Спешащие во тьму. Урд и другие безлюдья - Адам Нэвилл

центре комнаты, словно объекты поклонения мусорных мешков, возвышались четыре каменных колонны. На каждой виднелась маленькая каменная фигурка.

Фрэнк взглянул на скульптуры лишь мельком. Не смог смотреть на них дольше секунды. Но, стоя в дверном проеме, не сомневался, что они прощупывали его мысли. Слышал у себя в голове хлопанье маленьких крыльев.

Грэнби слишком долго жил рядом с фигурками, и это, похоже, повлияло на его разум. Несмотря на то, что неодушевленный квартет, казалось, был выточен из камня и нес на себе печать великой древности, для человека с более развитым интеллектом и воображением, чем у бывшего хозяина «Ангела», соседство с идолами было бы гарантией полнейшего безумия. Одно лишь нахождение в их присутствии убедило Фрэнка в этом.

Похоже, чтобы противостоять ангелам столь долгое время, Грэнби заточал себя в старый спальный мешок. Тот лежал свернутым под столом, заваленным часами и кольцами.

От Грэнби осталось не так много, чтобы расспросить его о спальном месте. Большая часть по-прежнему была одета в белый спортивный костюм. Ткань почти светилась в слабом свете – в натриевом свечении, периодически дополняемом красными вспышками от мерцающей вывески магазинчика готовой пищи, находившегося через улицу. Но тело прежнего хозяина «Ангела» претерпело физические изменения.

Кудрявые волосы полностью вырвали из головы вместе с большей частью скальпа. Макушка черепа влажно поблескивала на полу, прямо под ближайшей колонной. Ни одному человеку не было бы под силу согнуть так конечности Грэнби. Его позвоночник походил на разбитую посуду, накрытую носовым платком.

Когда глаза Фрэнка привыкли к мраку, он обратил внимание на фигуры, подвешенные на проволоке к стенной рейке. Их было десятка два как минимум. Сперва он принял их за пальто, но потом понял – хотя правильно опознал как минимум два, – что их владельцы все еще находятся внутри. Другие подвешенные люди были голыми и высохли до состояния скелетов. К счастью, других деталей Фрэнк не разглядел.

Снизу из огромного дома стали доноситься первые признаки жизни. Малкольм закрыл дверь ванной и включил над раковиной единственный рабочий кран.

На третьем этаже, судя по всему, было две пустующих комнаты, и, поскольку Фрэнка тошнило от одного вида Лилиан, скоро их будет три.

Фрэнк бросил последний взгляд на изломанную фигуру Грэнби, и заметил, что зубов у него тоже нет. Он решил, что этот город такой странный, раз позволяет своим старым богам оставлять себе на память столь необычные подарки.

Но теперь ему надо быстро заполнить пустующие комнаты третьего этажа. 125 фунтов в неделю казались вполне разумной платой. По крайней мере для начала.

Всегда в наших сердцах

«Я мог резко повернуть на мокрой дороге, не выполнить вовремя аварийную остановку, когда под колеса выбежал бы ребенок… Потерять концентрацию и рвануть на встречный свет фар, подъехать слишком близко к движущемуся впереди автомобилю, заснуть ночью за рулем, переехать какого-нибудь незамеченного в зеркале карапуза, сдавая назад, или просто врезаться в другую машину…»

Рэй Ларч часто удивлялся огромному диапазону потенциальных происшествий, подстерегающих автолюбителей. Такие мысли, в основном, приходили ему в голову в те редкие часы, когда он не сидел за рулем такси. Являясь лишь каплей в море водителей, Рэй понимал, что, стоило ему повернуть ключ зажигания, он рисковал в любую минуту попасть в аварию, как и все, находящиеся в салоне. Это была лотерея, и в ней участвовали как водители, так и пассажиры.

Он догадывался, что исход аварии напрямую зависит от реакции. В критическом положении, чтобы адекватно ответить на ситуацию, он должен был среагировать за долю секунды. Подобная скорость требовала координации с действиями всех участников движения, даже пешеходов. Учитывая последствия неправильного выбора любой из сторон, времени на то, чтобы сделать решающий выбор – остановиться, ускориться, свернуть в сторону или выпрыгнуть, – было ничтожно мало.

Когда Рэй думал о смертях, физических муках и людских страданиях при длительной реабилитации, вечном горе или инвалидности, которые он мог причинить кому-либо аварией, то часто задавался вопросом, почему ему вообще позволили сесть за руль. Да и не только ему, но вообще всем людям.

У него по-прежнему бывали опасные ситуации. Они часто случались. Он водил прокатный автомобиль семь дней в неделю. Ни разу не спал больше пяти часов. Поднимался с кровати, плохо соображая и сонно моргая, в три часа ночи, ехал в аэропорт или на выходных забирал после закрытия клубов пьяных девиц в коротких юбочках. Стоило только засмотреться на них – и вот уже причина аварии. Поскольку, украдкой бросая взгляд в зеркало заднего вида, он не всегда следил за идущим сзади транспортом. В стремлении заглянуть под юбку можно было легко сбить подвыпившего пешехода, до конца жизни лишив его способности к самостоятельному передвижению.

Чем больше Рэй думал о потенциальных авариях, тем больше задавался вопросом, почему другие машины бьются не так уж и часто. Или почему вся дорожная сеть не превращается в одну сплошную череду катастроф. Как такое было возможно со столь ненадежными, легко отвлекающимися существами за рулем? Может, водители должны проходить такую же аттестацию, как машинисты поездов или пилоты самолетов? Или все сводилось к вопросу масштаба?

Мы садимся за руль, потому что забываем, – решил он. Забываем о боли, забываем о страхе, о бросающих то в жар, то в холод предаварийных ситуациях, забываем о последствиях. Мы забываем о нашей уязвимости. Уязвимости наших тел. Забываем о заполненных мозговым веществом головах, болтающихся на тонком спинном хребте – самом слабом звене во всем животном мире. И забываем о своей зависимости от тех крошечных ниточек нервной ткани, которые при разрыве лишают ноги всякой чувствительности и обрекают нас на знакомство со свистящим аппаратом, который будет стоять на часах возле больничных коек, застеленных белыми простынями.

Мы забываем о фотографии автомобиля, раздавленного грузовиком возле обочины, и почерневшего силуэта водителя, сгоревшего за рулем в аварии на шоссе. Забываем о газетном снимке обломков машины, в которой погибли четверо подростков. Отворачиваемся от грязных, увядающих цветов, привязанных к железным перилам на повороте, перед которым приходится сбавлять скорость (если вы знаете эту дорогу). Со временем даже начинаем забывать, как чувствовали себя на похоронах ребенка.

Все наше существование зависит от способности забывать ужас. Может, повторяющиеся аварии являются прямым результатом того, что мы не помним ужасов прошлых нарушений.

Вот наглядный пример. Рэй уже начал забывать свой самый худший случай, когда два года назад сбил велосипедиста на Роки-лейн. Он тогда не остановился. Из-за громко включенного радио услышал лишь глухой удар в пассажирскую дверь. А потом что-то