Израильско-палестинский конфликт. Непримиримые версии истории - Каплан Нил

В конечном итоге, какой бы способ визуализации мы ни выбрали, я полагаю, что израильско-палестинский и арабо-израильский конфликты существуют как минимум на двух основных взаимосвязанных уровнях:

• два народа, стремящиеся к самореализации и самоопределению в качестве уникальных национальных единиц и соперничающие за владение одной и той же землей (ядро конфликта, как оно рассматривается на этих страницах и в других источниках);

• исходный локальный конфликт, в разной степени вовлекающий внешние силы — региональных игроков, диаспоры, мировые державы.

Фактически моя книга организована согласно такой схеме: в главах с 3-й по 6-ю основное внимание уделено первому из этих уровней (периоду до 1949 г.), в главе 7 появляются важные элементы второго уровня, а затем, в главах с 8-й по 11-ю, внимание вновь возвращается к первичному ядру конфликта.

Когда холодный логический анализ кажется неспособным объяснить важные аспекты конфликта, некоторые авторы прибегают к притчам, аллегориям или аналогиям. Одну из наиболее часто цитируемых аллегорий ввел в оборот покойный Исаак Дойчер, историк русской революции и биограф Иосифа Сталина. В интервью, данном вскоре после июньской войны 1967 г., Дойчер предложил следующую аллегорию о падающем человеке:

Один человек спрыгнул с верхнего этажа горящего дома, спасаясь от пожара, в котором уже погибли многие члены его семьи. Ему удалось спастись; но, падая, он рухнул на другого, стоявшего внизу, и переломал ему руки и ноги. У прыгнувшего не было выбора, но для человека, которого он покалечил, именно он стал причиной несчастья. Если бы оба вели себя рационально, они не стали бы врагами. Человек, спасшийся из огня, придя в себя, попытался бы помочь второму пострадавшему и утешить его; а тот, быть может, понял бы, что его обидчик стал жертвой обстоятельств, над которыми был не властен.

Но посмотрите, что происходит, когда эти люди ведут себя нерационально. Покалеченный обвиняет упавшего в своих несчастьях и клянется, что заставит его заплатить. А тот, испугавшись мести со стороны пострадавшего, оскорбляет его, пинает и колотит, где бы они ни встретились. Побитый снова клянется отомстить и снова получает тычки и затрещины. Жестокая вражда, нечаянно возникшая, становится все ожесточеннее и отравляет все существование этих двоих, затуманивая их разум[60].

На первый взгляд эта притча кажется проницательным анализом конфликта, каким он выглядел после решительной победы Израиля в июньской войне. Она не щадит ничьих чувств, подчеркивая безжалостность обстоятельств, которые столкнули переживших Холокост евреев с коренными арабами Палестины, которые в итоге и страдают. Однако при внимательном рассмотрении эта аллегория оказывается исторически небезупречной, и, как мы увидим в главе 6, каждая сторона может утверждать, что так или иначе искажает суть происходящего.

Авторы, наделенные литературным даром, в числе которых Амос Оз, Самех Изхар и Сари Нусейбе, тоже предлагали интересные аналогии, например:

• два дерущихся человека держат друг друга за горло, и каждый боится разжать пальцы первым;

• два человека тонут в море и борются за жизнь, цепляясь за одно-единственное бревно;

• два борца, и ни один из них не может победить другого, потому что их обоих засасывают зыбучие пески[61].

Еще одна метафора изображает евреев и палестинцев, вынужденных жить в одном доме или квартире, — изображает либо доброжелательно, и тогда их представляют арендаторами отдельных комнат, которые вынуждены делить коридор, либо с обвинительным уклоном, когда сионистов представляют захватчиками, выгоняющими на улицу прежних жильцов-палестинцев. Кроме того, Амос Оз часто сравнивал нынешнюю тупиковую ситуацию с проблемами неблагополучной супружеской пары, остро нуждающейся в полюбовном решении вопроса о разделе имущества при разводе[62].

Такие приемы могут давать новое понимание проблемы, но они также спорны и оспариваемы; подходить к ним нужно с осторожностью, чтобы не попасть в ловушку ложных выводов.

Другой способ понять какой-либо конфликт — это спросить себя, чем он похож на любой другой и в чем его уникальность. Получится ли у нас лучше объяснить или понять этот конфликт, прибегнув к сравнениям и аналогиям или опираясь на предположительно похожие примеры из мировой истории и текущих новостей? Если да, то какие конфликты мы можем рассматривать в качестве уместных параллелей?

Пытаясь помочь своей аудитории лучше понять арабо-израильский конфликт, и ученые, и пропагандисты с удовольствием используют парадигмы, то есть параллели с другими спорами. К следующим трем обращаются особенно часто:

(а) Ишув периода до 1948 г., а следом за ним и Израиль изображаются как незваные современные крестоносцы, которые вторглись в Святую землю и которые, настанет время, обязательно оттуда уберутся[63]. Израиль с момента его создания в 1948 г. рассматривается как колониально-поселенческое государство, а его движущая сила (сионизм) — как агрессивное колониальное движение, четкая цель которого состоит в том, чтобы заселить чужаками якобы пустую территорию, завладев землей путем порабощения, грабежа и/или изгнания коренного населения.

(б) Сионизм изображается как национально-освободительное движение, собирающее евреев, рассеянных по странам диаспоры, где они являются уязвимым меньшинством, и содействующее их переезду на историческую родину, — движение, столкнувшееся, однако, с препятствием в виде другого народа, который уже населяет эту землю и стремится к собственному национальному освобождению на той же территории[64].

(в) Стремление сионистов и израильтян создать и сохранить еврейское большинство в еврейском государстве рассматривается как расизм той же разновидности, что практиковали южноафриканские поселенцы-африканеры, выстроившие изощренно дискриминационный режим апартеида с целью подавления и угнетения коренного большинства темнокожих африканцев[65].

Важно, что парадигмы (а) и (б) — это не просто диаметрально противоположные способы представления и понимания конфликта сторонними наблюдателями; они составляют становой хребет палестинского и израильского нарративов соответственно. В главе 3 мы изучим их в качестве одного из одиннадцати основных противоречий, которым посвящено это исследование.

Выбор одной из этих парадигм как основы восприятия конфликта серьезно влияет на то, как исследователь взвешивает и интерпретирует свидетельства, факты и аргументы, которые пускают в ход противоборствующие стороны. Один израильский историк заметил:

Во всех моделях, к которым прибегают, чтобы пролить свет на арабо-израильский конфликт, исторические прецеденты — или их отсутствие — имеют решающее значение. Не менее важен и выбор, с какими обществами древнего или современного мира нам предлагают сравнивать Палестину и Израиль. Ставки, связанные с этим выбором, высоки и воспринимаются как таковые. Необходимость выбирать между противоречащими друг другу отсылками к истории реальной, воображаемой и даже сфальсифицированной, вероятно, будет и впредь представлять сложность для ученых, широкой общественности да и каждого конкретного участника/наблюдателя[66].

В мои намерения не входит убедить читателя в правильности той или иной модели. Я, скорее, указываю тут на эти три актуальные сегодня парадигмы с целью продемонстрировать, сколь разными могут быть возможные конфликтующие интерпретации. В следующих главах я буду говорить о схожих и родственных точках зрения, которые складывались в определенном историческом контексте. За читателем останется ответственность сделать собственный выбор, решив, какая из них представляется ему наиболее убедительной.