Голова королевы. Том 1 - Эрнст Питаваль

Роберт сказал последнюю фразу с легкой дрожью, невольная жуть, которую навеяла на него эта покрытая зловонными испарениями местность, заставила его почувствовать злейшую досаду, что в данном случае дело идет не о спасении Кэт, а об акте мести.

Его слова были кстати. Брай даже не подумал о том, что Кэт могла быть невиновной, только жажда мести переполняла его сердце.

Он кивнул Сэррею и зашагал вниз по пустынной дороге, по которой обыкновенно ходили только палачи, тогда как народ с обрыва любовался на приведение казни в исполнение.

Сэррей не мог преодолеть любопытства; он подошел к самому краю обрыва и заглянул вниз. Там он увидел высокий столб, окруженный стаями коршунов и воронов; что-то копошилось у столба, испуская жалобные стоны. Ужас пробежал по его телу: ведь там была прикована железными цепями слабая женщина, обреченная на мучительную смерть, женщина, которая в худшем случае была виновата только в том, что вняла обольстительным словам мужчины.

Какая-то темная тень приблизилась к столбу, послышались шепот и громкий стон радости. Очевидно, женщина, потрясенная боязнью страшной смерти, уверилась в своем спасении и с радостью внимала голосу любимого человека.

Сэррей облегченно вздохнул, но продолжал смотреть, дрожа всем телом от ожидания.

Но острый слух Роберта расслышал также и другой шум, словно по земле стучали копыта… От городских ворот двигались какие-то темные тени.

Роберт свистнул, сначала тихо, потом громче и взглянул вниз: столб был пуст — стрелок давно уже развязал веревки и взвалил возлюбленную на свои плечи. Но ему надо было еще минут пять, чтобы взобраться на обрыв, а удары копыт раздавались все громче и громче, и каждая секунда промедления несла с собой верную гибель. Сэррей отвязал лошадь стрелка, вскочил на своего коня, которого держал за поводья, и, подъехав к самому краю обрыва, крикнул:

— Дугласовцы! Торопитесь, они приближаются!

Стрелок кряхтел под своей ношей и уже достиг края обрыва. Но тут до него донесся ликующий рев: всадники заметили и узнали Сэррея и теперь изо всех сил погнали коней, и уже ясно виднелись их султаны. Но и стрелок тоже уже был около своей лошади.

— На коня! На коня! — крикнул Сэррей, обнажая меч.

Но не хватало ли стрелку силы, чтобы взвалить спасенную на лошадь, или он подумал, что спасение невозможно, только на один момент он нерешительно оглянулся вокруг.

— Слезайте! — крикнул он вдруг Роберту, подтягивая свою лошадь к отвесному краю. — Следуйте за мной.

Сэррей повиновался, но нечаянно споткнулся и упал, по счастью он успел выпустить поводья, так что лошадь не увлекла его за собой. Секундой позже он услышал, будто над ним с треском пронеслись, обрушиваясь, целые скалы; облако пыли закрыло все от его глаз, раздались крики и стоны, что-то падало, словно камни, с обрыва и с плеском хлопалось в воду.

Роберт взглянул и увидел, что стрелок стоял на коленях шагах в двадцати от него на краю обрыва, натягивая тетиву лука, а на краю пропасти заметил остолбеневших от испуга троих всадников. В тот же момент стрела Брая скользнула с тетивы и впилась одному из всадников в лицо. С криком боли всадник свергнулся с лошади, а двое остальных обратились в ужасе в позорное бегство.

Страшный план, придуманный стрелком для спасения, удался на славу. Всадники на полном ходу попали в пропасть, близости которой не ожидали, так как лошади врагов стояли на самом ее краю, да и туман скрывал за собой глубину. Большая часть их свалилась вниз, только троим посчастливилось в самый последний момент удержать лошадей на поводу. Браю удалось схватить за поводья лошадь убитого им всадника. Он протянул эти поводья Сэррею, затем ввел свою лошадь на самый верх и только потом уже принес на руках лежавшую без чувств девушку.

Глубоко внизу журчала вода и каркали вороны, доносились слабые стоны и громкие крики о помощи.

Девушка была совершенно обнажена и тихо вскрикнула, когда Брай стал закутывать ее в свою мантию. Кровавые полосы от ударов бича палача были расклеваны воронами, и все тело девушки представляло собой сплошную окровавленную массу. Когда Брай взваливал ее на лошадь, девушка издавала глухие стоны, от которых Сэррея до мозга костей охватывало бешенство на истязателей этого нежного создания.

