Круг почёта - Олег Дивов

Уверен — не случись у меня под ногами злополучного Дона Киркпатрика, именно так оно все и вышло бы. Уже на старте я глубоко нырнул в четвертое измерение. И когда раздалось «Аттеншн!», понял, упираясь палками и готовясь к прыжку, до какой же степени был несчастлив последние десять лет. Да, я получил Крис, но это взрослое серьезное чувство, настоящая любовь, а вот безудержного щенячьего восторга в моей жизни явно недоставало.

«Уффф… Ну, поехали!»

Моя кабина была четвертой слева, Киркпатрик стартовал вторым справа. Здоровый лось, он расталкивался с паровозной тягой, и я едва за ним поспевал. С боков стремительно надвигались двое, кажется, швед и итальянец. Оба спрямляли траектории, а в точке их пересечения двигался я. Не испугаться бы. Киркпатрик уже вставал в стойку. Короткий рывок, и я тоже сложился пополам, не позже и не раньше, чем нужно — пересилил страх возможного столкновения и угадал, — судя по треску и воплям, двое сшиблись в метре позади меня. Я вслед за Киркпатриком ухнул через перегиб, и мы вошли в «горлышко». За спиной шуршало, скрипело, трещало и ругалось на нескольких языках. Рискнув бросить короткий взгляд в призмы заднего вида, я обнаружил там остальную братию. Лыжники заколачивали себя в «горлышко», как пробку, сбились в плотную толпу, и никто не хотел уступать. Так, больше назад не смотрю. Только вперед.

Через пару секунд на горе осталось: ребро — четыре штуки, коленная чашечка — одна, локоть — один, и это не считая вывихов. А я висел на хвосте у фаворита Дона Киркпатрика, и было мне неожиданно легко. Тренер угадал правильно, наши траектории чересчур разнились, чтобы Дон мог предпринять какие-то агрессивные действия без риска для себя. Любой маневр на горе означает торможение. Вот он и не тормозил. Набрал скорость и держал ее. Как и я. Первый чек-пойнт мы проскочили с мнимальным разрывом, я посмотрел на дисплей — полторы сотых. А не попробовать ли мне его обойти? Между чек-пойнтами три больших трамплина, мой козырной рельеф. Найти только место пошире, чтобы Дон на таран от обиды не бросился.

Именно в этот момент у Дона сдали нервы. Вдруг оказалось, что он уходит вперед, и очень быстро, просто ненормально быстро. Что такое?! Я сжался в предельно аэродинамичную стойку и перестал осторожничать. Но Киркпатрик тоже несся все отчаянней. Пораженный до глубины души, я шпарил вслед и тихо благодарил себя за то, что догадался перед стартом отключить на дисплее спидометр. Мы сейчас ехали быстрее, чем мне когда-либо приходилось. Это было пока не страшно, но если на втором чек-пойнте мне высветит какую-нибудь запредельную цифру, тут-то я смогу и испугаться. И притормозить. А канадец?

На трамплин он вышел грамотно, но летел дольше, чем нужно. Хоп! «Хоп!» Недаром у трамплинов обязательно ставят камеры с самыми чувствительными микрофонами. Особенный кайф слушать, как орут девчонки, когда прыгают. Непередаваемая эмоциональная гамма. Илюха однажды у Ленки спросил: «Ты в постели так же орешь?» Она ему: «А что?» — «Интересно было бы послушать». — «Ну, постой сегодня под дверью…»

Приземлился я так гладко, что почти не ощутил толчка. А вот насколько разрыв сократился — увидел. И еще мне показалось, что Дона начинает потихоньку разносить. Полгоры осталось у нас за спиной, и все это время Дон по трассе стелился. А теперь он с ней воевал. Уже не скользил — пилил. Долго ему так не выдержать. Я постоянно у него перед глазами, то в левой призме, то в правой. Неумолимый преследователь, расчетливый и хитрый. Который заставил лидера ехать не быстрее, чем он умеет, но куда быстрее, чем хотел бы. Когда же ты ошибешься, мужик? Только бы тебя не разъярить сверх меры. А то как бросишься мне под ноги — и плакало наше золотишко, оба упадем.

На следующем трамплине я еще чуточку подобрался к лидеру и сообразил: пока что ближе никак. Придется ждать. Киркпатрика откровенно разносило. Мне в четвертом измерении было очень даже хорошо, а вот ему настало время решать — или дальше идти в том же режиме, на грани фола, или устанавливать более жесткий контроль над лыжами. Раскрываться. Тормозить. Сдаваться. Я позволил себе посмотреть через призмы назад — пусто. Ну и разогнались же мы! Нет, правильно я сделал, что поехал без спидометра. Как изобразила бы мне электроника на втором чек-пойнте сто миль в час… Да ну, ерунда, от силы километров сто сорок. Еще трамплин. Дон взлетает. Что?! Не понял… «Хоп!»

И тут Дона Киркпатрика окончательно завалило.

Ему нужно было пройти эту дугу хотя бы чуточку медленней. Дон не успел как следует выровняться перед трамплином и прыгнул с бугра, имея явный дифферент на правый бок. В полете его начало валить дальше. Он еще мог исправить положение, но за счет резкой потери скорости и неудачного приземления. Опять-таки — торможения. И я сделал бы его как миленького. Дон знал это и попытался удержаться в воздухе, завершая намеченную им дугу, криво-косо, но завершая.

Фактически это я заставил беднягу упасть. Я уже оторвался от трамплина и в полете смотрел, как он передо мной нелепо бьется правым боком о снег, подпрыгивает, одна лыжа отстреливается и уходит — мама! — опасно уходит куда-то вверх… Ничего, я под ней проскакиваю, а вот Дон… Он катится по снегу кубарем именно туда, куда я сейчас должен приземлиться. И вот я уже точно ничего не могу сделать. Ничего!

Временной разрыв обрушился на меня внезапно. И злоба дикая — вслед за этим. Киркпатрик раньше никогда не падал, и сейчас мог не падать — но взял, подлец, и упал. А мне без приземления никак не обойтись, любой «челленджер» хоть и орел, но только в переносном смысле… Я отлично представлял, что будет, когда мои девяносто кэгэ, помноженные на скорость и снабженные таким великолепным оружием, как горные лыжи, впечатаются канадцу в спину. Между прочим, на «Ди Челлендж» еще никого впрямую не убивали. Даже сшибленный наземь или вытолкнутый на сетку, «челленджер» как-никак погибал самостоятельно. Группировка неудачная, удар собственной отстрелившейся лыжей под ребро, в общем — несчастные случаи. А вот я сейчас наеду — мало не покажется. Создам прецедент… Тьфу!

Дон застрял передо мной и чуть ниже, сейчас он находился в положении сидя, его должно было развернуть, приподнять и снова бросить о снег. Лежи он, а не сиди, я бы его элементарно перепрыгнул. А если раскрыться и затормозить в полете? Увы, закончится такая авантюра очень жесткой посадкой и не факт, что не на уши. И врежусь я в канадца все равно. Варьируются только последствия — кто именно останется инвалидом на всю жизнь, а кто просто надолго. Что еще? Завалиться на бок и перевести удар из прямого в скользящий? Не переведется удар, а Дон получит лыжу в почку. Убью я парня из самых лучших побуждений. Нет, мне падать нельзя, я должен лететь. Но куда я его приложу в таком случае? Я повис в воздухе, а передо мной застыла голова в белом шлеме с кленовым листом на затылке. И словно прицел навелся на этот кленовый лист, мне даже померещилось едва заметное перекрестие.