Запертая комната - Говард Лавкрафт

Тем не менее в ряде комментариев по поводу указанных событий неоднократно отмечалось, что на месте гибели мистера Уилли все же были обнаружены какие-то странные следы, которые словно возникали из воды и затем также уходили в воду. Иными словами, получалось, что если в произошедших в Данвиче трагедиях действительно было замешано некое дикое животное, то обитало оно в водной среде и, совершив свои зверства, в нее же возвращалось. Несмотря на поздний час, Эбнер отложил номера газет с заинтересовавшими его публикациями, а остальные сгреб в кучу и отнес к реке, чтобы сложить из них костер и сжечь. Погода была безветренная, а потому он посчитал возможным не следить за огнем, тем более, что он разжег его на месте прежнего костра, где от окружающей травы уже почти ничего не осталось. Уже собравшись было вернуться в дом, он неожиданно расслышал на фоне заливистых трелей лягушачьего кваканья и пения козодоев, достигших к тому моменту поистине одуряющей громкости, странный резкий звук, словно где-то ломали и буквально раздирали древесину, Он сразу же подумал об окне в запертой комнате и убыстрил шаг.

В очень слабых, подрагивающих отблесках костра Эбнеру показалось, что оконный проем словно бы увеличился в размерах по сравнению с теми, что были прежде, Не могло ли так получиться, что та часть дома, в которой находилась мельница, стала самопроизвольно отделяться от основного строения? В следующее мгновение он краем глаза заметил какую-то странную бесформенную тень, которая двигалась непосредственно за колесом, а потом расслышал и характерный плеск воды, обычно сопровождающий мощные гребки плывущего в ней существа.

Эбнер был склонен объяснить появление тени игрой отблесков света, падавшего от горевшего в отдалении костра, а плеск в воде мог быть вызван косяком рыбы, либо какой-то одиночной, но очень крупной рыбиной. Тем не менее он решил, что будет не грех лишний раз заглянуть в комнату тети Сари. Пройдя на кухню, он взял лампу и стал подниматься по лестнице. Затем повернул ключ в замке, настежь распахнул дверь и едва не, задохнулся от ударившей ему в нос волны густого мускусного запаха. Казалось, в запертой комнате смешались воедино запахи Мискатоника, окружавших его болот, вонь того слизистого налета, который оставался на камнях и затонувших обломках дерева, обнажившихся после спада воды в реке, и плюс к тому омерзительное, едкое зловоние норы какого-то дикого зверя.

Несколько мгновений Эбнер стоял, чуть покачиваясь в дверях комнаты. Ему было ясно, что в комнату запах мог проникнуть только через открытое окно. Подняв лампу над головой так, чтобы свет ее падал на стену непосредственно над колесом, он даже со своего места заметил, что ни от стекол, ни от самой оконной рамы не осталось и следа. При этом он ни секунды не сомневался в том, что повреждения были причинены не снаружи, а изнутри! Эбнер бросился назад, с силой захлопнул дверь в комнату, запер ее на ключ и чуть ли не кубарем скатился с лестницы, обуреваемый шквалом смутных догадок.

V

Спустившись вниз, он попытался взять себя в руки. В сущности, все, что он сейчас увидел, было всего лишь очередной деталью, новым фрагментом той продолжавшей накапливаться, но бессистемной информации, о которую он начал спотыкаться буквально с первого дня своего пребывания в старом доме деда. И все же в нем с каждой минутой все более крепла убежденность в том, что какими бы бессвязными ни казались ему все эти события, определенная логика в них все же присутствовала, и надо было лишь отыскать между ними какой-то связующий элемент, центральное звено, которое позволило бы выявить всю последовательность явлений и вещей и связать их воедино.

Он действительно пребывал в состоянии сильного волнения, ибо испытывал смутное, граничившее с убежденностью подозрение относительно того, что все это время располагал всеми необходимыми исходными данными, и лишь его строгое научное образование не позволяло сделать на их основе даже первоначальные выводы. Ведь даже собственное чутье безошибочно указывало ему на то, что в той комнате побывало некое загадочное, причем определенно дикое существо. В самом деле, разве можно было допустить, что вся эта омерзительная вонь проникла снаружи исключительно в комнату тети Сари, но по странной причине миновала кухню или его собственную спальню? Эбнер всегда считал, что обладает достаточно развитым рациональным мышлением, а потому снова извлек из кармана последнее письмо Лютера Уотелея и вновь перечитал его. В конце концов, ведь именно это и имел в виду его дед, когда писал, что внук дальше всех нас выбился в люди и получил хорошее образование, которое позволит взглянуть на все здешние вещи и события непредвзятым взглядом, не подверженным ни одержимому влиянию предрассудков невежества, ни коварству предрассудков науки .

Из состояния задумчивой растерянности его вывел резкий телефонный звонок. Сунув письмо в карман, он быстро подошел к стене и снял трубку. До него донесся голос какого-то мужчины, почти заглушаемый нестройным хором других вопрошающих голосов — словно все эти люди, подобно Эбнеру, разом сорвали со стен трубки своих аппаратов, чтобы узнать о какой-то очередной жуткой трагедии. Несмотря на то, что было совершенно невозможно разобрать, кто что говорит и что спрашивает, один из голосов вскоре все же стал отчетливее остальных.

— Это Люк Лэнг! — воскликнул кто-то.

— Быстро собирайте людей и бегите ко мне! — хриплым голосом вопил в трубку неведомый Люк.

— Оно прямо у меня под дверью, что-то вынюхивает. Уже пробовало открыть дверь, все окна ощупало.

— Люк, да что это такое? — пронзительно спросила какая-то женщина.

— О Боже, это какая-то совершенно неземная тварь. Все время прыгает туда-сюда, как будто слишком тяжела, чтобы передвигаться нормально. На медузу похожа. О Боже, скорее же, скорее, пока еще не поздно. Оно уже загрызло мою собаку...

— Повесь трубку, чтобы мы могли вызвать помощь, — веско проговорил теперь уже мужской голос.

Но Люк, похоже, уже был не в состоянии что-то соображать.

— Оно ломится в дверь!

— Люк! Люк! Отойди от телефона!

— А теперь снова хочет через окно забраться! — Голос Люка Лэнга буквально заходился в пароксизме ужаса.

— Вот, уже стекло высадило. Боже! Боже! Его морда..!

Голос Люка замер в отдалении, превратившись в какой-то хрип или скрежет. Послышался звон разбиваемого стекла, треск ломаемого дерева, потом на конце провода Люка воцарилась тишина, но продолжалась она совсем недолго, поскольку почти сразу же снова зазвучали искаженные диким возбуждением и страхом голоса.

— На помощь!