Брай направил коня не в город, а пустил его далее по краю обрыва. Ни он, ни Сэррей не говорили ни слова: ужасная сцена, которую им только что пришлось пережить, и их чудесное спасение занимали все их мысли. Проскакав несколько сотен шагов, они выехали на свободную равнину, разделенную на отдельные поля валами, между которыми проходили рвы. Вода в них светилась отблесками лунного света, и казалось, словно обширное болото было покрыто серебряными полосками. Среди камышей и терновника танцевали блуждающие огоньки: не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка, только лошадиный топот да тихие стоны несчастной девушки нарушали таинственную тишину.

Проскакав около часа по границе болота, Брай и Сэррей со спасенной девушкой доехали до развалин старого монастыря. Стена обвалилась, и камни заросли высокой травой. Казалось, что здесь уже несколько столетий, как замерла всякая жизнь, но стрелок все-таки соскочил с лошади, вошел во двор развалин, прошел через разрушенные ворота и три раза постучал рукояткой меча во вмазанную у стены дужку.

Прошло около пяти минут, а затем Сэррей услыхал голос, словно выходивший из могилы:

— Кто тут?

Вместо ответа Брай еще раз ударил по железу.

— Откройте, мамаша Гиль, — нетерпеливо крикнул он.

— Это — я, Вальтер Брай из Дэнсфорда.

Длинная, худая фигура внезапно вынырнула пред ними, и Сэррею показалось, что она появилась словно по волшебству из мрака.

— Что вам нужно, Вальтер Брай? — спросила старуха. — В уме ли вы, что приводите ко мне какого-то болвана, который начнет рассказывать людям, что в аббатстве живет старая ведьма? Вы хотите, чтобы я вас прокляла, как других?

— Не ворчите, Гиль, у моего приятеля такое храброе сердце, какого только можно пожелать мужчине. Но впустите же нас в свою пещеру! Нам нужны огонь и еда.

Старуха хрипло рассмеялась, а затем заворчала:

— Может быть, еще ванну и пуховики? Я постараюсь в самом непродолжительном времени прибить здесь вывеску и открою гостиницу для городских молодчиков, которые приходят к мамаше Гиль за целебным снадобьем или предсказанием, а потом, смеясь, глядят как топят ведьму!

— Молчите, старуха, мы пришли от папистского столба. Поглядите-ка сюда, здесь нужна ваша помощь!

Только теперь старуха заметила третьего свидетеля их разговора, так как Брай положил Кэт на камень, — От папистского столба? — сказала она. — А юный лорд помогал вам? Да благословит вас Бог, лорд! И моя кровь тоже обагрила папистский столб, и вы, Брай, были единственным человеком, который заговорил со мной тогда, когда меня схватили. Проклятие городу, проклятие его детям и детям детей! Да ну же, беритесь! Вы хотите, чтобы она окончательно истекла здесь кровью?

Старуха и Брай взяли на руки несчастную, и только теперь Сэррей заметил, что сзади широкого столба среди развалин виднелось отверстие. Когда же, следуя за старухой и Браем, он тоже спустился туда, то понял, что колдунья жила в уцелевших погребах старого развалившегося аббатства. Остальное он понял как из слов Гиль, так и из висевших по стенам пучков трав и кореньев и расставленных бутылок, блестевших при свете масляной лампы.

Старуха положила больную на ложе из мха, поставила перед Вальтером кружку пива, чтобы он отдохнул за ней, пока она посмотрит раны больной и смажет их болеутоляющей мазью. Но Вальтер даже не дотронулся до кружки, он мрачно смотрел прямо перед собой и казался глубоко ушедшим в свои мысли.

Трудно сказать, только ли жажда мести терзала его душу. Как ликовало его сердце, когда он увидал башни Эдинбурга и Сэррей согласился с ним завернуть в кабачок «Красный Дуглас»! Ему не приходилось изменять своим служебным обязанностям и оставлять Сэррея одного, он мог показать графу свою Кэт и распить с ним бутылочку за ее здоровье. Ведь они не виделись несколько месяцев. Когда он отправлялся на войну, она с преданностью, прямо посмотрела ему в глаза, обещая, что только он, и никто другой, будет ее мужем! И вот он неожиданно вернулся. Где же застал он ее? У позорного столба мерзких девок, колдуний и папистов… Правда, если она была не виновна, то он мог отомстить за нее, но грезы счастья все равно навсегда скрылись от него, так как стоявшая у позорного столба девушка не могла стать его законной женой — иначе его прокляла бы старуха-мать. Ну, а если Кэт была виновата? О, этого Брай почти желал, потому что было бы легче вонзить виновной нож в сердце и столкнуть вслед за всадниками в пропасть, чем покинуть невиновную!

Ужасны были эти муки сомнения!…