставит их в морозилку.

Я становлюсь на колени напротив холодильника, рядом с Тайлером; он берет мои руки в свои и показывает мне ладони. Линия жизни. Линия любви. Холмы Венеры и Марса. Вокруг нас собирается холодный пар, лампочка морозилки тускло освещает наши лица.

— Нужно, чтобы ты оказал мне еще одну услугу, — говорит Тайлер.

«Это насчет Марлы, да?»

— Никогда не говори с ней обо мне. Не обсуждай меня за глаза. Обещаешь? — спрашивает Тайлер.

«Да, обещаю».

Тайлер говорит:

— Если хоть раз упомянешь в разговоре с ней меня — больше меня не увидишь.

«Да, обещаю!»

— Обещаешь?

«Да, обещаю!!»

Тайлер говорит:

— Помни. Ты трижды пообещал.

Тонкий прозрачный слой собирается сверху стоящего в морозилке сала.

«Сало», — говорю я, — «Оно распадается».

— Не волнуйся, — отвечает Тайлер. — Прозрачный слой — это глицерин. Можно снова перемешать его, когда будешь готовить мыло. Или можно отделить и собрать его.

Тайлер облизывает губы и переворачивает мою кисть ладонью вниз над своим коленом, обтянутым засаленной полой фланелевого купального халата.

— Можно смешать глицерин с азотной кислотой и получить нитроглицерин, — говорит Тайлер.

Я с открытым ртом перевожу дыхание и говорю: «Нитроглицерин…» Тайлер облизывает губы до влажного блеска и целует тыльную сторону моей кисти.

— Можно смешать нитроглицерин с нитратом соды и опилками и получить динамит, — говорит Тайлер.

«Динамит…», — говорю я и опускаюсь на корточки.

Поцелуй влажно блестит на моей руке.

Тайлер вытаскивает пробку из канистры со щелоком.

— Можно взрывать мосты, — говорит Тайлер.

— Можно смешать нитроглицерин с добавкой азотной кислоты и парафином и получить пластиковую взрывчатку, — говорит Тайлер.

— Можно запросто взорвать здание, — говорит Тайлер.

Тайлер наклоняет канистру на дюйм над влажно блестящим следом губ на тыльной стороне моей кисти.

— Это — химический ожог, — говорит Тайлер. — Доставляет массу неописуемых мучений. Хуже сотни сигаретных.

Поцелуй блестит на тыльной стороне моей руки.

— У тебя останется шрам, — говорит Тайлер.

— Имея мыла в избытке, — говорит Тайлер. — Можно взорвать все, что угодно. Только помни, что ты обещал.

И Тайлер опрокидывает канистру со щелоком.

Глава 9.

Слюна Тайлера сделала две вещи. На влажный след поцелуя на тыльной стороне моей кисти налипли горящие хлопья щелока. Это первое. А второе — щелок горит, только если его смешать с водой. Или слюной.

— Это — химический ожог, — сказал Тайлер. — Доставляет массу неописуемых мучений.

Щелок можно использовать для прочистки забившейся канализации.

Закрой глаза.

Паста из воды и щелока может прожечь алюминиевую сковороду.

В смеси воды и щелока растворится деревянная ложка.

В соединении с водой щелок разогревается до двухста градусов, и при нагреве прожигает мне руку, а Тайлер прижимает мои пальцы своими к моей испачканной кровью штанине, — и Тайлер требует моего внимания, потому что, как он говорит, это лучший момент в моей жизни.

— Потому что все, что было до этого, — лишь история, — говорит Тайлер. — И все, что будет после, — лишь история.

Это лучший момент в нашей жизни.

Пятно щелока, в точности принявшее форму отпечатка губ Тайлера, — это огромный костер, или каленое железо, или атомная плавка на моей руке в конце длинной, длинной воображаемой дороги, — я далеко на много миль. Тайлер приказывает мне вернуться и быть рядом. Моя кисть все отдаляется, уменьшается, уходит к концу дороги у горизонта.

В воображении огонь еще горит, но он уже лишь отблеск за горизонтом. Просто закат.

— Вернись к боли, — говорит Тайлер.

Это вроде направленной медитации, такой, как в группах психологической поддержки.

Даже не думай о слове «боль».

Направленная медитация помогает больным раком, — поможет и мне.

— Посмотри на руку, — говорит Тайлер.

Не смотри на руку.

Не думай о словах «жечь», «плоть», «ткань» или «обугливаться».

Не слушай собственный плач.

Ты в Ирландии. Закрой глаза.

Ты в Ирландии тем летом после окончания колледжа, и ты выпиваешь в пабе возле того замка, к которому каждый день прибывают полные автобусы американских и английских туристов поцеловать Камень Бларни [6].

