Сборник Наше отечество - Опыт политической истории (Часть 2) - неизвестен Автор

26 марта Совнаркомом был принят и начал ускоренно воплощаться в жизнь декрет об организации товарообмена. Однако вскоре стало очевидно, что он не приносит желаемых результатов и причина тому заключалась отнюдь не в отсутствии достаточного количества товаров, как иногда склонны считать историки. Товаров на периферию было двинуто огромное количество. М. И. Фрумкин, известный продовольственник, свидетельствовал, что в Сибири не успевали разгружать вагоны, в Омском узле образовалась пробка из товарных маршрутов. Также усиленно отправлялись товары в южные и поволжские губернии.

Фрумкин, который одно время в качестве члена Коллегии Наркомпрода непосредственно занимался вопросами товарообмена, впоследствии признавал, что по существу товарообмена не было. Специальная инструкция Наркомпрода к декрету 26 марта упраздняла его. Индивидуальный обмен с отдельными крестьянскими хозяйствами воспрещался. Не допускалась покупка хлеба у каких-либо организаций. Товары отпускались по волостям или районам для равномерного распределения среди всех граждан в случае сдачи хлеба всей волостью или районом. К делу должна была быть привлечена деревенская беднота, которая, само собой разумеется, хлеба не имела. Другими словами, товар служил не орудием обмена, а премией бедноте за содействие в выкачке хлеба от более крепких хозяйств.

"Вся постановка товарообмена исключала возможность проведения государством товарообменных операций,-- писал Фрумкин. -- Мы можем только установить попытку государства использовать снабжение товарами крестьянства в целом для усиления заготовок в принудительном порядке". Иначе говоря, правительство интересовало в первую очередь не развитие экономических отношений, а развитие социальной революции в деревне. Такая политика, разумеется, не могла накормить городское население. Товарообмен был брошен под ноги принципу классовой борьбы, что вскоре нашло четкое и недвусмысленное выражение в серии майских и июньских декретов о продовольственной диктатуре и комбедах.

3 марта 1918 года в Брест-Литовске был подписан мир с Германией, а вскоре с 10 на 11 марта произошло событие не менее значительное -- Советское правительство покинуло Петроград и переехало в Москву.

Внешне переезд этот оправдывался сохраняющейся

опасностью германской агрессии, но возможно существовали и другие не менее веские причины. С конца 1917 года партия большевиков начала постепенно утрачивать поддержку в "колыбели революции". Октябрьские революционные массы становились все более ненадежной средой для правительства. Весной восемнадцатого Ленин уже перестал доверять матросам. Питерские рабочие были потрясены расстрелом рабочих манифестаций в день открытия Учредительного собрания. После расправы с демонстрантами петроградские заводы охватило чрезвычайное возбуждение. На 8-тысячном митинге Обуховский завод постановил отозвать из Советов своих депутатов-большевиков и избрать других, красногвардейцев-обухов-цев вернуть к мирным занятиям. Аналогичные резолюции были вынесены на Семянниковском, Александровско-Паровозостроительном заводах, заводе Варгунина, Старый Леснер, Эриксон, Поля, Максвела, Николаевских ж.-д. мастерских и других предприятиях столицы.

Москва к этому времени представляла собой несравненно более спокойное место. Очень важно заметить, что в начале 1918 года т. н. Московская область, в которую входили губернии центральной России со своим фактическим правительством в Москве, была достаточно автономна от Петрограда и Совнаркома. Президиум Моссовета принимал постановления, в которых прямо указывал Совету Народных Комиссаров на "недопустимость вмешательства Петрограда в распоряжения Моссовета".

Расстрелы Красной гвардией рабочих манифестации 5-го, а также 9 января в Москве несколько отрезвили руководство Моссовета, и в дальнейшем оно предпочитало проводить более мягкую политику в отношении оппозиционно настроенных рабочих и их партий. Моссовет не поощрял расстрелы красногвардейцами на месте воров и спекулянтов, отрицательно относился к практике повальных обысков и реквизиций продовольствия у обывателей и вообще как-то пытался сдержать волну анархии и беззакония. А. И. Рыков, стоявший во главе продовольственного ведомства в Москве, оказался способным руководителем и в феврале-марте сумел наладить товарообмен с Югом и так поставить снабжение Москвы продовольствием, что там уже всерьез подумывали о существенном увеличении пайка населению. Словом, Москва с ее Кремлем представлялась более удобным местом для передышки после Бреста и подготовки нового этапа социалистической революции.

