В тумане тысячелетий - Курт Лассвиц

Масса воды, неподдающаяся сопротивлению, швырнула их на беглецов земли и, неудержимо двигаясь вперед, перекинулась через живую стену животных, отбросила ее далеко в горящую степь, не останавливаясь до тех пор, пока горы не преградили ей дальнейшего пути. Вода зашумела, задымилась, и неизмеримое облако пара покрыло кладбище ящеров.

Когда темно-кровавый диск солнца выглянул из-за горизонта на дымящуюся землю, драконова болота больше не существовало. Теперь здесь переливались волны холодного моря. Только те немногие обитатели болота, которые в самом начале подъема воды инстинктивно отправились на восток, к горам, остались в живых.

Сумчатые не могли оторвать взгляда от огня. А вдали виднелись очертания спящего дракона. Кино бежал прямо туда. Дрожа от страха расселись животные по камням. Чего хотел Кино?

Кино натаскал больше горючего материала и затем уложил его как следует. Покончив с этим, он прыгнул к чудовищу, бросил зажженный сучок и громко крикнул:

— Крекс! Крекс! Духи ночи хотят убить тебя!

Мегалозавр пошевелился. Кино повторил свой крик, затем взял горевший пучок и запрыгал кругом головы Мегалозавра. Чудовище открыло глаза… свет пламени поразил его, и оно задрожало от бешенства и страха.

Животные подняли крик ужаса, видя Кино так близко от гиганта. Кино же поднес горящий сучок к хвосту и сухой траве… Пламя вспыхнуло, а более сырые места задымились… Мегалозавр, взбешенный жаром огня и дымом, вскочил на ноги и, завертевшись на одном месте, дико забил хвостом по земле. А Кино бежал все дальше против ветра, поджигая траву и хворост, собранные в кучи.

Мегалозавр тем временем бил хвостом по разгоревшемуся пламени и ревел от боли; целый дождь искр поднимался вверх при каждом ударе хвоста, слепил ему глаза и нисколько не уменьшал пожара, который разгорался все ярче. Обезумев от боли и ужаса, чудовище кинулось, не видя ничего, в ту сторону, где находились животные. С криком и визгом последние бросились без оглядки в лес.

Всюду, куда бросался Мегалозавр, он встречал пламя. Никакие удары хвостом, никакие укусы не помогали могущественному. Горячий дым задушил его, и рев его мгновенно прекратился. Он упал на бок… исполинские конечности судорожно задергались.

Мегалозавр умер.

Глава 19 ОТШЕЛЬНИКИ

Недалеко от жилища огня течет с гор ручеек. У берегов его зеленеет луг, и все это покойное убежище окружено высокими буками с молодой листвой, освещенной солнцем. Душистый полуденный воздух носится над нежной травой.

Там, вытянув длинную шею и расправив члены, греется на солнце Игуанодон.

Перепрыгивая по деревьям, покрывающим склон горы, приближается Кино. Он делает теперь не такие большие и далекие прыжки, как в то время, когда путешествовал к горячему облаку. Когда же он спускается на луг и садится на солнышке против Игуанодона, то шубка его отливает проседью. Большие глаза светятся приветливо и ясно, хотя кажутся иногда усталыми.

— Как поживаете сегодня, мудрый Игуанодон? — спросил Кино.

Игуанодон поднял голову и попробовал пошевелить хвостом.

— Я не хочу больше подымать его, — отвечал он. — Удивительно! Чем больше я двигаюсь, тем больше думаю. Где ты был?

— Ходил в лесу у реки, где ты жил раньше.

— Где твои родные жили… Что они делают?

— Родители мои умерли, ты знаешь. А другие… делают то, что делали всегда… едят орехи и муравьев, прыгают по деревьям…

— Не могу одобрить, что едят муравьев. Почему ты не запретил им этого?

— Ты же знаешь, они ничего не хотят знать обо мне. Они избегают меня, зовут собирателем хвороста, убийцей змей, поджигателем степей, волшебником.

— Думал я об этом. Ты рассказывал мне, что ходил искать Красную Змею, чтобы она покровительствовала тебе. Но они не хотят ничего о ней знать. Ты хотел сделать своих счастливыми. Но они оттолкнули тебя. Скажи, к чему все это? Чего ты, собственно, хотел? Никто не понимает этого.

— Пусть себе не понимают, но я должен был так думать и так поступать. Я слышал голоса добрых и умных животных. Наступит время, когда все услышат эти голоса, поймут их лучше моего и больше моего услышат. Но это время еще не пришло.

— Ты пошел по ложному пути. Тебе не следовало так беспокоиться. Я не ходил к горячему облаку, но сделал бы животных счастливыми, пожелай они этого. Мое время тоже не наступило, но оно пришло бы потом… об этом-то я все время и думаю.