— Не блокируй это, — говорит Тайлер. — Мыло и человеческие жертвоприношения идут рука об руку.

Ты покидаешь паб в потоке людей и идешь сквозь капающую, влажную, гудящую автомобилями тишину улиц, только что омытых дождем. Ночь. Ты добираешься до замка Бларнистоун.

Полы в замке съедены гнилью, и ты взбираешься по каменным ступенькам, и темнота с каждым твоим шагом вверх сгущается по сторонам. Все тихо поднимаются для утверждения традиции своего маленького акта возмездия.

— Слушай меня, — говорит Тайлер. — Открой глаза.

— В древние времена, — рассказывает Тайлер. — Человеческие жертвоприношения совершались на холме над рекой. Тысячи людей. Слушай меня. Совершался обряд, и тела сжигали в пламени.

— Можешь рыдать, — говорит Тайлер. — Можешь побежать к раковине и подставить руку под воду, но сначала ты должен признать, что ты глуп и ты умрешь. Посмотри на меня.

— Однажды, — говорит Тайлер. — Ты умрешь, — и пока ты не признаешь это, ты бесполезен для меня.

Ты в Ирландии.

— Можешь рыдать, — говорит Тайлер. — Но каждая слеза, падающая в хлопья щелока на твоей коже, вызовет ожог, как от сигареты.

Ты в Ирландии, тем летом, когда окончил колледж, и, наверное, именно тогда тебе впервые захотелось анархии. За годы до того, как встретил Тайлера Дердена, за годы до того, как полил свой первый «крем англез», — ты уже узнал про маленькие акты возмездия.

В Ирландии.

Ты стоишь на платформе у верхних ступеней лестницы.

— Мы можем взять уксус, — говорит Тайлер. — И нейтрализовать ожог, но сначала ты должен сдаться.

«После жертвоприношений и сожжений сотен людей», — рассказал Тайлер, — «Тонкие белые струйки сползали с алтаря и стекали по склону в реку».

Прежде всего, нужно достичь крайней черты.

Ты на платформе ирландского замка, всюду по ее краям — бездонная темнота; и впереди тебя, на расстоянии вытянутой руки — каменная стена.

— Дождь, — рассказывает Тайлер. — Вымывал пепел погребального костра год за годом, — и год за годом сжигали людей, и дождевая вода, просачиваясь сквозь уголь, становилась раствором щелока, а щелок смешивался с растопленным жиром от жертвоприношений, и тонкие белые потоки жидкого мыла стекали по стенкам алтаря и, затем, по склону холма к реке.

И ирландцы в окружающей тебя темноте вершат свой маленький акт возмездия, — они подходят к краю платформы, становятся у края непроницаемой тьмы и мочатся.

И эти люди говорят: «Вперед, отливай, пижон-америкашка, мочись густой желтой струей с избытком витаминов». Густой, дорогостоящей и никому не нужной.

— Это лучший момент твоей жизни, — говорит Тайлер. — А ты витаешь неизвестно где.

Ты в Ирландии. О, и ты делаешь это. О, да. Да. И ты чувствуешь запах аммиака и дневной нормы витамина B.

«И после тысячелетия убийств и дождей», — рассказывал Тайлер, — «Древние обнаружили, что в том месте, где в реку попадало мыло, вещи легче отстирываются».

Я мочусь на камень Бларни.

— Боже, — говорит Тайлер.

Я мочусь в свои черные брюки с пятнами засохшей крови, которые не переваривает мой босс.

Ты в арендованном доме на Пэйпер-Стрит.

— Это что-нибудь да значит, — говорит Тайлер.

— Это знак, — говорит Тайлер. Тайлер просто полон полезной информации. «В культурах без мыла», — рассказывает Тайлер, — «Люди использовали свою мочу и мочу своих собак, чтобы отстирать белье и вымыть волосы, — из-за содержащихся в ней мочевины и аммиака».

Запах уксуса, и огонь на твоей руке в конце длинной дороги угасает.

Запах щелока и больничный блевотный запах мочи и уксуса обжигает твои раздутые ноздри.

— Все эти люди были убиты не зря, — говорит Тайлер.

Тыльная сторона твоей кисти набухает красным и блестящим, точно повторяя форму губ Тайлера, сложенных в поцелуе. Вокруг поцелуя разбросаны пятна маленьких сигаретных ожогов от чьих-то слез.

— Открой глаза, — говорит Тайлер, и слезы блестят на его лице. — Прими поздравления, — говорит Тайлер. — Ты на шаг приблизился к достижению крайней черты.

— Ты должен понять, — говорит Тайлер. — Первое мыло было приготовлено из праха героев.