После переезда В. И. Ленин начинает пересматривать направление главного удара. В апрельской работе "Очередные задачи Советской власти" он требует "приостановить" наступление на капитал и пойти на временный компромисс с буржуазией.

В серии последующих выступлений и публикаций Ленин продолжает развивать свою идею, вновь обращаясь к понятию "государственного капитализма", смысл которого он видит прежде всего как в способе борьбы с "чистым" капитализмом, частной собственностью и торговлей. "Да, мелкие хозяйчики, -- говорит Ленин на заседании ВЦИК 29 апреля, -- мелкие собственники готовы нам, пролетариям, помочь скинуть помещиков и капиталистов, но дальше пути у нас с ними разные. Они не любят организации, дисциплины, они -- враги ее. И тут нам с этими собственниками, с этими хозяйчиками придется вести самую решительную, беспощадную борьбу". Мелкие хозяйчики -- это крестьяне.

Итак, задача поставлена -- беспощадная борьба с крестьянством и главным орудием этой борьбы является система госкапитализма. "Хлебная монополия, подконтрольные предприниматели и торговцы, буржуазные кооператоры", -- так Ленин обозначает круг этой системы в работе, опубликованной в мае, в дни, когда обсуждается и принимается декрет о продовольственной диктатуре.

Реакция на новую программу в Советах была неоднозначная. Некоторые эсеры даже приходили к выводу, что Ленин идет на союз с буржуазией против крестьянства. Но скорее всего, линия, выработанная весной 1918 года, заключалась в попытке некоего компромисса с буржуазией, обуздания стихии в городе и направления энергии изголодавшихся рабочих масс против мелких деревенских хозяйчиков. Серия майских и июньских декретов, положивших начало политике продовольственной диктатуры, по своему объективному значению далеко выходила за рамки продовольственного законодательства и имела определяющее, ключевое значение для всего последующего хода событий и становления всеобъемлющей системы военного коммунизма.

Декрет ВЦИК и СНК от 13 мая о чрезвычайных полномочиях Народного комиссара по продовольствию по сути дублировал уже известное по семнадцатому году постановление Временного правительства о государственной хлебной монополии, объявляя, "что ни один пуд хлеба не должен оставаться на руках держателей, за исключе

нием количества необходимого для обсеменения их полей и на продовольствие их семей до нового урожая". Однако советский декрет был более суров, предусматривая самые жесткие репрессивные меры во исполнение монополии вплоть до "применения вооруженной силы в случае оказания противодействия отбиранию хлеба и иных продовольственных продуктов".

Декрет 13 мая и последовавшие в его развитие ряд постановлений об организации вооруженных рабочих продотрядов и декрет от 11 июня о комитетах деревенской бедноты внесли качественно новый элемент в отношения центральной власти и деревни. Нарком Цюрупа 9 мая в докладе В ЦИКу откровенно заявлял, что "у нас нет другого выхода, как объявить войну деревенской буржуазии". Чтобы окончательно развеять сомнения аудитории, в заключительной речи он еще раз подчеркнул: "Я желаю с совершенной ответственностью заявить, что речь идет о войне, только с оружием в руках можно получить хлеб".

ЦК большевиков сделал окончательный выбор: "Только в том случае, если мы сможем расколоть деревню на два непримиримых враждебных лагеря, если мы сможем разжечь там ту же гражданскую войну, которая шла не так давно в городах... только в том случае мы сможем сказать, что мы и по отношению к деревне сделаем то, что смогли сделать для городов" (? !), -- призывал Свердлов 20 мая во ВЦИКе в докладе по организации комбедов.

4 июня Троцкий со свойственной ему прямотой провозгласил: "Наша партия за гражданскую войну. Гражданская война уперлась в хлеб... Да здравствует гражданская война".

План вооруженного похода и разжигания гражданской войны в деревне вызвал ожесточенное сопротивление со стороны эсеро-меньшевистской оппозиции в Советах. Они предупреждали, что попытка решить продовольственный вопрос путем гражданской войны окончится таким же крахом, как окончилась катастрофой для промышленности уже испробованная гражданская война в городе. Нужна не война, а организация, говорили они и предлагали опереться на представительные крестьянские Советы, на восстановление демократического строя и в конечном счете настаивали на созыве Учредительного собрания.