— Время это не наступит, мудрый Игуанодон. Время, когда были могущественны ящеры, прошло. Наступит время, когда могущественными будут млекопитающие, я знаю это наверное. Я думал, кто слышит Красную Змею, тот сделает животных добрыми и умными. Тот принесет в мир новое, могучее, все то, что дает мощь и свободу. Но теперь я знаю, что это неверно. Самый быстрый поведет за собой только тех животных, которые могут быстро бегать, но лесных растений не поведет, ибо у них нет ног, а корни. Мои товарищи еще много поколений будут лазать в лесу по деревьям, пока научатся бросать камни и носить огонь. Малое будет большим, но медленно дойдет до этого. Я не могу растянуть молодой дуб, чтобы он сделался большим; он сам вырастет в течение зимы и лета. Малое не будет великим, потому что великое идет к нему; великое должно сделаться из малого посредством многих малых. Когда многое сделается единым, тогда оно будет великим. Моим товарищам еще придется расти, пока у них будет единое, которое сделает их великими.

Игуанодон слушал, лежа с закрытыми глазами. Когда же Кино смолк, он сказал:

— Хорошо, хорошо! Я не любитель длинных речей. Тебе-то что со всего этого?

— Я знаю, что для мира существует пространство, указанное мне Красной Змеей. И я сделал то, чего еще никто не делал, я носил огонь. Я хранил его в своей пещере. Он погаснет, но когда-нибудь новый Кино… ему не понадобится, быть может, хранить огонь в пещере, потому что он сумеет добыть его из камня или дерева…

Игуанодон медленно покачал головой.

— Я не видел еще огня, ни одно животное не может его видеть.

— Те, которые не будут бояться огня, не будут такими животными, как мы, маленькие сумчатые. Я слышал их голос…

— Твой огонь живет еще? Может быть, я и есть животное, которое не животное больше. Я хожу на двух ногах, ломаю сучья, думаю. Я размышлял об этом. Я хочу видеть твой огонь.

— Тогда спеши, он недолго уже будет гореть. Я не настолько силен теперь, чтобы давать ему достаточно пищи. Я не могу больше таскать тяжелых сучьев. Огонь умрет. Затем умру и я.

Кино сидел неподвижно, устремив взгляд в далекое пространство. Игуанодон встал. Он громко застонал, опираясь на хвост, Кино не понял, что ему нужно, и в испуге прыгнул в сторону.

— Не бойся, — сказал Игуанодон. — Ты доброе животное. Ты не должен еще умирать. А я хочу видеть твой огонь. Я еще достаточно силен. Я доберусь до твоей пещеры и сломаю большие буки у опушки леса. Это будет пища для твоего огня. Укажи мне туда дорогу.

И старый неповоротливый Игуанодон медленно и осторожно двинулся вперед. Временами он останавливался. Кино прыгал впереди. Так постепенно они дошли до горы. Кино издали указал свою пещеру. На камнях вился небольшой столбик дыма.

Игуанодон втянул в себя воздух. Дрожь пробежала по всему его телу, и он сказал каким-то странным голосом.

— Там живет Красная Змея. Я хочу ее видеть. Я не боюсь.

Он направился к старому гнилому буку и захватил самый большой сук. Он сильно рванул его и простонал. Затем рванул еще раз, послышался треск. Гнилой ствол сломался надвое, сучья упали, а за ними Игуанодон. Он не рассчитал своих сил… Боль привела его в бешенство, он схватил самый большой сук и потащил его по склону горы прямо к пещере.

Кино прыгнул вперед, видя, что Игуанодона теперь не удержать. Он поправил камни и бросил последний хворост на жалкие остатки огня, который сразу загорелся сильнее. Игуанодон, занятый суком, не видел еще огня. Кино, испугавшись, чтобы он не загасил пламя, крикнул ему:

— Клади сюда дерево! Ты у огня.

Игуанодон взглянул и увидел поднимающиеся кверху языки пламени. Глаза его с удивлением уставились на это чудо… он окаменел на минуту и вдруг с тяжелым стуком рухнул на землю.

Все тело его судорожно передернулось от боли, он скоро успокоился и лежал неподвижно, вытянув шею и устремив глаза на огонь.

— Я вижу ее, вижу Красную Змею, — начал он. — Я не боюсь. Я самое умное животное…

Дрожь снова пробежала по его исполинскому телу, но он поднял голову.

— Это великие чары, — продолжал он. — Кто владеет ими, тот должен быть могущественным. Я могу видеть Красную Змею. Я то животное, которое должно прийти… я… самое счастливое… животное…

Глаза его закрылись, голова упала среди сломанных ветвей. Последний игуанодон умер. Огонь, хотя медленно, но продолжал гореть и наконец охватил притащенное дерево. Чем дальше, тем больше становилось пламя… и Кино не мог остановить его. Игуанодон сам себе устроил погребальный костер.