Третья ось - Виктор Киселев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Грохотов внимательно смотрел в ветровое стекло. Дорога от поселка сразу вильнула в сторону и выскочила на таежную просеку. В лесу весна чувствовалась слабее. Густой лес, стоявший по обе стороны дороги, не пропускал лучей солнца, снег по обочинам лежал нетронутым, и только чернела колея, накатанная колесами автомобилей. На ухабах «козел» подпрыгивал, словно для того, чтобы оправдать свое шутливое прозвище. Грохотову почему-то вспомнилась с детства знакомая песенка, и он тихо под нос замурлыкал:
Жил-был у бабушки серенький козлик.Вот как, вот как, серенький козлик.
От быстрого бега машины казалось, что деревья летят ей навстречу и бросаются со всех сторон прямо на машину, пытаясь схватить пассажиров своими суковатыми колючими лапами.
И вдруг Грохотов почувствовал, что сзади его кто-то крепко обнял сильными руками и прижал к спинке сидения. В ту же минуту шофер резко затормозил машину и ловким движением защелкнул на его руках наручники.
— А теперь разворачивайся, Андрей, и быстро обратно, — послышалась команда сзади.
Грохотов обернулся и встретился глазами с невозмутимым взглядом Голубева.
«Остались от козлика рожки да ножки», — речитативом промолвил шофер, в котором Грохотов с трудом распознал Василькова.
КОНЕЦ «ОЧКАСТОГО»
Полковник Ярченко заканчивал допрос.
— С воспитанниками полковника Шлехтера я встречаюсь не впервые. Вы, Грохотов, вредили нам долго, а сгорели на пустяке. Когда вы решили пустить следствие по ложному следу, мы сами пошли на это. Здесь наши планы не расходились. Прежде чем разоблачить вас, мы раскрыли вашу дефектную продукцию, изъяли ее из употребления и обезопасили транспорт от ее губительного действия. Все ваши попытки пустить пыль в глаза следователю только изобличали вас, но не спасали положения. Полковник Шлехтер, посылая вам директивы с той стороны, мог просчитаться, он никогда не был особенным знатоком души советского человека. Но как вы, проживший в России почти всю свою жизнь, до сих пор не убедились в том, что в нашей среде немыслимо безопасное пребывание чуждых для нас людей, вредящих нашему обществу?
Те люди, в которых вы искали себе соучастников, оказались плохими конспираторами. Иначе и не могло быть. Блажевич и Колосов не подготовлены для подрывной работы. Буфетчица по неопытности и рассеянности продала папиросы, предназначенные для вас. Ночью она впустила к себе в квартиру нашего агента, поверив таинственным стукам и его «иностранному выговору» — бурятскому акценту. Колосов, опустившийся человек, пошел на преступления ради денег на пьянство и гулянки. Вот ваши горе-помощники, которые принесли вам больше вреда, чем пользы. Те, на кого вы опирались, рано или поздно все равно бы провалили вас.
— Обо мне разговор окончен, — заговорил Грохотов. — В поединке с Голубевым я проиграл. Но я более десяти лет ходил по советской земле открыто, не боясь встречать людей в фуражках с красным околышем, не страшась ночных стуков и не пугаясь внезапной проверки документов. И после всего этого вы говорите о силе своей контрразведки.
— Во-первых, проиграли вы в поединке не только с Голубевым, а с народом. Я имею в виду и инженера Загорскую, и кочегара Кротова, и шофера Короля, и директора Никитаева. Во-вторых, жизнь вам могла казаться относительно спокойной только до тех пор, пока вы не вредили нам, а сидели, притаившись, как крыса в норе. Стоило вам высунуть из норы только лапу, как она попалась в капкан. Признайтесь, что первое же прикосновение к русской земле после прыжка с самолета обожгло вам ноги. Спокойных ночей у вас с тех пор тоже не было.
— К счастью, с самолета я угодил прямо в воду и ноги не ожег, — невесело пошутил Грохотов. — А спокойно спал за все это время только одну ночь, в заезжей комнате, накануне ареста. Агитацию, полковник, вы разводите напрасно. Я не смогу передать ваши здравые мысли и нравоучения ни друзьям, ни потомкам. Увы, я лишен такой возможности.
— У вас нет и не может быть ни друзей, ни потомков. А судьба ваших сообщников такова: связной последовал примеру, очевидно, небезызвестного вам Францишека Нейгебауэра, добровольно отдавшись в руки правосудия. Через него мы добрались до проводника вагона, столкнувшего Загорскую по вашему приказу с поезда, и раскрыли тех, кто руководил вами свыше. С ними вам еще не раз придется встретиться на следствии.
Грохотов безнадежно опустил голову и попросил дать ему отдохнуть.
Полковник нажал кнопку звонка.
— Уведите арестованного.
ПУТЬ СВОБОДЕН
Андрей встречал Таню.
На том же вокзале, где не так давно ожидала его, непутевого, отставшего от поезда, она, теперь нетерпеливо по перрону расхаживал он. Уже дежурный по вокзалу через местное радио объявил, что поезд № 41 вышел к нам с соседней станции, а поезд все не появлялся. По перрону задумчиво прошел секретарь комитета комсомола Яша Потехин. Андрей молча козырнул ему.
— А! Васильков? Ну, молодец, товарищ Васильков. Оправдал наше доверие и рекомендации. Действуешь по-комсомольски.
Андрей промолчал, а Потехин, не задерживаясь, прошел дальше. Из задумчивости Андрея вывел шум подходящего поезда. Он заметил, как из паровозной будки ему озорно подмигнул и махнул измазанной рукой Костя Кротов.
Вагон Тани остановился против вокзала. Еще Андрей не успел подскочить к вагону, а она уже бежала к нему навстречу. Сама не ожидая от себя такой смелости, Таня бросилась к Андрею, крепко прижалась к его широкой груди и поцеловала в губы.
Андрей подхватил ее чемоданчик, и они, перебивая друг друга на полуслове, направились к Таниной квартире.
— Я пришел сюда, Таня, — сказал Андрей, когда они вошли в комнату, — чтобы больше не уходить.
Таня молча придвинулась к Андрею и положила руки ему на плечи. В ее широко раскрытых глазах, казавшихся немного испуганными, он угадал молчаливое согласие.
Обнявшись, они подошли к окну. Андрей распахнул его. Холодный весенний ветер ворвался в комнату. Он принес с собой звуки большой железнодорожной станции. Без умолку перекликались паровозы и, верно, никак не могли сговориться между собой. Раздался свисток отправления, и вслед за ним послышалось постукивание буферных тарелок, шум набирающего скорость состава, вечная перебранка стыков и колес. Поезд пошел на восток.
Андрей и Таня вслушивались в затихающий гул. А состав шел все дальше и дальше: мимо городов и сел, через леса и болота, по мостам и тоннелям. Семафоры приветствовали его поднятыми крыльями, светофоры встречали его зелеными огнями, а путевые обходчики и стрелочники — свернутым желтым флажком.
И люди, и сигналы говорили поезду на родном, понятном ему железнодорожном языке — путь свободен и безопасен.