Поручик - Андрей Анатольевич Посняков

– Так сказано же! Да и не дура… А Васька-то – по пьяни!

– Дай-то бог… Спасибо за паяльник, Эльвира!

– Да не за что…

К соседке заглянули сразу же, на обратном пути. Жила Клавдия Степановна в «родовой» деревенской избе с настоящей русской печкой! Домотканые половики, вышитые занавески на окнах – шикарно вообще…

Как и предполагал архивариус, дело оказалось в приставке… просто отошел проводок. Тупо его припаяв, Виктор Иваныч с торжеством включил телевизор…

– О! «Пельмени»!

– А я так их и не очень люблю. Я Петросяна больше… Ой! Сейчас же сериал, турецкий!

Одновременно с просмотром очередной серии про лощеных турецких мачо и прочую любовь-морковь Клавдия Степановна шустро накрывала на стол. Появились и обещанные котлеты, и томленная в русской печи картошечка, и вчерашние щи, и пироги – ну, как же без пирогов-то?

– А вот еще толчёнка есть и каша! – никак не унималась хозяйка. – Все томленое, с пеночкой!

– Э… толчёнка – это что? – улучив момент, негромко переспросил Щеголев.

– Это… м-м-м! Это такое кушанье – толченая картошка с молоком, запеченная в печке. Обязательно попробуйте! Оближете пальчики, – заверил Антон.

– Что вы говорите, друг мой? Ну, тогда – да-а…

– Что-то вы плохо едите… Вот я ж дура-то! Как там Эльвира-то говорила – склероз! – Клавдия Степановна всплеснула руками, словно бы вспомнила что-то очень важное, о чем на радостях совсем забыла.

И ведь и в самом деле важное!

– А вот!

Шмыгнув на минуточку в сени, хозяйка водрузила на стол… бутылочку клюквенной водки!

– Это хорошая, эстонская. Из старых запасов еще.

Водка, конечно, была финской, но в этих местах все иностранное называли «эстонским». В не столь уж и старые времена, еще до всех известных событий, жители Ивангорода просто ходили в эстонскую Нарву пешком, за продуктами в местные магазины. Там выходило дешевле, да и идти-то недалеко – речку по мосту перейти. Тем более что у многих в Нарве еще с советских времен остались если не родственники, так добрые знакомые точно.

Отказаться опять было нельзя! Выходит, у одной пили, а у другой – побрезговали? Не дело.

– Ну-у… разве что самую ма-аленькую рюмочку! За вас, Клавдия Степановна!

– Ой, что за меня-то? Виктор Иваныч у нас нынче – герой! За его здоровье и выпьем.

Что ж – не поспоришь…

Домой два «непьющих» товарища явились вполне веселенькими. Конечно, не так, чтобы очень – песен петь не тянуло или, боже упаси, драться… Потянуло на разговоры.

Завалившись на диван, Антон принялся расспрашивать архивариуса про таинственный вектор времени и все, что с ним связано.

– И что, и раньше так люди пропадали? Почему же никто не замечал? Я же про Веру – заметил!

– Потому что вы – не такой, как все, – добродушно отозвался Щеголев. – Я же говорил как-то. Для всех остальных попавшие в жернова «вектора» люди никогда и не существовали – их не было!

– И… для вас?

– И для меня.

– Но вы ж мне поверили!

– Я же ученый! И занимаюсь… занимался… именно этой темой. Которой наконец-то снова занялся! За что вам большое спасибо, Антон! – чуть помолчав, Виктор Иваныч посмотрел в окно. – Чудесный какой вечер… Темнеет уже. И колокольня эта – так таинственно, мрачно…

– Почуганово. Проклятые места.

Поднявшись, молодой человек встал рядом и приоткрыл форточку… почувствовав вдруг что-то неведомое, недоброе… будто кто-то сейчас разглядывал его, словно букашку под микроскопом… С той же колокольни… Далековато, конечно… Но если в бинокль…

Черт! Что за мысли дурацкие в голову лезут? Кому мы тут нужны? Вот ведь, опьянели все-таки… да-а…

Глава 3

Санкт-Петербургская губерния.

Конец восемнадцатого века

– Барин, вставайте! Маменька кличет! Да просыпайтесь вы уже…

Антон недоуменно распахнул глаза. Его трясла какая-то абсолютно голая девица со светлыми распущенными волосами, довольно приятненькая на вид, даже красивая, но какая-то взбалмошная… Молодой человек откуда-то знал, что звали ее Агафья и была она… была она его крепостной девкой, то есть имуществом.

– Отстань, Агафья! Спать хочу.

– Вас барыня хочет видеть! А уж спорить с ней… сами знаете…

Да уж, с маменькой спорить – себе дороже выйдет, это Антон тоже откуда-то знал…

Ха! Откуда-то? Неужели… Неужели, черт возьми, получилось? И он… в этого вот… Все так, как и предупреждал Щеголев! Неужели не сон?

Вскочив с перины, Антон живенько натянул подштанники и нижнюю рубаху, после чего крикнул Агафье, чтоб помогала. Та уже успела натянуть на себя вышитую сорочку и юбку, а вот косу заплести времени-то не оставалось, делать нечего – пришлось помогать барину.

– Вот, господине, кюлоты, – девчонка протянула Антону узкие короткие штаны из синего сукна, украшенные золоченым шнуром, и принялась шустро собирать разбросанную по всей комнате одежду…

– А вот камзольчик! Повернитесь-ка… А вот чулочки… дайте-ка ножку… теперь вторую… а вот и башмаки!

Наряд дополнил кафтан – светло-голубой, с кружевами и блестящими пуговицами, с отворотами на рукавах.

– Ах, давайте-ка волосы расчешу… Пудриться уж некогда…

– Сам расчешусь… Ты, Агафья, ступай. Если кто забижать будет – только скажи! Даже – и маменька…

Крепостная, похоже, такого не ожидала – обернувшись в дверях, зарделась, поклонилась низенько:

– Благодарствую, батюшка Антон Федорович, за вашу доброту!

Хм… ишь ты – батюшка! Однако – Антон… Федорович, значит. Ну, хоть к новому имени не привыкать…

Молодой человек подошел к зеркалу, большому, от потолка до пола, в резной золоченой раме. Из зеркала на него смотрел… Он же сам и смотрел, собственною своею персоной – рослый молодец с длинными темно-русыми кудрями… правда, без модной бородки и усов, отчего выглядел куда как моложе.

Ишь ты, какой богатый наряд! В шейном платке – золотая булавка с голубоватым аквамарином – в цвет кафтана. Дюжину крепостных мужиков за камешек этот пришлось отдать… Да не жаль! На то они и крепостные, чтоб барину своему доход приносить…

Черт! Вот это мысли! А ну-ка, Антон Аркадьевич, гони-ка их прочь! Именно твой мозг должен сейчас владеть этим телом, а не наоборот!

Господи… да что же это такое-то? Да невозможно ж поверить! Нет, верно, все же – сон…

Рефлексировать юноше долго не дали – постучав, в дверь заглянул вышколенный лакей, молодой парень в светло-зеленой ливрее и напудренном парике с буклями.

Заглянув, поклонился:

– Антон Федорович. Матушка ваша в голубой зале ожидают-с. К ним в гости-с Елизавета Давыдовна приехавши. С дочкой-с, Варварой Ивановной… Вас ожидают-с, на чай.

Ага, на чай – как же! О сватовстве речь пойдет! – молнией пролетела мысль в голове Антона. И окрашена она была в исключительно отрицательные тона – похоже,